„А где заседает?“
„В Таврическом дворце. Шляпников может быть сейчас там. Приходил ко мне и ушел“»[79]. Ушел он вместе с Н. Сухановым.
Молотов с Залуцким отправились вслед за ними.
Таврический дворец. 1900-е. [Из открытых источников]
Суханов, вместе с которым Шляпников ушел от Горького, описал свои впечатления от их путешествия по городу, охваченному революцией. Таким же маршрутом затем шли и Молотов с Залуцким, так что, благодаря Суханову, у нас есть возможность посмотреть на те же виды Петрограда, которые наблюдал Молотов в эти судьбоносные для страны часы: «Троицкий мост был свободен, но довольно пустынен. Толпа, густо усеявшая площадь и сквер перед мостом, побаивалась того оживления, той деятельности, которую проявляла Петропавловская крепость и возившиеся на ее стене около пушек солдаты… Нам встречались автомобили, легковые и грузовики, в которых сидели и стояли солдаты, рабочие, студенты, барышни с санитарными повязками и без них… У Фонтанки мы свернули к Шпалерной и Сергиевской. Слышались довольно частые ружейные выстрелы, иногда совсем рядом. Кто, куда и зачем стрелял, никто не знал. Но настроение встречавшихся рабочих, обывательских, солдатских групп, вооруженных и безоружных, стоявших и двигавшихся в разных направлениях, от этого повышалось чрезвычайно… Уже в сумерках мы вышли на Литейный… Налево горел Окружной суд. У Сергиевской стояли пушки, обращенные дулом в неопределенные стороны… Тут же виднелось какое-то подобие баррикады… На Шпалерной, где начинаются постройки Таврического дворца, оживление было значительно больше. Смешанная толпа, разделяясь на группы, толкалась на мостовой, тротуарах, далеко, однако, не запружая их. Митингов и ораторов не было видно. Ближе к входу стоял ряд автомобилей разных типов. В них усаживались вооруженные люди, грузились какие-то припасы. На иных было по пулемету… Та же картина наблюдалась и за заповедными воротами Государственной думы, на всей площади сквера, до самого входа в Таврический дворец… Мы направились внутрь дворца, через главный вход, куда ломилась густая толпа и самая разнообразная публика. У дверей стоял и распоряжался цербер-доброволец, в котором я узнал одного левого журналиста», который решал, кого пропустить «сквозь плотную заставу солдат»[80]. Суханова он пропустил как представителя социалистической печати. Шляпникова, а затем и Молотова с Залуцким тоже нельзя было не пустить – ведь они представлялись членами ЦК большевиков.
Они вошли туда, где сейчас творилась история, и пришли вовремя. В помещении бюджетного комитета Государственной думы начиналось организационное собрание Совета. Его вели Чхеидзе и Скобелев – известные депутаты-меньшевики. Из более чем 200 собравшихся людей только 40–45 человек представляли рабочие коллективы предприятий[81].
Обсуждали самые острые вопросы: как наладить продовольственное снабжение и оборону столицы от контрреволюции. В зале сидели представители солдат, которых Керенский уже переподчинил думскому комитету. После их выступлений Молотов предложил включить солдат в состав рабочего Совета. Керенский вспоминал: «С появлением большевиков сама сущность Совета как-то неожиданно изменилась. По предложению Молотова было решено, несмотря на протесты меньшевиков и некоторых социалистов-революционеров, обратиться ко всем частям Петроградского гарнизона с предложением направить в Совет своих депутатов. В результате возникла организация рабочих, в которой из трех тысяч членов две трети составляли солдаты, и лишь одну тысячу – рабочие»[82].
Решение это вполне назрело – опереться на солдат мечтало большинство собравшихся, и создание объединенного Совета рабочих и солдатских депутатов выглядело надежным средством для овладения войсками. Впрочем, в Москве рабочий и солдатский Советы существовали независимо, так что предложение Молотова было важным, но не судьбоносным. А другая его инициатива – запрет всей нереволюционной прессы[83] – поддержки не получила. Тогда она показалась слишком радикальной.
Избранный на собрании Временный исполком Петроградского Совета возглавили Чхеидзе как председатель и Керенский и Скобелев как его заместители (товарищи). В Исполком попал и Шляпников, причем договорились, что этот орган будет пополнен представителями социалистических партий – еще по трое от каждой. По квоте большевиков в Исполком 28 февраля вошел и Молотов.
Полноценный Петроградский Совет (Петросовет) был избран 28 февраля. В городе возник новый орган власти, тесно связанный с предприятиями, восставшими частями, революционными партиями и организациями рабочих. Сила его заключалась в том, что он опирался на низовую самоорганизацию трудящихся масс и солдат гарнизона. Повсеместно возникали ячейки активистов, готовых выполнять распоряжения Совета, а также районные Советы. Теперь речь шла не о бунте и не о политическом перевороте, а о революции. Она рождала свою организацию, центрами которой были Советы.
