— Рыбка! — кричала Тоня в совершенном восторге. — Рыбка!
Разевая рот, снятый с крючка подлещик сделал последнюю попытку спастись и вырвался из рук. Он дважды подпрыгнул, но Тоня набросилась на него, схватила и, вся дрожа от охотничьего азарта, протянула хозяину удочки:
— Вот, возьмите…
— Ладно уж, — великодушно ответил рыбак, — оставь себе. Ваш улов.
Леня и Тоня с сомнением посмотрели друг на друга.
— Нет, — сказал Тоня, — нет, спасибо. Пришлось бы таскать рыбку с собой, потрошить…
— Подумаешь, хитрое дело! Бери, мне не жалко, сам видел, как обрадовалась!
— Нет, — сказала Тоня, — нет, спасибо. Пришлось бы жарить… Спасибо вам, не надо. Я знаете, почему обрадовалась? Я просто загадала: если Леня поймает рыбку, все будет хорошо!
Действительно, как просто! Если хочешь быть счастливым — будь им, как сказал Козьма Прутков.
Леня и Тоня выкупались еще раз, умчались от реки и полезли вверх по обрыву в нагретый солнцем молодой сосняк. Собрался домой и я: приближался час, когда Марика обычно возвращалась из своей «Гидрометеослужбы». Отлогой дорожкой я поднялся в бор и медленно пошел между сосен.
Леня и Тоня догнали меня по дороге.
— Мы вам все о себе рассказали, — прочирикала Тоня, — а сейчас спохватились, что даже не знаем кому. И поспорили: Леня считает вас инженером, а я подумала, что вы из редакции. Вы так внимательно слушали и о роддоме, где мы познакомились, и о коньках… Ну, обо всем!
— Оба угадали, Тоня. По образованию я инженер, а стал литератором. Пишу.
— Книги?
— Книги.
— А можно посмотреть?
— Можно. Заходите в эту калитку, я живу здесь.
…Помнишь, Марика? Мы пили крепкий чай и ели кекс, сотворенный из полуфабриката. Потом Леня читал на память стихи, и стихи были грустные, а за окном завечерело, и словно тени вечера и грустных стихов легли на нас, стерли недавнее веселье.
— А жить в Тольятти все-таки трудно, — печально сказала Тоня. — Ходить к Лене в гости я могла и не выходя замуж.
— Ты должна войти в положение строительства. Если каждой такой семье, как мы с тобой, выделять отдельные комнаты, придется строить не завод, а только жилые дома.
— Это было бы неплохо. Сначала дома, а потом автозавод.
— У тебя отсталые настроения. Все точно спланировано, скоро будут и дома. В срок.
— Мне надоело ходить к тебе в гости.
— Хорошо. Давай искать частную квартиру.
— Это дорого.
— Наймусь куда-нибудь еще, буду подрабатывать.
— Ты каждый день так устаешь…
— Ты тоже, — вдруг помрачнел Леня, сосредоточенно выковыривая из кекса изюм.
— Работаем врозь, — опять сказала Тоня, — живем врозь, даже учимся врозь; он на курсах монтажников, я по малярной части. Леню уже взяли на монтаж, а я еще на женской работе, таскаю раствор.
— Вы пробовали просить комнату? — спросил я.
— Да, ходил к одному деятелю, — ответил Леня. — Зря, конечно. Он мне популярно объяснил, что гораздо более достойные и нужные стройке люди живут вот так же, по разным общежитиям.
— Может быть, вам лучше вернуться домой, в Минск?
— Нет! — Леонид вскочил, зашагал по комнате. — Нет, — тихо, но решительно повторил он. И вдруг сорвался на страстную тираду: — Мы нужны здесь, мы строим автозавод! Конечно, нас, как и многих, сбили с толку слухи: мол, стройку ведет фирма «Фиат», незнакомая организация работы, никаких расценок, всем командуют итальянцы… Хотелось показать им, на что способен я, рядовой комсомолец, утереть нос, «подковать блоху» — ведь каждый из нас в душе Левша, даже если мастерства не хватает! Оказалось все не так, стройка во всем наша, советская, но значит тем большая ответственность за нее лежит на каждом из нас. А какой город строится! Эталон будущих наших городов! Ради одной перспективы жить и работать в таком городе стоит кое-чем поступиться, потерпеть.
— А вы, Тоня, так не думаете?
— Нет, почему же?.. — она улыбнулась. — Все-таки очень интересно жить самостоятельно, без пап и мам, своими руками строить автозавод… Вы приходите к нам на работу, особенно к Лене, он сейчас у Тугрова работает — не слышали? Арсений Тугров, монтажник. Они ставят металлоконструкции, я бегала смотреть. Там все такое громадное…
Прощаясь, я записал, где искать Леню и Тоню, но, наверно, потерял бы их из виду, если бы не та история с Марикой в снежный февраль 1968 года. Но о ней я расскажу потом.
А пока на меня с громким лаем мчится большая черная собака, и я, пряча свой испуг, радостно приветствую ее: «Негри! Не узнала? Здравствуй, Негри!».
Она круто останавливается, слегка пригибается, расставив передние лапы, и… виляет хвостом. Общий язык найден, я даже рискую погладить Негри по голове, и она ведет меня между сосен к своему дому.
Удивительный дом построил Леня!
Все началось с того, что молодожены все-таки сняли комнату «у частника». Чтобы подработать на квартиру, Леня нанялся по совместительству ночным сторожем на пляж.
