– Ты мне лучше пива принеси, – сказал Федор.
Руднев взял для него пива. Тот отпил несколько глотков, достал из-под стола почти пустую бутылку водки и влил ее остатки в бокал.
– У нас со своим нельзя, – крикнул бармен, но Федор его не слышал.
Он дожидался, пока водка разойдется в пиве.
– А это что? – спросил Руднев, показывая на бумаги.
– Придел у храма ремонтирую. Сижу вот считаю. Работнички куда-то тыщ десять увели.
Федор выпил.
– Как дети?
– А что дети? Что им будет? Бегают туда-сюда. Покоя нет. Вот тебе хорошо, Илюш, дома тихо, спокойно… – тут Федор осекся. Он обернулся на Илью с безумным от вины взглядом. – Прости-прости, Илюш! Вот я дурак!
– Ты просто пьяненький, Федя. Пошли домой.
Федор чуть не плакал. Он покачал головой, потом разинул рот и хотел что-то сказать, но ничего не сказал. Он пригладил бороду, собрал в одну кучу бумаги на столе, накрыл их ладонью.
– Прости! Я не знаю, как ты там один в этой тишине.
– Работой спасаюсь.
Руднев сидел, чуть подавшись вперед, подпирая себя черствым взглядом. Он был пуст.
– Ну… Оно и верно. Ты от бога врач, – нашелся он.
– Тут, знаешь, одного мальчика привезли… Мне показалось даже, что это Ванька.
Руднев подумал, что зря сказал. Он вращал бокал и глядел, как пена цепляется за его стенки. Потом он посмотрел на удивленного Федора.
– Похож, что ли, так?
– Наверно. А может, еще чего.
– Ох-ох, Илюш! – закудахтал Федор, собираясь, кажется, снова плакать.
– Больше года прошло.
– Да ведь правда. А кажется, вчера. Упокой, Господи, души раб твоих…
– Ну хватит вот этого…
Руднев кончил с пивом, отставил пустой стакан на соседний столик.
Они вышли на улицу и зажмурились от света.
– Ты иди, Илюш, а у меня дела еще.
– Какие у тебя дела? Ты до этих дел сам не дойдешь.
– Дойду. Иди. Иди высыпайся.
Федор прилип к стене.
– Нет уж! Я тебя не брошу. Иначе Оля мне голову отвинтит. А должна бы тебе.
– Не отвинтит. Не нужна ей моя голова.
– Прям не нужна?
Федор прошелся вдоль стены, отстраняя помощь.
– Не любит матушка меня.
И, сказав это, он нашел в себе силы выпрямиться и пройтись по прямой. Руднев догнал его. Они шли дальше.
– Не говори ерунды.
– Она разводиться хочет.
– Это чего вдруг?
– Устала, говорит. Денег нету. Меня дома нету. На службе с утра до ночи, в выходные – внехрамовые требы, теперь ко всему прочему ремонт этот… Дети без отца растут. Терпение кончилось. Смирение кончилось. И у ей, кажется, любовь кончилась.
Ветер поднял его волосы.
– Как же вам разводиться?
– Как всем. Такой же грех.
– И в чем же выход? Если она без тебя останется?
– Ей в этом и видится выход.
Они вошли в подъезд, поднялись на последний этаж.
– Слушай, у меня дома иконы от Саши остались, – сказал Руднев, видя, что Федор медлит заходить к себе. – Хотел тебе отдать, да все забываю.
– Иконы?
– Да. Много их. Может, ты заберешь?
– Давай гляну, – пожал плечами Федор и вошел следом.
Руднев встал у двери, ведущей в спальню, подергал ручку. Дверь была заперта.
– Не помню, где ключи. Я спальню закрыл, а где ключи, не помню… Сейчас.
– Где ж ты спишь?
– В комнате, на диване. Я ее давно закрыл. Не хожу туда.
Руднев ушел на кухню, вернулся с ножом. Поковырял лезвием дверной замок.
– Да не надо, Илюш! – остановил его Федор, испугавшийся взлома. – Ну что ты портишь?
Он стоял в коридоре и наблюдал, как напрягается лицо Руднева. Лезвие было тонкое. Оно мягко скручивалось от стараний и никак не брало, никак не брало. До Федора вдруг дошло, что это за комната, в которую пытался попасть Илья.
– Илюш, ладно! Сейчас изрежешься!
– Ну!
Руднев дернул дверь на себя.
Он сам не ожидал, что рывок получится такой силы. Ручка вылетела из замка, и тот развалился надвое. Дверь распахнулась.
– Гляди, – сказал он, включая в спальне свет.
И только Федор подошел к выломанной двери, только заглянул в спальню, где по стенам в странном порядке были развешаны иконы, с лестничной клетки послышались мелкие черствые шаги. Появилась Ольга. Она, обеспокоенная внезапным шумом, вышла в подъезд и увидела, что дверь в квартиру Ильи открыта. Увидела самого Руднева и своего мужа.
– А, это ты, Илья. Здравствуй, – сказала Ольга и, посмотрев через висок на Федора, скрылась.
Опять наступило молчание. Федор глядел в сторону. Физиономия этого громадного человека приняла совсем уж горький и по-детски сконфуженный вид.
– Ну, – протянул он со вздохом. – Пойду.
– А иконы как же?
– Пускай у тебя будут, – сказал Федор, больше не глядя в спальню Ильи.
– Мне они зачем?
– Молись.
Федор пригладил бороду и, скрипнув дверью, ушел к себе.
5
Руднев стоял на пороге спальни. И в ней все было ярко. Саша любила свет, а Рудневу ламп хватало в больнице. Глаза его за время работы сохли, и дома он просил сумрака. Но что ей его глаза? Все должно быть бело, да так, чтоб не видно потолка. Чтоб ни единой морщинки. Но какие морщинки? Только сама их и видела.
