Так вот на этом самом уроке, куда явились сильно взвинченные Дунаевский с Ткачевым, Демократизатор очень активно пользовался своим демократизатором. Он провозглашал вопрос и неожиданным легким уколом в плечо призывал кого-нибудь к ответу. Одиннадцатиклассники отвечали бойко и весьма прилично. Историю, как и самого Игоря Игоревича, не любили, но изо всех сил зубрили, чтобы не связываться с обоими демократизаторами.
Олег Дунаевский чувствовал себя не в своей тарелке. Он не мог сосредоточиться на истории, потому что из головы никак не шло презрительное «Дергачиха», брошенное Ткачевым, реальным пацаном и старым другом. Что он хотел этим сказать? Что Юля на самом деле не такая уж и Юля, а именно Дергачиха, в чем каждый из парней их класса уже имел возможность убедиться? А может быть, это означало что-то еще более ужасное и отвратительное, что даже и в голову-то прийти не может? Дожидаться перемены Олег был не в силах. Он осторожно, чтобы не производить излишнего шума, оторвал полоску от последней страницы тетради по истории, неловкими после гипса пальцами написал Ткачеву: «Что ты имел в виду?» – и передал Томке Рогозиной, которая сидела сзади него как раз перед Русланом. Демократизатор в это время увлеченно тыкал указкой в другом конце класса. Ткачев довольно быстро сварганил ответ, и Олег сумел очень удачно устроить уже развернутую записку между тетрадкой и учебником, но прочитать не смог. Демократизатор, непонятным образом материализовавшийся у стола Дунаевского, ловко, как бабочку на иголку, наколол записку на тонкий щуп своей указки и потянул к себе. Олег не мог позволить, чтобы историк прочитал сообщение Ткачева, а потому схватился рукой за ненавистный демократизатор, сдернул с его кончика записку, положил в карман джинсов и взглянул в лицо учителю. Игорь Игоревич был бледен. Слегка разжав тонкие бескровные губы, он тихо, но четко сказал:
– Дунаевский, верните записку.
Олег покачал головой.
– Я повторяю: верните записку! – уже громче произнес педагог. На его щеках проступили красные пятна. Демократичный Демократизатор не привык к непослушанию.
Олег еще раз безмолвно покачал головой.
Игорь Игоревич покраснел уже всем лицом и рявкнул, что позволял себе только в исключительных случаях:
– Немедленно сюда записку или...
Учитель сделал паузу после «или», потому что еще не очень четко представлял, что сделает, если строптивый ученик так и не отдаст ему то, что он требует.
– Или что? – в полной тишине спросил Олег.
– Или вы, Дунаевский... – И историк сильней, чем обычно, ткнул Олега в плечо еще побаливающей руки своим демократизатором.
Педагог не договорил. Во-первых, потому, что так и не смог придумать достойного наказания нарушителю дисциплины, а во-вторых, случилось нечто непредвиденное и, казалось бы, совершенно невозможное. Дунаевский медленно встал со своего места, вырвал из рук историка демократизатор, легко переломил его о колено, бросил обломки на пол, спокойно, будто ничего особенного не случилось, сгреб учебные принадлежности в рюкзак, громко вжикнул его «молнией» и вышел из класса.
Конечно, охранник, неусыпно бдевший у дверей школы, на улицу Олега не выпустил бы, но старшеклассники на то и были старшеклассниками, что знали родную школу, как свои пять пальцев. Дунаевский быстрым шагом отмерил несколько коридоров и вышел на школьный двор из каморки, в которой уборщицы хранили швабры и ведра. Олег нисколько не удивился, когда довольно скоро его догнал Ткачев.
– Ну ты, Дунай, выдал! – уважительно произнес Руслан. – Игорек до сих пор в состоянии ступора. Прикинь, стоит над обломками, как над останками возлюбленной... даже жалко беднягу...
– Да пошел он... – прошипел Олег и резким движением затянул Ткачева за мусорные баки, поскольку увидел, как вдоль школьного двора чинно вышагивала директриса. Попадаться ей на глаза не стоило.
Убедившись, что Валентина Михайловна скрылась в дверях школы, Руслан начал было разговор о Демократизаторе, поскольку отдуваться за поломку дорогой его сердцу указки все равно придется и надо выработать тактику, но Дунаевский его перебил:
– Это потом. Рассказывай про Юлю!
– Дык... я тебе написал...
– Лучше расскажи все в подробностях!
– Чего рассказывать-то! Будто ты не знаешь, что у нас с 11-м «В» развернутые военные действия! Из-за тебя, между прочим! Дергачиха... то есть... Юлия Дергач, думаю, тоже от смеха корчилась, когда ты на линейке, как придурок, об асфальт шандарахнулся!
– Совсем сбрендили, да? Я, конечно, помню, как вы первого сентября о войне говорили, но даже не мог предположить, что эти разговоры всерьез. Да про мое падение уже все забыли. А если и не забыли, то мне ровным счетом на это наплевать! И потом... я же помню, вы и в волейбол у «вэшек» выиграли. Чего вам еще-то от них надо? Кому они мешают?
– Ты просто, Дунай, долго болел... ну с рукой... а потому не в курсе всего, – значительно произнес Ткачев и сплюнул прямо в помойный бачок.
– Ну так введи в курс! – гаркнул Олег, потому что у него уже все дрожало внутри от самых дурных предчувствий. Неужели Юля... Неужели с Юлей... – А ну говори, что тут без меня происходило!
