— А м-мы себе хоть немножечко оставим?..
Заросли кустарника между тем стали редеть, и ребята вышли к берегу: остров, оказывается, не больно-то широк. Повернули направо, миновали рощицу — и вышли к круглому, будто очерченному циркулем, озеру.
Петро решил искупаться и стал стягивать сорочку, но Славка остановил его: дед говорил, что вода тут холодная, от родников.
— Ну и что? Сам ведь сказал — надо обследовать…
— Здесь вряд ли чего найдем.
Более двух часов они бродили по острову, но почему-то никакого пиратского клада не нашли. Единственная находка — покрытая ржавчиной немецкая каска. Они ее примерили — сперва один, потом другой.
— Отвоевался кайзеровский солдат.
— Пусть не лезет к чужому дому…
— А говорят, в Красной Армии тоже есть немцы и венгры, и китайцы.
— Так эти же за Советскую власть идут, помогают нам.
— А потом мы им пособим, ага?
— Само собой! — авторитетно заявил Славка. — Это, знаешь, как называется?
— Как?
— Интернационал… вот!
Петро, по словам Славки, уж очень смешно выглядел в этом головном уборе. Но и Славка имел в нем не больно геройский вид.
Посмеялись друг над другом. А потом взгляд Славки посерьезнел.
Они бросили каску прямо с лодки в речку, а потом, свесившись через борт, смотрели, как стайки черных мальков метались из стороны в сторону. Вдруг Петро сказал:
— А у Ленки еще велосипед есть.
— Детский, что ли, трехколесный?
— Нет, настоящий, только дамский.
— Как «дамский»? — не понял Славка.
— Ну, без верхней перекладины на раме, чтоб не перебрасывать ногу через седло.
— А девчонки разве не могут перебрасывать?
— Не знаю, — ответил Петро.
Славка не хотел продолжать разговор о Ленкином велосипеде — он снова начал о пиратах:
— Конечно, они разбойники, но жилось им все-таки хорошо, вольготно.
— Ага! — подхватил Петро. — У них в жарких странах все было: и бананы, и кокосовые орехи.
— Ничего, у нас скоро тоже поспеют арбузы и дыни. Ты арбуз любишь?
— Спрашиваешь! Особенно с хлебом хорошо. Возьмешь вот такой кавун… он трещит, если сжать с боков… взрежешь, да как навернешь с краюхой. Во-о, вкусно.
Был уже полдень, ребята захотели есть, а разговорами еще больше подогрели свой аппетит.
Петро развязал узел, достал ржаного хлеба и лука.
Настанет время, когда многие равнодушно будут глядеть на ржаную краюху — вдоволь станет пшеничного хлеба, всяких саек, тортов. Но мальчишки об этом не думали, им бы такая мысль показалась невероятной, — до того вкусным был этот черный хлеб грубого помола.
— Эй ты, Шерлок Холмс, вставай, — Славка тряс за плечо друга.
Раннее утро только начинало врываться острыми лучами в распахнутую дверь сарая. Петро, посапывая носом, открыл глаза и по оранжевой солнечной полоске на стене определил: сейчас — не более шести.
Он снова свернулся калачиком и глухо пробормотал:
— Дай еще трохи поспать, хоть минуту.
— Не дам! Небо сегодня какое, знаешь? Ни единой тучки.
Петро, поняв, что поспать больше не удастся, сел на кровати и стал тереть глаза.
Мальчишки уже неделю спали в сарае: Славка — на лежанке, а Петро достал себе настоящую кровать. Правда, старую. Койка эта валялась у разрушенных солдатских казарм, перетащить ее особенных трудностей не представило. Славка взял спинки, а Петро — сетку, положил ее на голову и понес, придерживая руками. Сквозь ржавую сетку задиристо торчал его чуб…
— Какой же из тебя Шерлок Холмс, если вставать рано не любишь?
— Чего ты пристал?
— А ты же сам говорил, что будешь сыщиком. А если так, — Славка понизил голос, — чего же ты про письмо забыл?
— Про какое письмо?
— А вот! — Славка достал письмо цыганки.
— Я думал, оно у деда.
— Дед давно забыл о нем, и ты забыл. А мне оно почему-то покоя не дает.
— Давай сюда, — обрадовался Петро. — Я его по методу Шерлока Холмса исследую, вот увидишь!
Он достал из конверта письмо и осторожно стал его обнюхивать. Славка терпеливо ждал, почти уважительно смотрел на друга, наконец не выдержал: «Ну как?..» Петро объяснил, что пытается определить, не пахнет ли письмо одеколоном и каким именно:
— Тогда легче будет хозяйку найти.
— А какие бывают одеколоны?
Петро вспомнил, что видел на тумбочке у Ленки полупустой флакон. Потому-то уверенно кашлянул:
— Бывает одеколон «Кармен»… ну и так далее.
После этого он стал изучать бумагу, на которой написано письмо. Ну что ж, обычная, тетрадная. И Петро сделал вывод:
— Знаешь, не исключена возможность, что это писала учительница, потому что бумага в клеточку, для арифметики.
— Чи ты сдурел, чи притворяешься? В письме и так ясно сказано, что она в школе работала. Вот: «Снова учительствовать? Так ведь и школ почти не осталось». И дальше есть про школу.
— Прекрасно! — сказал Петро и для солидности кашлянул снова. — Это только подтверждает мою догадку.
