Появление новой политической силы, какой является Компартия РСФСР, спутало все карты деятелям перестроя. Перемена строя по-тихому уже не проходит. Но начались новые лобовые атаки на Коммунистическую партию со стороны антисоциалистических сил, которые объединяются уже по всей стране. Спешно разрабатываются политика и идеология контрреволюции, создаются программы политического переворота в стране. Одной из них является «Программа действий-90». И это не просто декларация группы лиц, как пытались представить ее перепуганные «демократы». Идеи, которые составляют ее основу, запущены в оборот такими лидерами межрегиональной депутатской группы, как Г. Попов, Б. Ельцин и др. Главное и основное, в чем все они сходятся, — это антисоветизм и беспощадная борьба за власть над страной, над ее народами. В этих целях Г. Попов выдвинул следующие программные требования: «Главное в перестройке в экономическом плане — это дележ государственной собственности между новыми владельцами. В проблеме этого дележа — суть перестройки, ее корень... Суть перестройки в политике — полная ликвидация Советов... Другими словами, десоветизация» {23}. Это антиконституционный развал всего государства, при котором, по замыслу Г. Попова, «...формируется на месте СССР три, четыре, а то и пять десятков независимых государств» {24}. И это тоже называется перестройкой.
Итак, политический курс под названием «перестройка» оказался полностью несостоятельным. Итог один — разрушение. «Перестройка, — признался Н. И. Рыжков в своем последнем официальном выступлении, — сломала многие устоявшиеся структуры — как государственные, так и партийные. Взамен же пока ничего действенного и эффективного не создано». Верное, но горькое признание.
В свое время в книге «Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира» М. Горбачев в разделе «У нас нет «готовых рецептов»» писал: «Меня радует, что и в партии, и в обществе в целом формируется понимание: мы начали беспрецедентное дело — политического, экономического, социального, идеологического порядка. Но если мы хотим воплотить все задуманное в жизнь, то мы должны вести и беспрецедентную политическую, экономическую, социальную, идеологическую работу — и во внутренних, и во внешней сферах. На нас прежде всего лежит и беспрецедентная ответственность».
Вот и думается, что беспрецедентные дела страна уже получила. Всем ясно, что и методы их осуществления были беспрецедентными. Но не наступила ли пора и беспрецедентной ответственности? Действие разрушительных сил страшно. Убивают людей, льется кровь. Так дальше продолжаться не может. Надо искать выход. Множатся попытки спастись в одиночку, обособившись от общества. Не только отдельные люди, но и целые коллективы, регионы, народы ищут спасения от действия разрушительных сил в отделении от других. Объявляются суверенитеты. Страна втягивается в полосу опасных межнациональных и социальных конфликтов.
Совершенно очевидно, что, для того чтобы расчистить путь для осуществления своих замыслов, разрушительным силам серьезная наука не понадобилась, здесь обошлись «здравым смыслом» и «методом проб и ошибок». Как говорится, ломать не строить, можно обойтись и без знаний, опыта, навыков. Но для созидания нужна наука, необходимо знание объективных законов развития и человека, и общества, и природы, требуется умение действовать, сообразуясь с этими законами. Жизнь заставляет срочно искать и найти выход из состояния хаоса и разрушения, из глубочайшего кризиса, в котором оказалась страна. Для этого необходимо прежде всего осознание того, что надежды спастись в одиночку тщетны, попытки «уйти в себя» лишь ускоряют процесс разрушения. Действительное спасение от национальной катастрофы — в единстве всех созидательных сил народа. Сейчас, когда он начинает подниматься на сознательную борьбу за настоящее и будущее своего Отечества, ему нужен верный политический курс.
Понятно, что, встав на почву лишь поиска виноватых, правильный курс развития страны выработать невозможно. Задача стоит другая — необходимо серьезно исследовать объективные причины нынешнего тяжелейшего положения в обществе и раскрыть прежде всего объективные основы выхода из кризиса. Хотя, конечно, нельзя игнорировать и субъективные факторы и моменты. Поэтому надо основательно разобраться в диалектических отношениях субъективного и объективного, учесть допущенные ошибки, раскрыть глубинные тенденции прогрессивного социалистического развития и тем самым заложить прочную научную основу выработки нового политического курса. Для его реализации надо также сформировать конкретные практические рекомендации и предложения.
Глава 2 ПОЧЕМУ ТАК ПРОИЗОШЛО? ЧТО ГОВОРИТ ТЕОРИЯ
1. СУБЪЕКТИВИЗМ И ОБЪЕКТИВНЫЕ ЗАКОНЫ
Источником многих бед и ошибок, допущенных в период перестройки, является субъективизм в теории, постоянно переходящий в субъективизм на практике, и наоборот. В чем же проявился субъективизм в перестроечные годы?
Прежде всего в оценках причин кризиса и событий прошлого. Почти с самого начала перестройки руководители возложили вину за сложившуюся ситуацию на своих предшественников — на ошибки прежнего руководства. Так, на январском (1987 г.) Пленуме ЦК КПСС говорилось: «Главная причина — и об этом Политбюро считает необходимым с полной ответственностью сказать на Пленуме — состояла в том, что ЦК КПСС, руководство страны прежде всего в силу субъективных причин не смогли своевременно и в полном объеме оценить необходимость перемен, опасность нарастания кризисных явлений в обществе» {25}. Причиной «несвоевременных оценок», «непоследовательных проведений», «опозданий», «игнорирований» были объявлены действия отдельных руководителей, например «субъективистские методы в деятельности руководства, возглавляемого Н. С. Хрущевым» {26}, а ответственность за период застоя была возложена на Л. И. Брежнева.
Чаще всего источник кризиса усматривают в авторитарной, команднобюрократической системе, которая «деформировала социалистическую идею», привела к «отчуждению человека от собственности и власти», т. е. причина переносится с базиса (экономики) на надстройку, связывается лишь с субъективным фактором (ошибками руководства и т. п.). Обычно утверждается, что застой не имел отношения к законам ни собственно социалистического, ни товарного производства; он якобы возник только как следствие неверных решений, слабости политической воли, неглубокого понимания потребностей и перспектив развития общества, а в конечном счете как результат неумения (или нежелания) полнее раскрыть и использовать возможности социалистического прогресса. Склонность видеть главные причины современных проблем в экономической и социальной сферах только в ошибках людей (главным образом руководителей), в их неумении правильно оценить те или иные явления и вовремя принять решение — это чистейший субъективизм. Субъективист, признав нечто желательным или нежелательным, все внимание обращает на условия осуществления желательного или устранения нежелательного. Им не допускается даже мысль об объективном характере процесса развития общества, и потому ему не остается ничего другого, как говорить только о разных уклонениях от «желательного», о «дефектах», случившихся в истории вследствие того, что люди были не умны, не умели хорошенько понять то, что требуется, не умели найти условия осуществления разумных порядков. «Ясное дело, — писал В. И. Ленин, — что основная идея К. Маркса о естественно-историческом процессе развития общества в корне подрывает эту ребячью мораль, претендующую на наименование социологии» {27}.
