Длительное пребывание экипажа «Восход-2» в космосе не планировалось. Но мало ли какие неожиданные ситуации могут возникнуть? К тому же выход в открытый космос, шлюзование человека, одетого в скафандр, требуют определенных усилий. Надо было научить людей действовать в этих ситуациях, научить работать в скафандре в условиях невесомости. Это и заставляло Павла Беляева и Алексея Леонова много часов уделять тренировкам на невесомость в полном «скафандровом» обмундировании. Тренировки эти осуществлялись в специальном самолете-лаборатории Ту-104.
…Самолет, послушный воле летчика, со снижением набирал скорость и круто шел на горку. Тело космонавта наливалось тяжестью и вдавливалось в кресло — поднять ногу, оторвать ее от пола самолета невозможно.
Через несколько секунд самолет начинал движение по параболической кривой, и двое в скафандрах ощущали удивительную легкость, кресло будто уплывало из-под них, а в груди все приподнималось, собиралось в какой-то непривычный комок. Загорался транспарант: «Невесомость!» Это состояние в самолете может длиться 20–25 секунд, а как много необходимо успеть за это время…
В просторном салоне реактивного самолета на макете нового космического корабля со шлюзовой камерой более чем за год до полета проходила эта очередная тренировка. В кабине макета Павел Беляев, командир корабля «Восход-2». Он руководит действиями своего товарища.
Алексей Леонов, в белом скафандре, оттолкнулся от обреза люка шлюзовой камеры и поплыл вдоль салона. Фал, соединяющий корабль и космонавта, натянулся. Скафандр сковывает и затрудняет движения. Руки и ноги, не чувствуя опоры, перестали повиноваться. Космонавт раскинул руки и зафиксировал положение своего тела в пространстве, остановился.
Самолет-лаборатория вышел в горизонтальный полет, вновь появилось привычное состояние. Беляев и Леонов сели на пол салона в ожидании. Самолет набрал скорость, вновь пошел «на горку», и вот уже горит: «Невесомость!»
— Пошел, Алеша!
Леонов подплыл к шлюзу и вошел в его люк…
И так многие дни. Десятки полетов. По секундам набирали космонавты часы тренировок, готовились к будущему космическому рейсу. Много пришлось готовиться П. И. Беляеву и А. А. Леонову. Если полету Юрия Гагарина предшествовали испытания порядка тысячи циклов, то у них эта цифра дошла до пяти тысяч. С апреля 1964 года по март 1965 года они прошли на велосипедах свыше тысячи километров, на лыжах за одну эту зиму — несколько сот километров, много километров составляла еженедельная кроссовая подготовка. Будущий экипаж «Восхода-2» провел более 150 вестибулярных тренировок. Люди готовились встретиться с любой неожиданностью. В преддверии встречи с неизведанным они ни на миг не забывали принцип: тяжело на Земле — легко в космосе.
Тренировка перед стартом в космос. 1965 год.
Подбор экипажа играл важную роль в проведении космического эксперимента. От него требовались слаженная работа, взаимопонимание, доверие, психологическая совместимость. В случае необходимости командир корабля должен был прийти на помощь второму пилоту, предусматривались даже возможность разгерметизации корабля и выход командира в космос.
«Сформирован экипаж „Восхода-2“, — отмечал в дневнике А. Леонов. — Командир — Павел Беляев. Я — на выход. Очень рад такому сочетанию: Павел Иванович старше меня на целый десяток лет. Но это и хорошо — командир должен быть более опытным человеком. У нас есть общее, главное — цель, и мы сделаем все, чтобы ее достигнуть».
При распределении обязанностей между членами экипажа учитывались не только их профессиональная подготовка, опыт, но и индивидуальные психологические качества. Большая сила воли Павла Беляева, его выдержка, спокойствие, железная логика мышления, сочетание глубокого самоанализа с большой настойчивостью прекрасно совмещались с подвижным, порывистым и при этом смелым и решительным, способным развивать в любой обстановке кипучую деятельность характером Алексея Леонова. Оба они составляли спаянный экипаж космического корабля «Восход-2».
Испытание мужества
Жизнь, как известно, имеет достаточно способов, чтобы испытать человека: на что он способен, сможет ли он вынести все, что она ему задаст, каков он на самом деле, чего стоит. Проверяла она и Павла, да не один раз.
Стояло лето 1961 года. Ясным августовским днем отряд космонавтов выехал на парашютные прыжки. Они помогают вырабатывать навыки управления телом в свободном падении, требуют проявления волевых усилий, самообладания, способности принимать решения в условиях повышенных эмоциональных и физических нагрузок. Беляев и Леонов получили задание прыгать с затяжкой в 30 секунд.
Видавший виды «трудяга» Ан-2 сделал короткую пробежку по травянистому полю аэродрома и взмыл в небо, набирая высоту. Когда стрелка высотомера подошла к цифре «1600», люк открылся. Первым прыгнул Павел, за ним пошел Алексей.
Вскоре оба они удачно приземлились под шелковыми белыми куполами, испытав радостное чувство полета. Перерыв был недолгим. Снова посадка в Ан-2. Когда поднимались в воздух, ветер усилился. У земли он не ощущался, а на высоте давал себя знать.