— Ведь здесь основная работа — присутствовать по ночам, — рассказывал он мне, — тут и поспать можно. Воду никто не унесет, песок с пляжа — тоже. Тоня часто приезжала ко мне сюда, даже ночевать оставалась, но вдвоем нам в будке показалось тесновато, вот и пришло в голову пристроить спальню. Хорошо получилось?
Он говорил вполне серьезно, и я кивал головой, стараясь не рассмеяться. Все-таки эти молодожены были детьми с необузданной детской фантазией! Как можно было ночевать в этой будочке, да еще вдвоем, ума не приложу: разве что высунув ноги на улицу. Теперь, с пристроенной спальней, сооружение стало уникальным.
— Тут ящики продают здоровенные, с деревенскую избу, — продолжал рассказ Леонид. — Но нам-то зачем такие огромные хоромы? Правда, я немножко не рассчитал, наш ящик оказался маловат. Тогда мы решили не ставить его, а положить набок. Потолок получился низким, но в остальном все хорошо. И тахта!.. Правда, оригинально?
— Да, безусловно! — быстро согласился я.
Уж чего оригинальней! Ящик Леня Бойцов приколотил к задней стенке своей сторожки и выпилил часть этой стенки. Залезать в «спальню» приходится на четвереньках, а топчан, который Леня назвал «тахтой», едва возвышался над полом. Зато Леонид богато радиофицировал жилище, а Тоня повесила на окно занавеску, вбила в стенку напротив «тахты» три гвоздя и устроила там гардероб.
— Вот мы и домовладельцы, — сказал Леня, когда они вселились.
— Что ж, Ленька, — ответила Тоня, — домом это величать нельзя, но дачей можно. На дачах и хуже бывает. Жаль, пальто для гардероба длинновато…
— Ничего, потом пристроим еще что-нибудь, — успокоил Леня.
И когда они улеглись спать, Тоня обняла своего Леонида и зашептала:
— А когда у нас будет настоящая комната, мы купим модную мебель, сборную, ладно?
— Обязательно! И чтобы масса книжных полок, во всю стенку до самого потолка!
— Конечно. А вдоль книг я буду ставить куколок, деревянных, из разных республик. Много-много, коллекцию. Можно, Леня?
— Можно, — милостиво разрешил Леонид. — Тебе только бы в куклы играть! Я о серьезном думаю: как нам новоселье отпраздновать?
— Что ты, Леня! Кроме нас, тут никто не поместится!..
— Да… А Тугров, кажется, въедет в Васину засыпушку.
— Зачем ему такая большая? Он же одинокий!
— Твердит, что скоро женится.
— На Марике? Она за него не пойдет.
— Посмотрим. Сеня упорный.
— Он умелый… Мы тоже могли бы жить там… Там даже полки можно сделать…
— У них свои расчеты. Арсений добывал для Васи какие-то материалы, провода, абажуры: у Тугрова столько знакомых… А за это Кудрин его на какой-то срок поселил. Они комбинаторы, оба.
— Это плохо?
— А ты как думаешь?
— Плохо, конечно, плохо! — вздохнула Тоня. — Давай спать, Ленька!
Они поцеловались, чуть коснувшись друг друга губами, и долго лежали в своем ящике молча, думая о том, как хорошо и удобно будет жить нехороший Тугров у комбинатора Кудрина. Сейчас засыпушка возле яблоневого сада представлялась им почти дворцом. Сеня умелый! А Леонид не такой, он неумелый.
— Ты занимаешься самобичеванием? — тихо спросила Тоня.
— Да. А ты меня бичуешь?
— Немножко побичевала, — призналась Тоня. — Глупый, но ведь ты мне и дорог именно такой, потому что, если бы ты был другим, ты не был бы моим Ленькой! Понимаешь?
Она прижалась к Леониду, и было слышно только их неровное дыхание и тиканье будильника на полу, в изголовье. Тоня решила проверить, заведен ли этот будильник, и потянулась к нему, пронеся теплую мягкую руку над головой мужа, коснулась грудью его груди…
А сейчас Тоня была в больнице, и Леонид нахохлившимся совенком сидел рядом со мной на скамейке возле их домика. Ему казалось, что он сам во всем виноват: не уберег свою Тоню, не защитил, недозаботился. Он и свой домик построил кое-как, и в производственном корпусе еще ветер гуляет. Да что ветер! Их заставили ломать фундаменты под станки, и в этом тоже элемент его, Леньки, личной вины:
— Мог же я давно заметить, что за человек этот Строев! Его давно нужно было разоблачить! — горячо говорил он. И вдруг обратился прямо ко мне: — Послушайте, вы должны написать об этом! Понимаете, Строев подписывает такое…
Он рассказал мне всю историю.
— Такие решения принимаются коллегиально, — возразил я. — Один Виктор Петрович не мог…
— Мог! — перебил Бойцов. — И как ни в чем не бывало делает зарядку!
— Что ж, по-вашему, делать зарядку — тоже преступление?
— Скажите прямо: вы расследуете дело Строева?
— Ого, как громко! Леня, я постараюсь узнать, что там произошло… Если на самом деле это головотяпство, я попробую…
— «Постараюсь», «попробую»… — перебил меня Бойцов. — Нет, ненадежный вы союзник! Ладно, не затрудняйтесь, я сам узнаю и разберусь.
— В добрый час! — обиделся я. — Вы бы лучше подумали, как вы будете жить вот здесь с ребенком?!
— Ребенок будет не скоро. А дом можно утеплить. Кроме того, я прописан в общежитии, Тоня — тоже, в крайнем случае разъедемся, и она опять будет ходить ко мне в гости. А когда заслужим, получим квартиру. Почему вы не спрашиваете меня о Марике?