Субъективизм на практике, в оценках истинных причин кризиса во многом обусловлен сложившейся ситуацией в советском обществоведении. В работах многих теоретиков эпохи застоя и перестроечной поры объективным процессам и законам развития общества была противопоставлена субъективная, сознательная деятельность, и тем самым свойственное марксизму-ленинизму материалистическое понимание истории как естественноисторического процесса было искажено деятельностным, субъективным подходом. При этом социальный мир был искусственно разделен на мир объективный, состоящий из «немых», безличностных производительных сил и производственных отношений, и мир субъективный — область человеческой сознательной деятельности и ее носителей — людей.
Жизнь общества, сказано в одной из недавно вышедших работ, складывается из двух взаимодополняющих начал: объективного и субъективного, естественноисторического процесса (ход обстоятельств) и деятельности {28}. Получается, что деятельность якобы субъективный момент практики, а естественноисторический процесс — ее объективный момент. Вся многогранная жизнь общества изображается как некий объектно-субъектный мир, в котором активная сторона представлена человеческой деятельностью, живыми людьми, которые только то и делают что постоянно вмешиваются в объективный ход исторических событий.
Такого рода представления в духе неокантианства в свое время подверг критике В. И. Ленин. Их носителем в России был, в частности, Н. К. Михайловский, предложивший субъективный метод в обществознании. В. И. Ленин выступил прежде всего против тезиса о том, что люди, их деятельность образуют особую область общественных явлений, противостоящую области явлений естественноисторических, и поэтому якобы для исследования первой области требуется особый, субъективный метод. Этот метод исходит из того, что объективное движение исторических событий происходит вне деятельности живых личностей.
В. И. Ленин как материалист исходил из того, что общественные отношения и исторические условия, ход вещей и событий как раз и слагаются из деятельности людей, а не есть особый поток, движущийся помимо их действий и отношений. «История вся и состоит, — писал он, — из действий личностей, и задача общественной науки состоит в том, чтобы объяснить эти действия», — так что указание на «право вмешательства в ход событий» «...сводится к пустой тавтологии» {29}.
Не было оставлено без внимания и положение Н. К. Михайловского относительно возрастания роли деятельности личностей и силы их воздействия (с помощью чувств и разума) на ход вещей в современную ему эпоху по сравнению с периодом возникновения капитализма. «Что это за чепуха, будто разум и чувство не присутствовали при возникновении капитализма? Да в чем же состоит капитализм, как не в известных отношениях между людьми, а таких людей, у которых не было бы разума и чувства, мы еще не знаем. И что это за фальшь, будто воздействие разума и чувства тогдашних «живых личностей» на «ход вещей» было «ничтожно»?» {30} Напротив, и тогда люди в здравом уме и твердой памяти создавали чрезвычайно искусные способы, при помощи которых загоняли непокорного крестьянина в ярмо капиталистической эксплуатации, проводили политические и финансовые мероприятия, посредством которых осуществлялись капиталистическое накопление и капиталистическая экспроприация, не ожидая соответствующих результатов от действия экономических законов.
Научный подход к истории предполагает признание того, что объективные законы, управляющие действиями и отношениями людей, являются «законами их собственных общественных действий» {31}, что речь идет не о независимом существовании этих неизвестно откуда появившихся законов от людей и их деятельности, а о независимости этих законов лишь от общественного сознания, воли и чувств людей.
Принципиально неверно противопоставлять, разводить по разным полюсам объективную общественную закономерность и сознательную деятельность людей, полагая, что законы — это мир объективный, а практика, деятельность — мир субъективных явлений. Объективные законы общества не есть что-то внешнее для людей, они суть законы именно и только деятельности и отношений людей, обладающих сознанием. Причем в своей практической деятельности люди подчинены общественным законам вместе со своим сознанием, как сознательные существа. Поэтому неверно считать, что практическая деятельность людей сводится к воздействию людей на объективные законы. Люди, их деятельность составляют необходимое составляющее объективной закономерной цепи событий. В этой связи лучше всего характеризовать место человека в механизме действий закона словами К. Маркса: надо «изображать людей в одно и то же время как авторов и как действующих лиц их собственной драмы» {32}. Человек выступает исполнителем законов своих общественных действий.
Это хорошо видно при анализе законов конкуренции капиталов. Конкуренция есть не что иное, как осуществление имманентных законов капитала, т. е. капиталистического производства, когда каждый капитал и соответственно капиталист выступают по отношению друг к другу как судебные исполнители этих законов. По отношению к отдельным капиталистам имманентные законы капиталистического производства действуют как внешний принудительный закон.
Применительно к социалистическому обществу данную мысль можно выразить так: планирование выступает осуществлением имманентных законов социалистического производства. И здесь каждое предприятие, каждый трудовой коллектив относятся к другим коллективам как исполнители законов социалистического производства, законов его планомерного функционирования и развития. С этой точки зрения будет правильным такое суждение: если социалистическое общество не будет планировать свою деятельность, то не будут реализовываться и его законы, вместо них вступят в силу другие законы.
Субъективизм довольно глубоко проник в экономическую теорию. Этому во многом способствовало некритическое воспроизведение идей 20-х годов, в частности концепции Н. И. Бухарина и других теоретиков относительно исчезновения объективных экономических законов в ходе социалистического строительства. Объективные законы считались несовместимыми с сознательно организуемой деятельностью, постановкой целей, программированием деятельности. Соответственно политическая экономия, изучающая объективные законы, должна была уступить свое место различного рода организационным наукам, социальной технологии и т. п. Н. И. Бухарин, например, утверждал, что существование политической экономии как науки оправданно только для изучения товарного производства, капиталистического общества. Конец же этого общества будет концом и для политической экономии.
Можно сказать, что тогда возрастание роли субъективного фактора представлялось как возможность создания или уничтожения людьми объективных законов развития общества. Теперь говорят в более мягкой форме: люди вроде бы могут игнорировать эти законы, использовать или не использовать их, отклоняться или не отклоняться от них в своей деятельности. Целые периоды истории страны нередко объявляются ошибочными, общество вроде бы только и делало, что отклонялось от объективных законов собственной деятельности и, игнорируя их, вставало на ложный путь, свободный от подчинения какому-либо закону. В то же время игнорируются противоречия самих объективных законов, проявляющихся в борьбе противоположных тенденций.
Встречаются, особенно в работах «теоретиков» перестраивания жизни, и суждения по поводу возможности «создания» новых объективных экономических законов. Иногда значение субъективного начала, в частности сознательной деятельности, преувеличивается настолько, что последняя объявляется генератором объективных законов. «Экономические законы, — считает, например, Л. И. Абалкин, — действуют и обнаруживают себя только через деятельность людей, они сами являются продуктом (!) хозяйственной деятельности» {33}.