— Так зачем же твои догадки, если и так все ясно! — Славка возмущенно потряс руками. — Ты мне лучше скажи, что означают слова… Где они?.. Ах, здесь «…Играем одно и то же?» Что она играет, а? Может быть, она музыкантша или артистка?
У Петра глаза стали круглыми:
— Точно! Это ты здорово догадался.
— Еще неизвестно, — сдержанно сказал Славка, хотя ему приятна была похвала друга. — Может, здесь и театра нет?
— Есть, я точно знаю. Ей-богу! Ленка туда часто ходит, ее иногда берут выступать, когда надо изображать толпу.
— Это хорошо, можно будет порасспросить ее, нет ли там артистки Оксаны?
— Конечно! А еще лучше… знаешь что? Попытаемся устроиться через Ленку в театр, тоже толпу изображать. Тогда мы сможем следить за всеми.
Славка на минуту представил себя в роли артиста. Стало страшно: как же это он будет выходить на залитую светом сцену? В зале ведь много публики. А если к тому же говорить чего-нибудь заставят? Нет, бог с ним, с этим театром, — он честно сказал об этом другу.
Но Петро, наоборот, вдохновился и даже высказал предположение, что из них, возможно, неплохие актеры получатся. А что? Всякое бывает. И напишут тогда на афише: «Знаменитый артист Петро Завгородный…»
— Ты ведь сыщиком хочешь быть, — насмешливо сказал Славка. — Или уже передумал?
Петро смутился и, пробормотав: «Там видно будет», предложил поскорее пойти к Ленке.
Однако еще не было и семи, поэтому Славка стал удерживать его. Все же Петро подошел к забору и начал бросать в открытое Ленкино окно камешки. Никто не откликался. Что делать — позвать или подняться по водосточной трубе и заглянуть в комнату?
Славка остался на земле, а товарищ его вскарабкался наверх, заглянул в окно. Никого.
Петро спустился и сказал:
— Она, наверное, купаться ушла. Она почти всегда рано уходит.
— Не то что некоторые, — Славка насмешливо посмотрел на друга.
— Да я, если захочу, могу в пять, даже в четыре проснуться! — Петро в запальчивости хотел еще что-то добавить, но Славка остановил его. Лучше, предложил он, пойти навстречу Ленке.
Они вышли за ворота. Было тихо, безветренно; людей на улицах еще мало. Утренняя свежесть переполняла город.
— Вон Ленка идет! — сказал Петро, когда в конце переулка появилась смуглая девчонка с мохнатым полотенцем через плечо.
Славка успел шепнуть другу, чтобы тот ни о чем прямо не говорил: надо выспросить как-то постепенно, окольным путем. Тот важно кивнул и сделал шаг к Ленке.
— Здрасьте!
— День добрый, — ответила Ленка, как взрослая.
— А это мой друг Славка, я тебе про него говорил.
— Очень приятно, — Ленка посмотрела на Славку и добавила: — Вы, наверное, купаться идете? А я уже.
«Чего это она мне «вы» говорит?» — подумал Славка. И чтобы сразу же все поставить на свои места, он грубовато сказал:
— Мы в городской сад пошли. Пойдем с нами, там ящерицы есть.
— Сейчас не могу, мне надо какао выпить. Вы идите, а я скоро приду.
И Ленка удалилась.
«Буржуйка, какавы по утрам распивает», — Славка хмуро посмотрел ей вслед.
В городском саду протекала речушка Горячка — вода в ней всегда была теплой. Одни говорили, что она берет начало из горячих родников, другие — что она вытекает из электростанции. Мальчишки еще не успели уточнить. А искупаться в ней разиков пять уже успели.
Решили побултыхаться и сейчас. Разделись. Петро сразу же бросился в воду, а Славка стал прогуливаться вдоль бережка и ловить ящериц.
Уже было поймано четыре штуки, пока Петро нырял и высунутыми из воды ногами выписывал кренделя, почти как в танце… А Ленка все не шла.
— У тебя коробки нет? — спросил Славка, так как не знал, куда девать ящериц.
— Ты их в майку заверни, — посоветовал Петро.
Ящерицы были ядовито-зеленого цвета, зеленее самой сочной травы, и быстрые-быстрые. Они стали выползать из майки. Славка ловил их и снова бросал туда, как в мешок.
Искупаться он так и не успел, потому что в эту минуту появилась Ленка, и пришлось натягивать штаны.
— У тебя какой-нибудь коробки нет? — встретил он ее вопросом.
— Из-под монпансье, — она протянула круглую железную коробку с цветами на крышке.
Славка открыл и увидел на дне четыре слипшихся леденца: два красных и два желтых.
— Ты забери их.
Но Ленка предложила разделить пополам:
— Тебе два и мне два.
Славка уже протянул руку, чтобы взять монпансье, но потом спросил:
— А Петру?
— И ему дадим, — почему-то смутилась Ленка. — Эй, держи, Петя! — И она, повернувшись к реке, подняла руку.
Петро не стал вылезать из Горячки, он только вытянул шею и крикнул:
— Бросай сюда!
Ленка развеселилась и, слегка прицелившись, бросила ему леденец, как обычно бросают собаке палку.
Петро завизжал, гавкнул и чуть выпрыгнул из воды, но не поймал: леденец ударился об его лоб и упал в воду.
— Ныряй! — приказала Ленка.
И он бросился ко дну, затем еще и еще раз. В кулаке он доставал камни, стекляшки, просто песок, а леденца не было.