– Да пожалуйста! – легко согласился Ткачев. – Во-первых, эти козлы выиграли у нас кросс!
– И что? Это все?
– Не все! После кросса они выиграли в баскет и в футбол!
– А что ж вы им дали выиграть?!
– А у нас двух лучших игроков не было: тебя и Петьки Быкова, который в другую школу ушел!
– И что ж, вы теперь будете воевать со всеми, кто у вас в спортивных состязаниях выиграет? – изумился Олег.
– Дело не только в этом, – отмахнулся Ткачев. – Одиннадцатый «В» ведет себя нагло и вызывающе, будто они хозяева школы! А кто они такие, чтобы чувствовать себя у нас как дома? Чужаки! Кретины из дебильной 722-й! Ты думаешь, почему их школу закрыли?
– На ремонт...
– Наивный! Выяснилось, что обучение там не соответствует требованиям общероссийских стандартов. А протекающую крышу можно было и летом залатать! Чего-то никто не латал! До сих пор школа стоит мертвяком.
– Ну... даже если и так! Одиннадцатый «В» остается только пожалеть! Им же в институты поступать. Чего вы к ним привязались? Пусть нормально учатся хоть последний год!
– Жалостливый, да? А ты знаешь, что у нас забрали Абрамыча?
Лев Абрамович был математиком. Уникальным. В классах, где он преподавал, отстающих по математике не было. Он непостижимым образом умудрялся из полностью неспособных к точным наукам детей воспитывать твердых троечников, а иногда и хорошистов.
– Как забрали? – удивился Олег.
– А так! Он теперь будет этих дебилов из 11-го «В» в институты готовить! Прикинь? – и Руслан снова послал плевок в помойный бак.
– А почему он не мог взять и нас, и 11-й «В»?
– Ну ты же сам знаешь, какое у Левы здоровье!
Олег знал. Лев Абрамович Фридман был уже очень немолодым человеком и периодически укладывался в больницу, как он сам говорил, для профилактики.
– Сказать, кто у нас ведет математику, или сам догадаешься? – с усмешкой спросил Руслан.
Математику у старшеклассников могла вести еще только Валерия Петровна Полякова, громовая женщина, прозванная за дурной нрав и скандальность Валерьянкой. Истеричная Валерьянка свой предмет вообще-то тоже знала неплохо, а потому Дунаев решил перейти к вопросу, который волновал его гораздо больше.
– А что Юля? В чем она-то провинилась?
– А она, Дунай... – Руслан смерил Олега слегка презрительным взглядом, – девчонка из стана врага, а ты, похоже, на нее запал. Тебе что, наших мало? Аська Бондаренко аж вся усохла от безответной любви к тебе! Утешил бы девочку!
– Не твоего ума дело, кого я стану утешать, а кого нет! – прогремел Олег.
– Не скажи, Олежек! – Ткачев скривился. – Представь, что вдруг в разгар Великой Отечественной войны какой-нибудь... например, командующий фронтом вдруг втрескался бы в Еву Браун?
– В Еву Бра-а-аун... – непонимающе протянул Дунаевский.
– Ну да! В жену Гитлера?
– А в морду хочешь? – прошипел Олег, обеими руками притянув Ткачева к себе за полы джинсовки.
– А я с тобой драться не стану, даже если ты мне и впрямь дашь сейчас в морду. У тебя рука еще плохо действует, – объяснил Руслан. – Знаю, сам ломал в седьмом классе.
Олег с силой оттолкнул от себя Ткачева. Тот ударился спиной о мусорный бак, отлепился от него, проверил, не испачкалась ли сзади джинсовка, поправил съехавшую лямку рюкзака и сказал:
– В общем, так, Дунай! У тебя еще есть возможность выбрать: или мы... класс наш, в общем... или Джульетта твоя из «В»! Но имей в виду: кто не с нами, тот против нас! – И Руслан вразвалочку пошел со школьного двора в сторону своего дома.
Совершенно потерянный Дунаевский остался стоять возле помойки.
Вечера Олег еле дождался. У Юли сегодня не было занятий на курсах, а потому они должны были встретиться у дороги на плотину. Вообще-то в облаке холодных брызг было уже довольно неуютно, но Юля с завидным постоянством тянула его именно туда.
– Почему ты мне ничего не сказала? – набросился Олег на девушку, как только увидел.
– О чем именно? – удивилась она.
– Об этой идиотской войне между нашими классами!
– А разве ты не знал? Вся школа знает. Учителя с нами постоянно воспитательные беседы проводят. Сегодня директриса вместо физики все сорок пять минут нудила о дружбе членов одного коллектива или, как модно сейчас говорить, – одной команды.
– Нет, я, конечно, слышал... но не воспринимал это всерьез! – выкрикнул Олег.
– Вот и врешь! – резко сказала Юля. – Почему же тогда мы с тобой встречаемся только здесь, в этом холодном тумане? Ты ведь не хочешь, чтобы нас видели вместе!
– Ерунда какая... Я думал, тебе тут нравится... – растерялся Олег. – Мы ведь именно здесь познакомились... Да и вообще, если бы все было так, как ты говоришь, я не подошел бы к тебе сегодня в школе!
– Да что такое одна перемена! На других я тебя почему-то не видела! И после уроков сразу исчез...