Если люди в своей хозяйственной, практической деятельности не руководствуются знанием экономических законов, то последние остаются по ту сторону этой деятельности, и тогда создается возможность для проявления волюнтаризма, субъективизма и т. п.
Люди имеют дело с законами не только в мышлении, но и на практике. Экономические законы — это законы деятельности людей и по созданию новых форм хозяйствования, и по совершенствованию хозяйственного механизма и т. д. Проблема, таким образом, состоит не в том, что люди воздействуют (или не воздействуют) на объективные законы, а в том, что последние суть законы самой деятельности людей, их взаимодействий.
«Экономический» субъективизм проявляется и в трактовке хозяйственного механизма, механизма управления как субъективно сотворенных образований, находящихся вне действия объективных законов, материальных производственных отношений, парящих где-то над ними. С этой целью сфера экономики, как и всего социального мира, расчленяется на объективные безличные производственные отношения, т. е. отношения собственности, и субъективные механизмы хозяйствования, в которых все делается людьми сознательно, по их свободной воле и выбору. На самом деле хозяйственный механизм, включая систему управления, есть реальное, наличное бытие производственных отношений, и его нельзя переделывать и изменять сколько и как угодно, не затрагивая объективных отношений собственности. Тем не менее исходя из указанных воззрений следовал вывод о «великой» роли руководителей, которые могут или загубить общество и историю, или, наоборот, вывести их из кризиса. Вся надежда опять-таки возлагается на субъективный фактор. Но ведь ясно, что при таком извращенном подходе с неизбежностью вновь наступит время, когда деятельность современного руководства будет оцениваться с тех же позиций, с каких оценивались «заслуги» предшественников, и тогда вновь восторжествует субъективизм. Итоги развития вновь предстанут только как результат принимаемых руководством решений.
На основе субъективных представлений в теории неизбежно формировался соответствующий вывод относительно судеб всего социализма: он рассматривался не как этап естественноисторического процесса развития общества, не как результат этого процесса, а с позиции идеалов, первоначального теоретического проекта социализма, найденных людьми условий его осуществления, поскольку они сами совершили выбор. Если это так, то не ошиблись ли они при выборе? И зачем, спрашивают, «законы истории надо любить больше, чем мать родную»?
Возникновению такого рода суждений во многом способствовала практика внедрения в общественное бытие тех или иных искусственно конструируемых программ, планов и других подобных мероприятий. Дело, конечно, не в том, что не надо планировать, разрабатывать программы, а в том, что их надо создавать на научной, объективной основе. Плохо, когда программное творчество отрывается от естественных процессов развития экономики, социальной сферы. Поэтому и программы оказывались во многих случаях искусственными схемами, налагавшимися на живую действительность без ее глубокого анализа, без раскрытия ее прогрессивных и регрессивных тенденций, без учета их в этих программах.
Главная же беда многих программ — это отрыв планируемой хозяйственной деятельности от ее собственных объективных законов, непонимание их противоречивого характера, нежелание считаться с ними при разработке программ. Высоко- и низко-сидящие управленцы в большинстве случаев действовали методом проб и ошибок, т. е. субъективным методом, основанным на чистом эмпиризме. Многие законы развития нашего общества остаются еще не познанными. В этих условиях, по мнению Ю. В. Андропова, нужно очень бережно относиться к истинам, открытым марксизмом, ибо за непонимание или забвение их сурово карает сама жизнь. Он резко осуждал тех теоретиков от марксизма, которые оказались неспособными подняться до истинных масштабов теоретического мышления К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина.
Признание объективного характера законов развития общества, в том числе и нашего, несовместимо со всякого рода попытками управлять им, особенно экономикой, чуждыми природе этих законов методами, «демократическим» декретированием. Приходится только жалеть, что в наше время, когда особенно важно всерьез опереться на знание законов, на науку, руководящие круги пошли по существу против общественных наук, добытых ими истин. Приказами, «перестроечным» декретированием отменяются целые науки, такие, как теория научного социализма и коммунизма, марксистская политическая экономия и др. Вместо этих и других, так сказать, старых наук вводятся различные произвольно сформулированные теории. Например, в вузах на смену политической экономии как специальности приходят такие дисциплины, как «теория экономического роста», «теория экономических отношений» и т. п. Вроде бы сбывается мечта Н. И. Бухарина отменить политическую экономию как науку, что в свое время И. Скворцов-Степанов назвал «невыразимой нелепостью»; нельзя сделать социалистический выбор без теории научного социализма. Да и сам этот «выбор» с самого начала исходит из субъективного метода: из желательности или нежелательности социализма. В действительности же человечество закономерно движется к социализму, и вопрос о желательности просто неправомерен, даже если для кого-то это нежелательно.
Социализм с его достижениями и недостатками является результатом действия прежде всего противоборствующих объективных причин, лежащих в сфере экономики. К современному кризисному состоянию привела наше общество неправильная политика в разрешении объективных противоречий его развития. Подчинение людей законам своей деятельности и своих отношений вовсе не умаляет значения живого творчества народных масс, не означает отрицания общеизвестного факта, что историю делают люди. Вопрос лишь в том, как понимать это «делание» людьми истории. Они ее делают не тем, что создают новые законы или изменяют их, игнорируя существующие, а тем, что придают средствам и продуктам своей деятельности ту или иную конкретную социально-экономическую форму, изменяют общественные отношения. Общее, говорил Г. Гегель, «не что-то готовое уже до своего проявления, не какое-то за горой явлений укрывающееся существо, но такое, которое обладает подлинной действительностью только вследствие определенных форм своего необходимого самообнаружения» {34}.
Люди не могут игнорировать объективные законы прежде всего потому, что последние являются законами их собственных действий и отношений. Это, конечно, не значит, что действия отдельного человека не могут противоречить закону, поскольку и сам-то закон противоречив. Если человек, например, покупает данный товар по цене, намного превосходящей его стоимость, то этим он вовсе не игнорирует закон стоимости. Наоборот, сам закон стоимости неизбежно предполагает известные отклонения такого рода. Это, если можно так сказать, нормальный способ действия закона, когда его собственные проявления ему противоречат. Отдельные проявления закона от этого не перестают ему подчиняться. Не бывает так, чтобы деятельность массы людей, если даже она нежелательна с точки зрения тех или иных социальных групп, не подчинялась собственному закону. Не бывает периодов, или «участков», истории, свободных от действия объективных законов.
Речь может идти лишь о том, что люди, изменяя цели и характер своей деятельности, свои общественные отношения, подчиняются законам этой своей новой деятельности и измененных отношений. Если, например, люди свою экономическую деятельность будут направлять на потребительную стоимость, на удовлетворение потребностей, экономию затрат, увеличение свободного времени, снижение цен, улучшение условий труда, сохранение природы, обеспечение условий благосостояния и развития всех членов общества, то эта деятельность будет подчиняться закону потребительной стоимости, закону возвышения потребностей, закону планомерности и другим социалистическим законам. Если же сохранится погоня за валом, прибылью, стоимостью, то законами этой деятельности и этих отношений будут законы товарного производства и обмена со всеми мерзостями рынка. Можно в этом случае не удивляться вымыванию дешевых товаров, незавершенному строительству и т. п. При этом ни Госплан, ни Совмин не могут это запретить. Все недостатки тогда возмещаются за счет народа — прежде всего путем повышения цен.
