Первая брачная ночь
Ну разве можно говорить о свадьбе и не упомянуть об этом торжественном событии? Первая брачная ночь! Хотя, как уже упоминалось, ночь эта как брачная была, может, и первая, но не обязана была стать началом интимных отношений между юными соединившимися сердцами. Разумеется, девицы высокого социального статуса, например княжны, не могли до свадьбы испытать все прелести отношений с противоположным полом, но в народе всякое бывало.
Во времена первых Рюриковичей, по мнению отдельных исследователей, существовал[173] обычай, который нам кажется сугубо варварским, версии его существования находим и в истории других народов мира и в более поздние времена. Речь идет о предположительной традиции, по которой верховный властитель, князь или его наместник имел право на первую ночь с невестой. Отменила этот обычай княгиня Ольга, заменив на налог в виде черной куницы.
Но сторонники этой теории ссылаются только на работу Татищева, который утверждает, что «тогда же отменила Ольга княжий обычай, а уложила брать от жениха по черной кунице как князю, так боярину от его подданного». Что в этой фразе вызывает у исследователей предположение о так называемом «праве первой ночи», неизвестно, поэтому, упоминая о возможности такого обычая, призываем скептически относиться к реальности его широкого распространения.
Позже в России, во времена крепостного права, подобное практиковалось отдельными помещиками, но и это разовые истории, которые не складываются в традиции и обычай, а являются скорее злоупотреблением властью. С другой стороны, распространен был обычай «снохачества», когда, воспользовавшись подчиненным положением, а то и банальной незрелостью молодого мужа, его отец вступал в недопустимые отношения с юной снохой. Это осуждалось, запрещалось даже на законодательном уровне в Древней Руси и позже, но, тем не менее, имело распространение.
Но мы сейчас говорим о сугубо обычном продолжении свадьбы. Через некоторое время после того, как молодожены удалились, родители посылали дружку жениха «справиться о здоровье» новой семьи[174]. Тот шел. Стучал в дверь. Деликатно уточнял, все ли здоровы там в сеннике. И тут все зависело от жениха. Если он отвечал, что все здравы, дружка разносил эту радостную новость, и в опочивальню могли прибежать гости, еще раз поздравлять, кормить новобрачных, поить, ну а после снова оставляли их одних, а сами шли продолжать праздновать.
Иногда описываются даже какие-то ритуалы утреннего объявления о чистоте и невинности молодой жены на момент вступления в брак, но фактически они носят элемент символизма, особенно в раннем периоде домонгольской Руси. Вывешивания простыней для демонстрации свершившегося впервые действа не практиковалось. Разве что родственники жениха могли поднести родителям невесты специальный кубок с вином, в котором пальцем внизу закрывали дырку. После передачи кубка вино вытекало. Всем все становилось понятно. Но чаще всего все эти нюансы отдавались на откуп молодой семье и не выносились на всеобщее обсуждение.
Хотя, разумеется, обо всем, что происходило между молодым мужем и его женой, знал священник в церкви.
Церковная традиция с отсылкой к установлениям Карфагенского собора 398 года предупреждала обвенчавшихся от нарушения их девства в ночь после таинства, «из уважения к этому благословению»[175]. Но как удержать молодых? Тем более что венчание и свадебный пир могли происходить в разные дни.
В то время[176] происходило интересное слияние жестких требований исповеди, когда необходимо было в деталях поведать о всех своих грешных делах, а с другой стороны, женщине следовало соблюдать изрядную скромность при повествовании об этом, иначе могли счесть за «злую жену», свободолюбивую и раскрепощенную, в негативном смысле этого слова.
А раз повествовать о своих интимных делах придется да утаивать ничего нельзя, то и вести себя следовало умеренно. При этом существовало правило, что муж и жена должны исповедоваться у одного священника. Поэтому помимо роли духовного отца батюшка обладал еще и функцией семейного психолога.
Жалуется, например, жена на неустанные притязания супруга, следует подсказать мужу, что важно соблюдать постные дни, воздерживаться. А то и наоборот, какой исповедующийся посетует, что супруга уж больно набожная, все воздерживается по любым поводам. Тогда уж священник напомнит при случае своей духовной дщери, что нет ничего постыдного в близости между супругами, что «плодитесь и размножайтесь» – по-прежнему актуальная ветхозаветная установка.
Так что же происходило в древнерусских «спальнях»? Одним словом сказать это не удастся, русский язык скуп на описание этого действа, случавшегося втайне от посторонних глаз. Летописцы в принципе не стремились как-то описывать близость между супругами, хотя[177] и известно, как именовались в те времена отношения между мужчиной и женщиной для получения телесного удовольствия: «любосластвовать», «любоплотовати». Целоваться тоже можно было по-разному – то, что происходило между супругами, называлось «лобзание», а «поцелуй» был более возвышенным понятием, он предназначался для ритуалов и правил этикета.