Как член исполкома от большевиков, Молотов продолжал выступать крайне радикально, клеймить ВКГД как контрреволюционеров. В помещении Таврического он организовал большевистский секретариат, усадив за стол Е. Стасову и Ф. Драбкину. Обе были влиятельными членами партии, хорошо знали Ленина по эмиграции, но теперь оказались в подчинении у юного Молотова. Рабочие, солдаты и представители средних слоев столицы, разбуженные к политической жизни, останавливались у большевистского стола и живо интересовались у двух дам, чем большевики отличаются от меньшевиков и чего хотят.
Молотов принял участие в выпуске первого номера «Известий» Петроградского Совета. Его интерес заключался в том, чтобы включить туда большевистский Манифест, в чем он преуспел. «Утром, часов в пять-шесть, я опять ехал в Таврический дворец и направо-налево разбрасывал из машины „Известия“ с нашим манифестом – вот таким образом»[84], – с гордостью вспоминал Вячеслав Михайлович.
Хабалов капитулировал 28 февраля, «Государственная дума стала символом победы и объектом общего паломничества»[85], – вспоминал член ВКГД кадет П. Милюков. Лидеры ВКГД выступали перед революционными частями, призывая их к дисциплине и подчинению офицерам. Войска к 1 марта привели в порядок, но, как выяснилось, воинские части, присягая Думе, реально подчинялись Совету, где заседали их делегаты. Опираясь на организованные революционные силы, он фактически взял власть в столице в свои руки. Молотов, вчерашний подпольщик, теперь состоял в руководстве революционной столицы. Состоял, заметим, в критический момент, когда судьба революции далеко не была решена.
Готовилась карательная экспедиция на Петроград. Но революция распространялась по стране, Николай II потерял поддержку генералитета и 2 марта отрекся от престола[86].
Веча Скрябин был спасен от опасности погибнуть на баррикадах Петрограда или на виселице царских карателей. Но он исчез, и миру явился Вячеслав Молотов – один из лидеров революции, ее Совета.
2. Слишком левый
Монархия пала 2 марта, и сразу обнаружились два центра власти – думские лидеры, формировавшие правительство, и Петросовет. В первые мартовские дни обсуждение «вопроса о власти» в Совете выявило три точки зрения. Н. Чхеидзе и М. Скобелев доказывали, что входить в правительство и брать на себя ответственность за непопулярные меры, включая продолжение войны, нельзя. К. Гвоздев и правые меньшевики считали это возможным, чтобы отстаивать интересы трудящихся. На их фоне позиция Шляпникова и Молотова, которую поддержали межрайонец К. Юренев и эсер В. Александрович, выглядела экстремистской. Они настаивали на свержении думского Временного правительства и создании революционного на основе партий, входящих в Совет. Их предложение исполком отверг тринадцатью голосами против восьми.
Руководство Совета понимало, что управлять всей страной он не в состоянии, однако стремилось придать ему роль верховного контрольного органа. Чтобы контролировать ситуацию в Петрограде, ВКГД должен был договориться с Советом. В ночь с 1 на 2 марта их представители сошлись для того, чтобы согласовать позиции (благо, сидели они в соседних комнатах). Непримиримых Шляпникова и Молотова на переговоры, разумеется, не взяли, зато активную роль в них сыграл левый меньшевик Суханов. Он сумел согласовать формулировки, приемлемые для большинства Совета.
В итоге к утру 2 марта было решено, что правительство провозгласит в своей декларации амнистию по политическим и религиозным делам, широкие гражданские свободы, отмену сословных, национальных и религиозных ограничений, замену полиции народной милицией с выборным начальством, подчиненным органам местного самоуправления. Остальные вопросы решит Учредительное собрание, избранное, как и органы местного самоуправления, на основе всеобщего, равного и тайного голосования. Важной частью соглашения стало обещание не разоружать и не выводить из Петрограда революционные части гарнизона, распространение на солдат гражданских прав при сохранении строгой дисциплины на службе[87].
В тот же день Временное правительство приняло решение: «…вся полнота власти, принадлежащая монарху, должна считаться переданной не Государственной думе, а Временному правительству…»[88] Лукавство этой формулировки заключалось в том, что после 1905 года монарх всей полнотой власти в России не обладал, и Временное правительство присвоило себе даже больше полномочий, чем было у государя императора. Так что Молотов в своем недоверии к либералам был прав, за рассуждениями о свободе они скрывали вполне авторитарные намерения.