Можно ли дело представить таким образом, что люди используют объективные социальные законы на практике так же, как обращаются со средствами производства, используют орудия или предметы труда? Такая аналогия была бы неправомерной. Не закон, подобно орудию, используется на практике, а знание о нем. Иначе говоря, в качестве средства практической деятельности используются научные знания, а не сами объективные законы. Люди в своих действиях всегда подчиняются тем или иным законам. И в этом смысле их практическая деятельность совпадает не с использованием, а с действием социальных законов.
Управляющая деятельность членов общества и соответствующих институтов образует звено того же механизма действия законов общественного развития. Модернизируют ли люди свои производительные силы или реорганизуют свои управленческие органы, они одинаково подпадают под действие объективных законов своей деятельности. В этом смысле не может быть особого механизма использования законов, отличающегося от их действия тем, что первый относится к объективным образованиям, а второй — к субъективным.
Явления, или формы проявления, внутренних законов, например конкуренция или планирующая деятельность, не менее объективны, чем сами имманентные законы общественного развития. В противном случае понятия «использование закона», «механизм использования закона» неизбежно приобретают смысл некоего «воздействия» людей на объективные законы, т. е. из механизма использования можно создать особую сферу, где не человек подчиняется законам своего действия, а законы подчиняются ему и он волен их игнорировать, отклоняться от них и даже устранять их по своей прихоти.
Мы уделили довольно много внимания теоретическому разбору субъективизма потому, что он наносит серьезный ущерб современной общественной практике. Все мы свидетели субъективистского «шабаша»: принимаемые нашими парламентами законы о собственности, земле, предприятии, переходе к рынку, имеющие целью изменение общественных, в том числе экономических, отношений, на практике не действуют. Так, и союзный закон, и особенно закон РСФСР о собственности предусматривают «сделать» исходной собственность отдельного гражданина. Но собственность в этом качестве не может быть ничем иным, как частной собственностью человека на свои способности к труду, на свою рабочую силу.
Законодатели-парламентарии пытаются таким образом утвердить частную собственность на средства производства, дать ей широкую дорогу. Ясно, однако, что при современном уровне обобществления невозможно на основе только собственности на рабочую силу без обладания капиталами стать частным собственником на средства производства, предполагающие их коллективное использование. Отсюда понятен чисто субъективистский характер проектов Г. Х. Попова раздать общественную (государственную) собственность отдельным гражданам, т. е. реализовать лозунг всякого рода люмпенов: «Отнять и разделить!»
Но это противоречит даже объективному закону товарного производства и рыночного хозяйства, которым клянется Г. Х. Попов, — закону стоимости. Согласно ему (а не юридическому праву), собственность на рабочую силу позволяет ее владельцу иметь долю, равную стоимости его рабочей силы. Эту долю получает каждый для воспроизводства собственной рабочей силы. Он не может претендовать на другую долю, и, следовательно, предлагаемый раздел собственности будет противоестественным актом, противоречащим действительным условиям товарного производства и положению трудящихся масс. Поделить, а вернее, захватить общую собственность могут лишь новая буржуазия и теневой капитал.
Принятые законы не действуют и потому, что предусматриваемые ими изменения общественных отношений не исходят от трудящихся, а навязываются им. Поэтому рыночные отношения нельзя ни «ввести», ни «закрепить» декретами или законами. Они в свое время складывались как совокупность объективных общественных отношений между частными собственниками на определенном уровне общественного разделения труда. Сейчас, когда во всем мире обособленность преодолевается процессами обобществления производства, усилением взаимосвязанности его ранее обособленных звеньев в рамках крупных производственных комплексов и объединений, в масштабах крупных регионов, рыночные связи неизбежно заменяются прямой производственной кооперацией. Обратный процесс ведет к разрушению производительных сил, безработице, ухудшению положения трудящихся по всем линиям. Вот почему трудящиеся навязываемый им «переход к рынку», уже приведший к карточной системе и дикому скачку цен, отвергают.
Вместо того чтобы сначала заняться действительными изменениями действительных отношений и форм деятельности в интересах народа, а потом достигнутые результаты оформить в юридических законах, наши парламентарии начали с того, что диктуют правовыми законами неприемлемые для трудящихся правила хода вещей и экономических событий. Одна из причин этого — субъективизм и субъективистский метод мышления и действия.
Субъективисту кажется, что все вершится по воле руководителей, руководящих органов, парламентов и т. д. На самом деле при всей важности субъективных факторов процесс жизни, ход развития определяются глубинными причинами, объективными факторами.
2. ПЕРВОПРИЧИНА КРИЗИСА
Наличие кризиса в нашей экономике ныне признают все. Беда, однако, в том, что остаются невыясненными его сущность и конкретные причины возникновения и углубления, а без этого трудно рассчитывать на возможность его преодоления. Из теории и практики известно, что экономические кризисы являются продуктом и свойством развитых форм товарного производства, товарного обмена и рыночных отношений, что их основой выступает обостряющееся противоречие между процессами обобществления производства и частными формами присвоения его условий и результатов, проявляющееся в диспропорциях между производством и потреблением, между подразделениями и отраслями производства, в приостановке развития и разрушении производительных сил, ухудшении жизненного положения трудящихся и т. д.
Раньше полагали, что с установлением общественной собственности на средства производства будет навсегда устранена частная форма присвоения как антипод процессам обобществления производства и труда и тем самым снимется главная причина экономических кризисов. Многие из теоретиков и практиков до сих пор исходят из того, что сохранившееся товарное производство и рыночные отношения в условиях общественной собственности и государства, ее защищающего, лишены свойства порождать кризисы. Поэтому если и пытаются искать причины кризиса в экономике, то обходят стороной товарное производство и обмен.
Чаще видят эти причины в самой общественной собственности, в планировании, но ни в коем случае не в товарном производстве и обращении, направленных на извлечение прибыли. Более того, максимальное расширение рыночных отношений считается чуть ли не решающим средством преодоления кризиса (?!).
На практике столь превратная трактовка причин кризиса может привести (и приводит) не к его устранению, а к углублению. Сейчас абсолютно не принимаются всерьез принципиальные суждения основателей теории научного социализма (хотя строить социализм собирались на основе этой теории) о невозможности создать социалистическое общество на базе товарного производства, их неоднократные предупреждения об иллюзорности представлений тех социалистических школ, сторонники которых воображали, будто можно сокрушить капиталистический режим, применив к нему вечные законы товарного производства. Классики были убеждены в том, что «не может быть ничего ошибочнее и нелепее, нежели на основе меновой стоимости и денег предполагать контроль объединенных индивидов над их совокупным производством» {35}, что нэп — это еще не социализм, что из России нэповской будет Россия социалистическая {36}.