Лишь иконы над кроватью были темны, как ночные оконца. Множество икон. С каждой глядел на него знакомый лик. Руднев не помнил имен, но улыбался им, как старым приятелям, явившимся из прошлого, вдруг и сразу из милого прошлого.
Иконы были общие. Так она сказала, когда Илья первый раз пришел в ее съемную комнатку и поинтересовался: «Это все твои?!» Саша смутилась, будто Илья спросил со смехом или издевкой.
Но нет, он глядел серьезно. Это была в нем самая нужная черта: никогда Саша не встречала ни в ком такой страшной прочности взгляда. «Ха! Я не верю в Бога. Хозяйка сказала, что прежние жильцы не забрали. Так что иконы – общие. Сказала – пользуйся. Прикинь, дизайн. Мне неуютно! Они так смотрят…» – был ее ответ. Неуютно казалось только поначалу. Святые смотрели, но любить не мешали. Им двоим никто не мог помешать.
В эту душную двушку под самой крышей они переехали после свадьбы. Святых перевозили в коробках, чередуя с книгами, чтоб не треснуло стекло. Выходило неловко: Святитель Николай – «Любовь живет три года» – Троеручица – «Дневник Бриджит Джонс» – Святой Христофор – «Священная книга оборотня»… Так они и лежали в коробках на антресолях.
«Как думаешь, Бог помогает?» – спросила однажды Саша, вернувшись от врача. У них уже был Ваня. Она выучила молитву, нашла среди святых нужного, поставила на прикроватную тумбу и молилась ему. Остальные иконы Руднев развесил на стене. Он подчинялся, делал все, что она просила. И пошутил в ответ: «Эти святые не отвернулись от нас во грехе, не отвернутся и в молитве».
Он не заметил, как оказался в спальне и без звука ходил по ковру. Он разглядывал прошлое. Под столом, на котором до сих пор лежали начатые Сашей книги, Руднев нашел коробку с игрушками. Он покопался в ней и достал машинку с красными полосами и крестами на боках. Руднев покрутил модельку в руках. Когда-то, в самом начале пути, когда был дураком и верил, что дежурство в скорой даст ему отвагу и выдержку, он разъезжал по городу именно в такой машине. Такую же подарил и сыну.
Руднев достал телефон. Он позвонил ей. Голос на той стороне был сонный.
– Я вас не разбудил?
– Кто это?
– Доктор из детской областной.
– Ой, что-то случилось? – испугалась Дарья.
– Нет, все хорошо, я звоню поинтересоваться…
– Доктор, я ведь совсем забыла спросить, нужна ли какая-нибудь помощь. Вот дура! Мальчику что-нибудь надо?
– Ничего. Может быть, после…
– Да-да, я всегда готова, доктор. Чтобы вы знали! Всегда готова помочь! Как вас зовут? Сегодня я даже не узнала, как вас зовут.
– Илья Сергеевич. Можно просто Илья.
– Илья Сергеевич, – повторила она, запоминая. – А меня…
– Дарья. Я помню. Дарья, я звоню с таким странным вопросом.
– Он очнулся?
– Да, он пришел в себя.
– О! Какое счастье. Могу я его повидать?
– Мальчик очнулся, но ничего не говорит. Поэтому я и звоню вам. Понимаете, мы до сих пор не знаем его имя, не знаем, где его родители. Я подумал, может быть, вы могли бы помочь найти родственников.
– Я?! – голос ее поднимался. – Но каким образом?
– Если вы скажете, где случилась авария, я попытаюсь найти кого-нибудь, кто знает мальчика.
– Я думала, этим занимается полиция, разве нет?
– Пока от них мало толку.
– Мне действительно очень хочется помочь… Если нужно, я готова дать денег!
– Скажите, в каком месте вы… Где произошло столкновение?
– Ох, – она задумалась. – Я совсем не знаю ваших дорог. Помню, был лес… Все это я уже рассказывала полицейским!
– Они нашли, где это случилось?
– Говорят, нашли.
– А вас туда возили?
– Нет, больше я там не была. Послушайте, вы точно доктор? Это разговор напоминает допрос.
– Вспомните, что показывал навигатор.
– Навигатор показывал, что я сбилась с маршрута. Он искал выезд на трассу. Что вы еще хотите?
Руднев узнал панику в голосе Дарьи. Он всегда мог разглядеть, расслышать ее первую поступь.
– Простите. Но важно выяснить, что случилось в тот вечер. – Он стал придумывать, почему это в самом деле важно. Получалось слабо. На ум приходили только фразы из брошюрки для посетителей детской реанимации. – Родитель всегда должен быть рядом с ребенком, чтобы ребенок понимал, что он не брошен. Поэтому крайне важно поддерживать связь.
– Илья Сергеевич, – сказала она, задержав дыхание. – Сожалею, но я… Там был лес. Он выскочил прямо под колеса. Я ударила по тормозам… Понимаете, я даже не сразу поняла, что это было. Выбежала. Увидела мальчика. Он лежал на боку.
– Он был в сознании?
– Мне показалось, что он мертвый. Но когда я стала набирать скорую, он зашевелился…
С ее слов Руднев постарался представить, как было дело. Но у него не получалось. Точнее, он представил себе, что все было иначе. Он увидел женщину, мечущуюся от машины к сбитому ребенку. Она кусает губы, соображая, что ей предпринять. Осматривает бампер, фары, капот. Все цело, гладко. Глядит дикими глазами по сторонам, глядит на дорогу, не едет ли следом свидетель. И она делает выбор. Решает бежать. Оттаскивает мальчика к канаве, но тот вдруг поджимает ноги, свертывается от боли. Мычит.