Так что дело тут не в напыщенных словах об офицерской чести, значение которой порой просто перевирают. Известны случаи, когда офицер, совершавший какой-то мерзкий проступок, становился объектом шантажа. И под его влиянием совершал уже не просто проступок, а измену, предательство – лишь бы люди не узнали о «пятне» на его офицерской чести. К тому же только «бусидо» самураев предполагала борьбу с противником до последнего и самоубийство при угрозе плена. Как французский офицер, исчерпав практически все возможности борьбы и предвидя неминуемое поражение, я могу позволить себе сдачу в плен без угрозы опорочить честь.
Но вот мысли о семье и о том, что я должен их защитить… Это не Испания, не чужая страна, из которой было куда бежать. Франция стала моим домом. Я давал присягу, я обязался ее защищать, но дело тут опять-таки не в красивых словах. Просто когда у тебя есть дом, мужчина обязан оберегать его и домочадцев. А родная страна – это тот же дом, только больших размеров. И он объединяет не только твоих родных, но и ближних того же Андре (бретонца), Анри (погибшего гасконца), Жака и Густава (уцелевших пехотинцев) и много кого еще. И сражаясь здесь и сейчас, прилагаю усилия к тому, чтобы не пропустить немцев на этом участке фронта, я помогаю тем ребятам, кто защищает Пуатье. Вот как-то так.
И моя борьба во Франции отличается от той, в которой я разочаровался в Испании. Там сражались за идею, за мечту, за новое правительство и новую жизнь. Еще там мстили. А здесь, воюя за страну, я воюю за ее людей и за землю, на которой они живут. Ведь страна – это же не правительство с той или иной государственной формой, не чиновничий и административный аппараты, нет. Страна – это земля и люди, на ней живущие. Люди, которых объединяет один язык, одна вера, одна история и культура. Защищая страну, я автоматически защищаю свою семью – ведь она ее часть.
…Только одними мыслями немцев не остановить, да еще и на голодный желудок. За ночь мы прошли порядка 30 километров, могли бы и больше, идя по дороге. Но там и опаснее. Так вот, мы не вышли к своим. И канонада гремела не ближе, а все дальше… Похоже, немцы прорвали целый участок фронта и бросили в прорыв моторизованные соединения. Они-то сумеют развить наступление.
Эта мысль вселяет черную тоску. К своим не выйти. А двумя винтовками, в каждой из которых осталось по неполной обойме… Нам только застрелиться патронов хватит, если все-таки захотим уподобиться самураям.
Уже в предрассветных сумерках мы набрели на сожженное поместье. Всего два двора, уютный, практически не пострадавший фруктовый сад, укрытый крепкой, но не очень высокой каменной оградой, сгоревшие постройки… Мы так и не нашли никакой еды, а зеленые яблоки, что легко могли расслабить голодные желудки, я есть запретил. Иначе мы даже застрелиться нормально не сможем, попадем в плен без штанов на корточках! Вот немцы будут смеяться! Еще и в газете статейку напишут, с них станется.
На дневку здесь останавливаться не стали, слишком место приметное. Да и неуютное. Решили пройти к виднеющимся в километре посадкам.
…На войне случаются события, которые не поймешь чем считать: удачей или проклятием. Но то, что, пройдя буквально сто метров, мы наткнулись на разбитую позицию зенитчиков, стоило все же посчитать удачей. Хотя бы после того, как в полузаваленной землянке мы нашли-таки банку тушенки. У ребят натурально загорелись глаза. Открывал ее я, так как только у меня был трофейный штык-нож. Быстро есть запретил. Банку передавали по кругу, каждый брал немного мяса и медленно, тщательно пережевывал пищу. Кто не знает, так можно неплохо насытиться даже малым количеством еды.
После завтрака уставшие бойцы практически сразу заклевали носами. А мое внимание привлекла стоящая в капонире пушка. Замаскированная, и сеть практически не пострадала.
В этот момент мое сердце забухало так, будто пыталось выпрыгнуть. Еще боясь поверить в такую удачу, но интуитивно понимая, что действительно повезет, я спустился в капонир. И то, что я увидел, оправдало мои самые смелые ожидания.
Автоматическое зенитное орудие Bofors L60! Это не могло быть правдой, но пушка стояла прямо передо мной! И после внешнего осмотра я убедился в том, что орудие исправно.
Что же я испытал… Смесь восторга, решимости, обреченности, злой радости.
Эти орудия закупались в Швеции, но их количества было совершенно недостаточно для эффективной противовоздушной обороны. И встретить его здесь, неразбитым, с сохранившимся рефлекторным прицелом, было просто невероятной удачей. Похоже, что расчет зенитки «обделался» при виде немецкой техники, двигающейся по шоссе, да к тому же попал под воздушный налет. Иначе не объяснишь то, что пушку оставили нетронутой, фактически просто бросив.
…В артиллерийской школе была своя спецификация. Мы получали общий курс знаний обо всех видах артиллерии, но в дальнейшем подробно изучали свое направление. Мне как-то по душе пришлась противотанковая артиллерия, довеском изучалась дивизионная и минометы. Многие же предпочитали воевать в гаубичной – там с врагом грудь в грудь не сходятся.