Причиной кризисных явлений в экономике чаще всего объявляют действия государственных, административных органов, приведшие к непомерному расширению отношений общественной собственности, ее максимальному обобществлению, огосударствлению и отчуждению от народа, а средством их преодоления — ту же волю государства и его руководящих органов, действующих в обратном направлении. Государство, правоадминистративные, но не экономические методы (передача собственности народу и др.) выставляются главным орудием вывода страны из кризиса.
Почему же и каким образом расширяющиеся товарно-денежные механизмы вызвали кризис и препятствуют социально-экономическому развитию страны, почему принимаемые волевые решения в течение последних лет никак не выводят страну из кризиса?
Самая глубокая сущность и основной источник кризиса нашего общества заключаются в том, что, хотя в ходе строительства социализма мы далеко продвинулись в обобществлении средств производства и земли, в то же время сохранился и углубился наемный характер рабочей силы и труда. Между тем отношения найма с неизбежностью предполагают, что непосредственные производители материальных благ являются непосредственными собственниками лишь своей рабочей силы, но не средств производства. Им как гражданам законом предоставляется право распоряжаться только своими способностями к труду на основе трудового договора (найма). В таком случае их отношение к собственной рабочей силе как к своей собственности есть по существу отношение частной собственности. Они включаются в экономический процесс производства на основе продажи рабочей силы как своей собственности и купли ее товарного эквивалента, т. е. на базе товарного обмена.
Потребление рабочей силы в процессе материального производства как собственности ее частного владельца — рабочего, частное присвоение рабочим заработной платы как результата продажи своей рабочей силы вступают в явное противоречие с общественным характером производства и общественной собственностью на его материальные условия: непосредственные производители отчуждаются от общественной собственности на средства производства.
Рабочие и крестьяне, вместо того чтобы быть хозяевами общественной собственности и тем самым выйти за рамки наемного труда, оказываются в подчинении у реальных хозяев — распорядителей общественной собственности, выступающих нанимателями рабочей силы (собственники и их уполномоченные). Право этих распорядителей на продукт труда рабочих и крестьян базируется на их фактической собственности на реальные условия труда, на их праве как нанимателей.
Их право быть нанимателями рабочей силы проистекает из функций распоряжаться собственностью на средства производства, которая формально объявляется общей собственностью государства или коллектива, хотя на деле непосредственные производители от нее отчуждаются. Законом закрепляется собственность наемных работников на их рабочую силу и результаты, полученные от ее продажи. Очевидно, что на этой экономической (товарной) основе они не могут реализовать себя в качестве непосредственных собственников средств производства и, следовательно, плодов своего труда.
В итоге противоречие между развивающимся обобществлением производственного процесса и частно-наемным характером рабочей силы, производством и распределением жизненных благ привело к сильным деформациям всего общества. При общественной собственности на материальные условия труда рабочие продолжали относиться к собственной рабочей силе как к частной, личной собственности. По мере углубления товарного характера рабочей силы и соответствующего расширения товарноденежных отношений, особенно в годы перестройки, это противоречие стало обостряться, что необходимо поставило под вопрос существование самой общественной собственности. Усилились торможение научно-технического прогресса, падение квалификации труда, относительное обнищание рабочего класса, потеря его интереса к труду, заметно снизились эффективность производства и производительность труда.
Современный кризис в экономике берет свое начало с 60-х годов. До этого хозяйственный механизм был ориентирован в общем и целом на ограничение сферы отношений стоимости: на снижение себестоимости и стоимости продукции, на рост производительности труда за счет его экономии, что на некоторое время после реформы 1965 г. еще поддерживало более или менее здоровое развитие экономики. В дальнейшем заложенный в реформу затратный механизм, работающий на получение большей стоимости и прибыли, повел экономику к кризису. Произведенные поправки в этом механизме смогли лишь на время задержать этот процесс (застойный период), но не смогли его остановить.
После нового шага к товарно-денежным и рыночным рычагам хозяйствования в рамках «радикальной» экономической реформы кризис стал заметно углубляться: возобладала ориентация на стоимостные результаты (денежный вал и прибыль); масса потребительных стоимостей начала уменьшаться, и ее перестало хватать для удовлетворения первейших нужд трудящихся масс, прибыль же быстро росла. После изъятия из системы отчетности показателей снижения себестоимости и роста производительности труда, положительно влиявших ранее на экономию труда, затратные методы получили полную свободу. Хозяйственный расчет из метода экономии и учета затрат превратился чуть ли не в цель социалистического хозяйствования. Его модели одна за другой оказывались неэффективными, сопровождались расстройством финансовой системы, потребительского рынка, о котором стали попросту забывать. На сцену вышел обычный коммерческий расчет. Но никому еще не удавалось обойти объективные законы. И в данном случае нужно ясно сознавать, что хотим мы того или нет, но общество, допускающее товарное производство и обмен, неминуемо делает рабочую силу товаром, а труд рабочего — наемным.
В настоящее время превращение рабочей силы в товар не осуждается. Напротив, некоторые экономисты этим даже восторгаются. «Мне, — пишет, например, С. Шаталин, — честно говоря, кажутся демагогией рассуждения, что нужно отменить эксплуатацию человека человеком, что наемный труд не должен существовать и т. д. ... Более того, я бы перестал употреблять эту, надо прямо сказать, лжемарксистскую затасканную формулу — отчуждение работника от средств производства. Надо, — поучает академик, — видеть, что капиталист, частный собственник отнюдь не вампир, выпивающий последнюю кровь у родного рабочего класса» {37}.
Действительную причину кризиса (наемный труд), которую не желает признать академик социал-демократ, поняли и признают люди, близкие к производству, и непосредственные производители. Председатель дагестанского колхоза нм. Орджоникидзе М. А. Чартаев в своем выступлении на Пленуме ЦК КПСС заявил, что мы действительно не понимаем той основной причины, из-за которой оказались в кризисной ситуации. Причина эта, по его мнению, в том, что, «когда в 1917 году собственность обобществили, всех людей оставили наемными работниками. Собственность общественная, а распределение капиталистическое» {38}.
Правдивую картину превращения крестьянина в наемного работникаподенщика представил народный писатель Иван Васильев. Мы полностью согласны с ним в том, что не коллективизация сделала крестьянина наемником. Его вклад в создание основных фондов колхоза не стал учитываться, что явилось началом его отторжения от общей собственности сельскохозяйственной артели: сначала от неделимого фонда, а затем и от собственного, произведенного им же самим продукта. Артель перестала распоряжаться им по своему усмотрению. С превращением колхозов в совхозы крестьянин стал получать зарплату только за продажу своей рабочей силы, т. е. зависимость оплаты его труда от состояния имеющихся средств производства, от создаваемого им продукта исчезла {39}.