Но в первую очередь важно было помнить, особенно женщинам, что ключевой целью близости с мужем является деторождение, поэтому нужно было сосредоточиться именно на этой задаче.
По данным исследований[178], люди Древней Руси еще на этапе зачатия заботились о том, каким должен родиться ребенок. А для этого следовало соблюдать необходимые условия. Выбрав подходящий день, правильную пищу, нужные условия для создания новой жизни, можно было, как верили наши предки, определить не только характер, но и судьбу ребенка.
Свадьба начиналась сватовством и заканчивалась зачатием ребенка. Первая брачная ночь была, по сути, сакральным моментом истины, в который и должно свершиться единение.
«Поэтому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут [два] одна плоть. И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились»[179].
Первое утро
У древних славян[180], видимо, еще в языческие или раннехристианские времена, существовал обычай праздновать утро после первой ночи. Молодожены отправлялись в сопровождении дружек на очищение водой и огнем. А мы помним, какое у русских было любимое место, где сочетались огонь и вода. Поэтому снова была баня, где молодые омывались уже вместе. После них мылись и остальные гости[181], говорят, что также попарно, по очереди. Кстати, топить баню приходилось зачастую самой новоиспеченной жене. Существовали и иные испытательные для нее обряды, приходилось тут же всецело включиться в работу и продемонстрировать свою домовитость. Она же теперь хозяйка.
Во второй день также водились хороводы, пелись песни. Именно наутро происходил и обмен подарками между сватами, а в новый дом приносилось приданое невесты. Считалось, что уже все – обосновалась она.
Вероятно, с тех пор и пошла традиция «второго дня» свадьбы, который не забыт и поныне. Правда, почему-то пропала традиция с баней.
И что теперь?
После официально первой проведенной вместе ночи родные и невесты, и жениха начинали нетерпеливо ждать первые признаки беременности. А если она в положенный срок не наступала, то появлялись вопросы, разумеется, в первую очередь к женщине. Мужчина вроде как был тут и ни при чем.
И если женщина в первые послесвадебные месяцы оказывалась не на сносях, ее моментально окружал хоровод осуждения с одной стороны и гнет советов народной медицины и прочих семейных хитростей – с другой. Что следует выпить, что надеть, на чем лежать с мужем, на какой лунный день близость планировать. И эта цепь сдавливала все больше, фактически вытесняя из «нормального» общества с систематическим деторождением до того момента, пока женщина не почувствует признаки скорого материнства.
И вот когда появлялся первый ребенок, тогда и можно было считать брак полноценно состоявшимся, да и саму женщину считать состоявшейся. Роды для женщины были важным рубежом между девичеством и взрослой жизнью, она могла считаться полноценной, только родив[182]. Став матерью[183], женщина обретала самостоятельность и власть, которой не имела раньше.
В тот момент запускался новый круг – путь к будущему замужеству для новорожденной девочки. А что? Ждать недолго. А уж по меркам истории, так и вовсе.
Часть 3. Международные браки в Древней Руси
Международный брак Ульяны
Когда Ульяне было лет 29, она познакомилась с иностранцем. А как известно, в наших гражданах с давних пор присутствует пиетет к гражданам других стран, особенно западных.
Она встретила его в итальянском ресторане. Смуглый брюнет подошел сам и на еле понятном русском языке стал заводить с ней знакомство. Девушка тогда только начинала учить итальянский, поэтому постеснялась предложить перейти на него. Но оказалось, что кавалер и не знал итальянского, да и сам, несмотря на южную внешность и место их знакомства, к Апеннинскому полуострову никакого отношения не имел.
Андраш родился в городе Ньиредьхаза (название Ульяна долго не могла запомнить) на востоке Венгрии и уже несколько лет работал в России в нефтяной компании. Ему было 42, она чувствовала себя рядом с ним совсем девочкой – впервые за долгое время. Андраш был обеспечен, очень умен, деликатен, с прекрасным чувством юмора. А самое главное, он никогда не был женат и прямо заявлял, что планирует в ближайшее время это исправить. Таким утверждением грешат многие обольстители, Ульяна это знала на своем опыте. Но в данном случае все выглядело совершенно иначе. Он не торопил близость. Много рассказывал о себе и о своем далеком родном доме. Где-то в голове у девушки звучали слова из старой песни про то, что пришло время отпустить попутный ветер и навсегда остаться «с тобою». Было слишком похоже на сказку.