Зенитчики были отдельной кастой. И все-таки один раз за всю учебу мы пробовали стрелять именно из этой зенитки. Механизм наведения и прицеливания у нее очень сложен, для ведения огня по воздушным целям требуются два хорошо обученных зенитчика. Но я тешу себя надеждой на то, что для стрельбы по бронетехнике противника знаний мне хватит; по крайней мере, наводить орудие придется только в горизонтальной плоскости.
Еще одной проблемой является малый низкий угол вертикальной наводки, всего пять градусов. Внимательно осмотревшись и попробовав навести орудие, я понял, что с данной позиции огонь по шоссе вести не смогу. Пришлось наорать на бойцов, чтобы встрепенулись, перевести практически 2,5-тонное орудие в походное положение и тягать его вручную к саду у разбитого поместья. Хорошо хоть, что смогли закатить туда пушку. Зато позиция после маскировки получилась идеальная: с дороги нас не заметишь, а я могу держать под огнем два километра шоссе. Расстояние от планируемых целей – 600 метров.
Правда, снаряды в наличии только осколочно-фугасные, и ящиков всего ничего, все-таки зенитчики в кого-то стреляли. Но пока мы таскали их вручную, прокляли все на свете и малым их количество уже не казалось.
Я заставил парней удобно разобрать снаряды и перевести первые выстрелы на фугас. Бронепробиваемость у этого типа снарядов и так очень слабая, но, поставив их на фугас, мы хоть немного увеличим наши шансы поразить легкую бронетехнику. О средней и тяжелой речи уже не идет.
Когда приготовления наконец-то закончились, я дал ребятам отбой, оставив за собой дежурить первую смену. Все равно хотелось еще попрактиковаться в наводке и прицеливании. Но как же спокойно и легко на душе! Так бывает всегда, когда определяешься между удобным и правильным, но выбираешь правильное. И всегда бы так, только почему-то удобное нас порабощает чаще…
Вот только-только определял для себя прицельную метку, как очнулся от шума мотора. Я даже не понял, как уснул. Время, навскидку, около одиннадцати часов. На дороге стоят два немецких мотоцикла с экипажами, и командир разведки внимательно исследует в бинокль поместье. И хотя я сам убедился в том, что замаскировались мы очень удачно, шанс, что немец со своей цейсовской оптикой нас заметит, имеется.
Или почувствует. На войне так бывает, и, кстати, очень часто, что противники чувствуют друг друга. Бывало, солдаты угадывали засаду именно по ощущениям чьего-то недоброго взгляда.
Господи, защити, укрой…
– Тихо! Не шевелиться!
Мои бойцы проснулись от звука работающих мотоциклов и по первости стали двигаться. Вот только этого не хватало! Если заметят, нам крышка!
Но не заметили. Оторвав наконец бинокль от лица, фриц равнодушно отвернулся и что-то скомандовал своим. Мотоциклы поехали не назад, а вперед. Это означает одно. Разведка прошляпила нас, и скоро здесь появятся основные силы немецкого подразделения.
Если это будут танки, нам придется сидеть очень тихо, как мышам в норках. Если нет… то, собственно, ради этого мы и тащили сюда зенитку.
Колонну техники мы услышали минут за десять. Так что время провести последние приготовления у нас имелось.
Навскидку по шоссе двигается моторизованная рота. Чуть впереди всех бронеавтомобиль «Хорьх» с автоматической 20-мм пушкой. Метрах в 150 от броневика идет основная колонна: два бронетранспортера «ганомаг», за ними три грузовых «Опеля», за ними еще бронетранспортер, три грузовика, бронетранспортер, три грузовика и еще один «ганомаг». Замыкает колонну второй бронеавтомобиль, тот же «Хорьх», но с пулеметным вооружением. Держится он примерно на таком же расстоянии, что и «старший» собрат. Между основными силами и броневиками курсируют по одной мотоциклетной коляске.
Второй по ходу движения «ганомаг» вооружен не пулеметом, а 37-мм пушкой, последний имеет в кабине миномет. Ну что, группа довольно сильная, более 200 человек. Не то подразделение, что совершает прорыв, но именно такие мобильные группы его развивают.
Атаковать или нет? Четыре против двухсот, и на лицах своих ребят я вижу рассеянность, граничащую со страхом. Расклад сил явно не в нашу пользу.
Вот только у всей бронетехники в этой колонне бортовая броня не более 8 мм. Ее пробивает бронебойная пуля из винтовки, и есть хороший шанс, что 40-мм осколочно-фугасный снаряд зенитки его тоже пробьет.
Пока я все взвешиваю, в груди разливается горячая волна гнева, смешанного с восторгом. Это хороший знак, предвещающий сложную, но успешную схватку. Я все же склонен довериться инстинктам, тем более второго подобного шанса может и не быть… Решено! Атакуем!
Первым ловлю в прицел головного «Хорьха». Эта машина наиболее опасна нам своей скорострельностью. От пулеметов нас худо-бедно прикроет каменная ограда, но снаряды 20-мм пушки ее легко разобьют. Заодно поупражняемся в наводке.
Последнее, что фиксирует сознание перед боем, – это запах прелой от солнца травы…