Колхозники или рабочие совхозов, став наемной рабочей силой, уже не могли рассчитывать на получение в полном объеме продукта своего труда. Наемный работник понимал, что он нанят только «вкалывать» без всякого участия в управлении, а потому полностью переложил заботу об общем хозяйстве на нанимателей-руководителей.
Аналогичные метаморфозы происходили и с рабочим классом. Начальной, исходной формой реализации общественной собственности в рамках социалистического уклада стала ее реализация как непосредственной собственности каждого рабочего, т. е. как той индивидуальной собственности, которая возникает на базе кооперативного труда и общего владения землей и средствами производства. Общий продукт, произведенный, например, коммуной, был непосредственной собственностью каждого. Этому соответствовала и прямая, самими трудящимися осуществляемая организация производства и распределения (обмена) продукта.
В дальнейшем эта форма реализации общественной собственности (как непосредственно общей собственности) подверглась отрицанию со стороны другой, противоположной ей формы — опосредованной общественной собственности. Ее опосредованность развивалась в двояком отношении. С одной стороны, государственная собственность на крупные средства производства и землю все более приобретала статус особого отношения и тем самым отдельный человек или производственный коллектив в своих отношениях к крупным средствам производства и земле опосредовались государством как высшим собственником. В этих условиях отдельный человек или коллектив сами по себе перестали быть действительными собственниками средств производства, трансформировавшись в формальных владельцев, выступая собственниками опосредованно, лишь как члены общества и государства.
С другой стороны, и это, пожалуй, самое главное, общественная собственность стала все более реализовываться посредством товарноденежных механизмов, которые используются государством и опосредуют отношение отдельного человека к общей собственности. Государство по отношению к своим подданным выступает торговцем, главным образом обеспечивает граждан предметами личного потребления, регулирует отношения классов и социальных групп в области обмена и распределения.
Первоначальное допущение мелкотоварного производства как способа реализации условий существования крестьян и состояние средств развития сельского хозяйства неизбежно требовали «одеть» в соответствующую товарную форму и продукцию рабочего класса и, следовательно, внедрить хозяйственный (коммерческий) расчет на государственных промышленных предприятиях. В дальнейшем, после ликвидации частнокапиталистических предприятий и проведения коллективизации, товарные механизмы сохранились, но стали выполнять другую функцию — реализации отношения между государством как высшим собственником и членами общества, трудящимися как собственниками своей рабочей силы.
Расширяющиеся стоимостные формы хозяйствования вступали во все более обостряющиеся противоречия с развивающимся общественным характером производства и его выразителем — общественной собственностью. Нарушились непосредственно общественные связи. Единый народнохозяйственный организм начал разделяться на все более экономически обособленные производственные предприятия, экономические районы, республиканские хозяйства, стал набирать силу групповой и региональный эгоизм. Плановость все более ограничивалась, уступая место стихийности. Дело дошло до произвольной остановки предприятий, выпускавших продукты первой необходимости (хлеб и др.).
Наемный характер рабочей силы все более разрушает общественную собственность на средства производства. В настоящее время общественная собственность, вместо того чтобы все шире реализовываться в качестве непосредственной собственности производителей, т. е. как их достояние в качестве хозяев, все больше переходит в собственность административнотерриториальных единиц, общественных организаций и, попадая в распоряжение того или иного управленческого аппарата, неподконтрольного трудящимся, неизбежно деформируется, теряет общенародный характер.
Но по своей природе стоимостные формы рабочей силы (в отличие от подлинно социалистических потребительностоимостных форм) в условиях современного крупного производства требуют хозяина и собственника отнюдь не в лице непосредственных производителей; им объективно необходим другой хозяин — административный аппарат, управляющие (кооперативным или арендным предприятием), наниматели, арендодатели, противостоящие массе наемных работников.
Общественная собственность не может долго базироваться на отношениях меновой стоимости, в этом случае она неизбежно начинает разрушаться, перестает гарантировать труд от эксплуатации. Широкое внедрение стоимостных механизмов закономерно тянет за собой ограничения отношений общественной собственности, ее общенародного характера, ведет к передаче предприятий в руки частников. Вместе с этими ограничениями все больше ущемляется индивидуальная форма реализации общей собственности: все меньшая часть общественного продукта переходит в личную собственность непосредственных производителей.
Сегодня многие ученые, публицисты, государственные и общественные деятели, рядовые управленцы и т. д. задаются вполне оправданным вопросом: почему человек у нас не стал хозяином своего труда и его результата? Но причину этого отчуждения видят в общественной собственности, которая на поверхности выглядит «ничейной». Именно исходя из такого понимания причин отчуждения работника от средств производства и результатов его труда они усматривают единственный путь становления человека в качестве подлинного хозяина, т. е. в возврате к частной собственности, акционерному капиталу.
Однако ясно, что если человек как конкретный производитель является наемным работником, если его собственность ограничивается лишь собственностью на его рабочую силу, то как раз по этой причине он отчуждается от общественной собственности на средства производства. Как видно, «виновата» здесь вовсе не общественная собственность, а ограничение собственности рабочего собственностью на его рабочую силу, т. е. ограничение ее товарным характером. Но правомерно ли в таком случае ответственность за кризис возлагать на общественную собственность? Полагаем, что нет. Нынешний кризис не связан с сущностью общественной, коллективной собственности. Конечно, ее формальный, не до конца обобществленный характер, ее опосредованность товарными механизмами ослабляли и ограничивали ее возможности как в собственном развитии, так и в преодолении наемного труда. Но общественная собственность не смогла еще в своем развитии подняться выше товарного производства, не смогла пока вытеснить частную собственность на рабочую силу. Последняя в свою очередь имела оправдание, хотя и противоречила процессам обобществления труда. Эти явления, не совместимые друг с другом, оказывают разрушающее влияние друг на друга.
Ныне об отчуждении трудящихся масс от общественной собственности как об одной из главных причин деформации социализма говорят и пишут много. Но почти ничего не сказано о причинах самого этого отчуждения. Если соглашаться с тем, что социализм в том виде, в каком он сформировался у нас, не выдержал проверки практикой, то это произошло потому, что он не мог быть построен и не может быть построен на базе расширяющихся товарноденежных отношений, неизбежно отторгающих наемных работников от собственности на средства производства и, следовательно, на продукты своего труда.
За товарно-денежными отношениями стоит и развивается другая, противоположная общественной собственности сила — сила возникающей буржуазии: представителей теневой экономики, арендодателей, части кооператоров-перекупщиков и кооператоров, эксплуатирующих нанимаемых ими по «договорам» работников, и т. д. Ориентация хозяйственного механизма на рынок неизбежно становится ориентацией на интересы этой группы людей, что не может не приводить К кризису экономики, базирующейся на общественной собственности.