Та же высота, те же 30 секунд полета с нераскрытым парашютом. Павел дернул кольцо. Рывок раскрывшегося парашюта отозвался во всем теле. Поискал глазами Алексея. Он был недалеко. Оба они спускались навстречу земле. Задул сильный ветер. Он сносил их влево, и Павел понял, что в расчетную точку аэродрома ему не попасть. Чтобы уменьшить снос, он натянул немного стропы одной стороны и скольжением начал уточнять место приземления. Скорость спуска увеличилась. Земля почти рядом, считанные метры…
Удар о землю был сильным сам по себе, осложнил приземление новый порыв ветра. Купол раздуло ветром, и он тащил Павла по траве, словно пара лошадей легкую повозку.
Резкая боль в левой ноге пронзила все тело, хотелось закричать. Стиснув зубы, пытался сообразить, что произошло. «Сломал ногу», — мелькнула мысль.
А парашют, как парусник, продолжал тащить его. Кто-то подбежал, ухватил стропы парашюта. Но безуспешно.
Метров пятьдесят, пока не подоспели еще двое и не загасили купол, их волокло вместе.
Острая, нестерпимая боль в ноге не отпускала. Встать один не смог. Подбежали товарищи. Алексей подошел.
В госпитале врачи констатировали: «Закрытый оскольчатый спиральный перелом диафизов обеих костей голени со смещением обломков».
«Отлетался, — вяло подумал Павел, но тут же собрался мысленно: —Отлетался ли?..»
Месяцы напряженного труда, сколько затрачено духовных и физических сил, и ведь были уже долгожданные результаты, а теперь все пойдет насмарку…
«Что это? — мучился Павел. — Оплошность, неумение бороться с ветром или только роковое стечение обстоятельств?»
— Нужно хирургическое вмешательство, — решительно заявил профессор.
— Я возражаю против операции, — так же твердо сказал космонавт.
— Но в таком случае вы можете лишиться ноги.
О чем думал Павел в те минуты?
«Останусь ли в строю, смогу ли продолжать тренировки?» — сверлил мозг один и тот же вопрос.
«Должен. Нельзя расслабляться, — отвечал сам себе Павел. — Нельзя отказаться от того, к чему шел многие годы».
Врачи принялись лечить сломанную ногу.
— Терпеть, терпеть, голубчик, терпеть, — говорил хирург, который руководил всем ходом лечения. — Лежать спокойно, не нервничать.
И потекли однообразные, скучные дни. Павел подгонял время чтением книг. Он читал и перечитывал все, что попадалось под руку. Дежурная сестра приносила ему «Войну и мир», «Дмитрия Донского», «Петра I», «Переяславскую раду». Книги помогали забыться, отвлечься. Приезжали друзья, навещали Алексей Леонов и Юрий Гагарин. Они, как могли, успокаивали друга.
Почти шесть месяцев провел Павел на больничной койке. Нога срослась, но оказалась чуть длиннее правой. И начальник хирургического отделения госпиталя предложил сделать операцию. Он говорил просто, доверительно, не скрывая своей тревоги. Он не сомневался, что кости срастутся после хирургического вмешательства, но гарантии на стопроцентный успех не давал. Павел расспрашивал его: что, как, зачем? Хирург не торопил с ответом. Просил подумать и все же решиться.
А он решил согласия на операцию не давать. Даже тогда, когда сделали последний рентгеновский снимок и он оказался неутешительным. Павел только попросил, чтобы его выписали домой и дали возможность полечиться самому, тем более что хирург дал несколько советов: нужна нагрузка на ногу, постоянная и большая.
— Если через двадцать дней нога не станет нормальной, — сказал Павел, — тогда вернемся к вашему предложению.
Он приехал домой спокойный. Тот, кто не знал Павла хорошо, мог поверить в это спокойствие. Но Татьяна Филипповна прекрасно знала своего мужа. И она почувствовала его внутреннюю тревогу. Успокаивала, как могла.
В квартире появились две гантели, каждая килограммов по двадцать Павел брал их в руки, опирался спиной о шкаф или стенку, переносил тяжесть тела на левую ногу и стоял на ней до изнеможения. Было больно, невыносимо больно, но он, сцепив зубы, стоял. Думал о чем-то, вспоминал Урал, завод, где довелось работать в нелегком сорок третьем году, Дальний Восток, истребительную авиацию. Разве не пришлось ему тогда выдержать не одно жизненное испытание?
Да, разное было. Но вспомнилось вдруг, как падал над океаном…
Самолеты возвращались с острова на материк. Взлетели, набрали высоту. Внизу — куда ни глянь — однообразная гладь океана. Не за что глазу зацепиться— ориентиров никаких. Павел посмотрел на приборы. Они показывали, что до аэродрома оставалось немногим более 200 километров. Высота — 5 тысяч метров. Истребитель шел хорошо. Но нет-нет да и потянет немного вниз. Вроде бы и нет в работе двигателя перебоев, а тянет хуже, чем обычно.
Прошло несколько минут. Самолет стал проседать еще более заметно. Летчик прибавил обороты. Результата никакого. Явно что-то с топливом. Приборы показывают, что в баках его полно. Попробовал Павел и то и другое, но двигатель по-прежнему не справляется, машина теряет высоту.