Итак, неразрешенное противоречие между способом производства, основанным на обобществлении собственности, и способом распределения, базирующимся на наемном труде, с расширением товарно-денежных отношений в сфере распределения жизненных благ обострялось и в конечном счете привело нашу страну к кризису. В этом противоречии и коренятся сущность и главная причина современного кризиса. Наемный характер труда, функционирование непосредственного производителя в качестве наемного работника, поденщика, сопровождались деформацией общественной собственности и всего социализма, привели к потере интереса рабочих и крестьян к труду и его результатам, падению производительности труда, снижению жизненного уровня рабочего класса. Одновременно они привели к возрождению класса буржуазии, деятельность которой разрушает существующую экономику.
Общественная собственность на средства производства и государственная власть при товарном производстве и обращении не могут задержать процесс, ведущий к наемному труду и функционированию рабочей силы в качестве товара, к образованию теневого рынка капиталов, безработице и другим неизбежным спутникам товарно-рыночных отношений.
Действительность опровергла прежние представления о невозможности кризиса при господстве государственной собственности. Подобно тому как перевод предприятий на хозяйственный расчет и прибыль в первые годы нэпа привел к взвинчиванию цен и экономическому кризису, так и расширение товарно-денежных отношений, переход к производству прибыли в 60-е годы (особенно после экономической реформы 1965 г.) вновь повели экономику к кризису. «Радикальная» реформа 1987 г., преимущественно ориентированная на стоимостные показатели (денежный вал и прибыль), приблизила кризис, а намечаемый переход к рынку может привести к экономическому краху и социальному взрыву. Этот переход не может быть ничем иным, как переходом к рынку капитала и рабочей силы.
Наивно также думать, будто рынок капиталов еще предстоит создать, например, с принятием пакета правовых актов. Он давно уже вошел в нашу экономику (первыми накопили капиталы еще нэпманы), но вошел с черного хода — как «черный» рынок теневой экономики. Законодательные акты, которые его лишь легализуют, на самом деле открывают шлюзы для беспрепятственного движения накопляемого капитала.
Основное противоречие между общественным характером производства
(общественной собственностью на средства производства и землю) и личной (частной) собственностью на рабочую силу вызвало и обострение других обусловленных им конкретных противоречий.
В области производства рост производительных сил и научнотехнический прогресс, несмотря на их ограниченный характер, ведут к относительному и абсолютному сокращению затрачиваемого в материальном производстве живого труда, к неизбежному уменьшению величины вновь создаваемой стоимости. Повышение производительности труда без уменьшения стоимости продукта — это, по словам В. И. Ленина, абсурд, если речь идет об общем соотношении производительности труда и стоимости {40}. Каждый раз ставится задача не их уменьшения, а увеличения, что противоречит объективной, порожденной НТП тенденции вновь созданной стоимости к понижению. Вместо того чтобы учитывать эту объективную тенденцию, планировать снижение вновь создаваемой стоимости и снижать цены, делается обратное — повышаются цены и нормы прибыли, увеличиваются затраты труда, тормозятся экономия живого труда и научнотехнический прогресс, ведущий к этому.
Затратный хозяйственный механизм, рассчитанный на увеличение стоимости любыми способами, создал многочисленные преграды на пути научно-технического прогресса. Промышленные предприятия по существу потерям всякую восприимчивость к техническим новшествам и новым технологиям. Произвол в стимулировании роста обращающейся денежной массы прикрывает реальное падение темпов роста товаров народного потребления, что отрицательно сказывается на жизненном уровне трудящихся масс.
Наиболее остро это противоречие проявляется в росте нормы прибавочного продукта, не достающегося самим производителям, и соответствующем ухудшении экономического положения рабочего класса. Уменьшение вновь созданной стоимости в абсолютном масштабе возмещается небывалым ростом доли этого прибавочного продукта в общем продукте. По данным экономистов, наш рабочий в среднем получает лишь 35 — 40, а иногда и 20% от созданного им продукта. Экономия труда, достигаемая в результате научно-технического прогресса, не превращается в достояние рабочих и крестьян: рабочий день не сокращается; цены на предметы потребления увеличиваются, а заработная плата замораживается; возникают условия для массовой безработицы. Формальное подчинение труда производству прибавочного продукта превращается в его действительное подчинение.
Этот феномен становится характерным для нашей современной экономики. Он сопровождается разрушением главной производительной силы общества — человека. Из-за высокой нормы прибавочного продукта и соответственно низкой оплаты труда квалифицированные рабочие в массовом порядке переходят в кооперативы мануфактурного типа, лихо использующие конъюнктуру рынка. Увеличивается численность безработных. В Азербайджане доля незанятых в общей численности трудоспособного населения в 1986 г. составляла 27,6%, в Таджикистане — 25,7, в Узбекистане — 22,8, в Туркмении — 18,8, в Армении— 18,0, в Киргизии— 16,3% {41}.
Положение усугубляется растущим высвобождением рабочей силы из сферы материального производства. За три года нынешней пятилетки высвобождено более 3 млн человек. По прогнозам специалистов, к началу XXI в. в таком положении могут оказаться 15 — 26 млн человек. Авторы Программы «500 дней» в своих расчетах допускали образование армии безработных даже до 35 млн человек.
Это еще раз подтверждает, что стоимость, товарная форма рабочей силы, особенно прибавочная стоимость и ее формы (прибыль, чистый доход и т. п.), выставленные в качестве цели и результатов производства, всегда и всюду (за исключением простого товарного производства, где присвоение своего продукта осуществляется на основе собственного труда) ведут к ухудшению положения рабочих, стимулируют отношения эксплуатации труда, причем при любой форме собственности.
Стоимость прибавочного продукта выступает результатом, доходом лишь для тех, кто живет за счет этого продукта, — предпринимателей, нанимателей, управленцев и т. п. Для рабочего он стоит затрат его труда, и не меньшего, а большего количества пота, чем создание необходимого продукта, им получаемого. Если ему и удается раздвинуть рамки прибавочного продукта, то достается это ему не по праву собственности, а на основе его же производительного труда, т. е. через увеличение рамок необходимого труда.
В сфере распределения противоречия сосредоточиваются вокруг все углубляющейся дифференциации доходов и их несправедливого распределения. С одной стороны, получение трудящимися необходимого продукта в обмен на труд по стоимостному (эквивалентному) принципу не позволяет им иметь за свой труд больше, чем стоимость продукта, необходимого для воспроизводства своей рабочей силы. Обмен эквивалентов не дает им возможности «приращения» своего благосостояния и развития. Он ограничивается пределами стоимости необходимого продукта: сколько израсходовал, столько и получай на свое восстановление. Доля рабочих в общественном фонде потребления, в том числе полученное образование и последующее пенсионное обеспечение, их участие в прибылях возмещаются в период их трудовой деятельности (по расчетам демографов, из средней продолжительности времени труда в 40 лет рабочий за 9 лет окупает все полученные им фонды).
Наряду с этим лица, живущие за счет произведенного в материальном производстве прибавочного продукта, не ограничены эквивалентным обменом при получении своих доходов. Они своим трудом не создают фонда своего материального существования, присваивают потребляемую ими часть прибавочного продукта не по своему вкладу в него, не по труду в зависимости от качества и количества, а по занимаемому месту в иерархии служебных должностей.
За счет растущего прибавочного продукта, создаваемого рабочими и крестьянами, увеличивается численность богатеющей части общества, растут их денежные накопления, материальное богатство, воплощенное в предметах роскоши и недвижимом имуществе. Скажем, в руках дельцов теневой экономики сосредоточено капитала от 300 — 350 млрд руб., по одним расчетам, до 500 — 550 млрд — по другим, в то время как 40 млн человек находятся за чертой бедности, к которым в недалеком будущем может присоединиться еще 60 млн человек.
Стоимостные формы эквивалентного и неэквивалентного распределения, ведущие к дальнейшей имущественной поляризации, все более сталкиваются с потребительностоимостным принципом распределения. Этот принцип исходит из необходимости получения трудящимися жизненных средств не по меркам все падающей цены их рабочей силы, которая может опускаться намного ниже прожиточного минимума, а по нормам, обеспечивающим их развитие.
Противоречие этих двух подходов к распределению и производству жизненных благ ныне испытывают на себе и производитель, и потребитель. Достаточно вспомнить о наших дефицитах. Чтобы получить больше прибыли и перевыполнить задания по стоимости, производителям достаточно было поднять цены. Однако от этого не стало больше товаров и продуктов. Потребители, в том числе и работники предприятий, на свои более высокие заработки не могут купить не только большее, но и прежнее количество продуктов.
Количество и качество благ, нужных для действительного удовлетворения жизненных потребностей, определяются не стоимостью благ, а их потребительной стоимостью. Обесцениванию зарплаты рабочие противопоставляют требование нормированного обеспечения необходимыми жизненными благами. В противном случае, т. е. при распределении по затратам труда на производство стоимости, может создаться положение, когда некому будет убирать урожай. Общество в лице живущих на зарплату не будет заинтересовано в производстве дешевых, но необходимых для жизни продуктов. Наша периодика ежегодно сообщает, что большие площади несобранных овощей запахиваются. Например, дешевые помидоры, выращиваемые в Астраханской и Саратовской областях, становятся невыгодными для рыночной экономики.
Экономические противоречия в сфере производства и распределения вызывают дальнейшую социальную поляризацию в обществе, обостряют социальные противоречия: расширение товарно-денежных механизмов приводит к росту буржуазного слоя общества и выделению из него «новых богатых» — советских миллионеров. На этой социальной базе возрождается теневая экономика, растут групповая преступность, коррупция и взяточничество. Одновременно ухудшается жизненное положение все большей части трудящихся, возрастает опасность потерять работу и оказаться в числе безработных.
Неудовлетворенность растущим социальным расслоением общества в наиболее острой форме проявляется в отношении трудящихся к практически не подконтрольному им административному аппарату управления, монополизировавшему функции распоряжения собственностью и распределения общественного продукта. Сложилась ситуация, когда не рабочие и крестьяне нанимают аппарат управления, а он их нанимает. «Хозяевами» на деле оказались управленцы, что теперь в явном виде закреплено Законом о порядке разрешения коллективных трудовых споров, ставящим администрацию в господствующее над трудовым коллективом положение. Недоверие ко все более растущему аппарату управления оборачивается организацией забастовочных, а затем рабочих комитетов. У рабочих возникает страстное желание вернуть власть в свои руки. Налицо обострение классовой борьбы, вызванное движением вспять.
Социальное расслоение неизбежно порождает серьезные противоречия в идеологии. Идеологии рабочего класса, т. е. теории научного социализма, являющейся основой идейного единения трудящихся, противостоят различного рода мелкобуржуазные доктрины социал-демократического и иного толка, ревизующие или прямо отрицающие марксистско-ленинское учение. В оценке исторических событий все более сталкиваются подход с позиций рабочего класса с мелкобуржуазной позицией, нередко принимающей форму объективизма, оперирующего лишь абстрактно трактуемыми общечеловеческими критериями; обостряется борьба между интернационализмом трудящегося народа и национализмом мелкобуржуазных слоев национальных республик, между народно-патриотическим началом и космополитическими извращениями в культуре, между материалистическим и идеалистическим мировоззрениями.
Оставшиеся позади годы ломки экономики дают основания утверждать, что социалистический фундамент общества серьезно ослаблен. Принятые практические решения по переделке экономического фундамента, дестабилизировав экономику, сопровождались крайне отрицательными для массы народа последствиями. Установление договорных цен и ограничение планирования в натуральных показателях привели к резкому сокращению производства предметов потребления, нарастанию дефицита, повышению цен; создание кооперативов, особенно в непроизводственных отраслях, вызвало превращение большой массы безналичных денег в наличные, рост цен и спекуляцию, отлив работников с крупных промышленных предприятий в кооперативы мануфактурного типа; разрешение предприятиям и кооперативам прямого выхода на международный рынок лишило внутренний рынок многих товаров народного потребления, усилило их вывоз за границу в погоне за валютой. Перечень отрицательных последствий такого рода можно продолжить, отметив и быстрое обогащение части предприимчивых, деловых людей, составляющих вершину социальной пирамиды, состоящей из 2,6% населения.
Направленность перестроечных (экономической и политической) реформ на внедрение рыночной стихии, чреватой самозарождением капитализма, и соответствующая экстраполяция возникающих результатов заранее позволяли установить возможные формы и этапы постепенного отхода от социализма. Этот процесс не мог быть начат без соответствующей предварительной идеологической подготовки: без односторонней отрицательной оценки предшествующей более чем семидесятилетней истории социалистического строительства, без использования для этого критики культа личности Сталина и других руководителей страны.
После этого должны были последовать демонтаж существующей политической власти, отстранение партии от управления экономикой, децентрализация управления и разрушение сложившихся экономических связей между предприятиями под видом ликвидации монополизма, административной системы, причем без замены новыми механизмами управления социалистического типа.
Образовавшийся вакуум для своего заполнения потребовал создания рынка обращения капитала и наемной рабочей силы. В нашей стране сложилось так: рынок сначала возник как «теневой» под видом «теневой» экономики, через него подспудно происходило первоначальное накопление капитала, чему способствовали возрастание денежной массы, эмиссия денег. Выход капитала на производство и воспроизводство обеспечивался мобильной организацией все новых кооперативов, акционерных обществ, частных предприятий и индивидуальных хозяйств. Очевидно, что для этих процессов законы страны и Конституция СССР, закрепившие отношения общественной собственности на средства производства и землю, стали тесными. На этом основании стали предлагаться новые законы, открывавшие возможность перехода предприятий в собственность кооперативов, акционерных обществ, стала допускаться частная собственность. Одновременно стал открыто поощряться наем рабочей силы, а способности к труду объявлялись объектом собственности, которые можно продавать, т. е. сдавать внаем.
Разрешения противоречий в пользу трудящихся на этом пути не достигнуть. К восстановлению и развитию социализма ведет иной путь.