— Куда же? — заинтересовалась Лена.
Но в эту секунду Петро был оттеснен плечом своего друга. Славка загородил его спиной, будто защищая от чего-то, и небрежно сказал:
— Да не слушай ты его! Еще не ясно: возьмут нас или не возьмут, это пока вилами на воде писано.
— Но все же куда вас? — не унималась она.
— И это неизвестно, — отрубил Славка, не давая другу и рта открыть.
А когда они отошли на приличное расстояние, он сказал:
— Много языком треплешь.
— А ты из всего тайну делаешь. Хватит, у нас и без этого настоящие тайны есть.
Но Славка пояснил, что дело не в тайне, не в секретности, — просто не надо хвастаться, тем более преждевременно…
Они пересекли городской сад, затем Столыпинскую улицу.
Петро сбавил шаг: поблизости был дом Оксаны Ивченко.
— Давай мимо пройдем, сделаем круг.
Славка не согласился. Следили, сколько дней потратили, а толку? К Ивченко приходили только подруги — артистки театра, да и то нечасто. Правда, однажды ее провожал домой мужчина. Но, как удалось выяснить, это был режиссер театра.
— Но кто же все-таки сидел с ней тогда в экипаже? — размышлял вслух Петро. — Не лучше ли нам по ночам следить?
Славка откровенно пожимал плечами: не знаю.
Но Петро уже и сам понял, что это невозможно, — спать когда-то тоже ведь надо. А что, если обратиться за помощью к взрослым? Тем более сейчас, когда они идут в это здание. Прийти в ЧК и рассказать: мол, так и так… Однако подобная мысль лишь мелькнула в сознании Петра, но не задержалась в нем. Он даже другу ничего не сказал, да и тот бы скорее всего не согласился, — у взрослых и так столько дел! Нужно уж как-то самим разобраться.
Чем ближе они подходили к месту, тем сильнее стучало сердце у Славки: дело не шуточное, им хотят доверить настоящую работу. И казалось сейчас пареньку, что его друг не до конца понимает важность минуты, — Петро как-то суетился: то скакал на одной ноге, то болтал без умолку. О чем? Да не о чем существенном.
Во дворе водолечебницы, мимо которой они проходили, росли вишни и черешни. Петро, понятное дело, забежал туда и, быстро оглядевшись, начал действовать. Вскоре он догнал друга и удовлетворенно тряхнул картузом, наполненным темно-красными и восковыми шариками: «Бери!»
Славка рассеянно ел вишни и сплевывал косточки в кулак. И одновременно слушал своего друга.
— Конечно, — говорил тот, — строить бронепоезд тоже интересно. Но что для нас теперь главное? Чтобы нас поскорее в армию зачислили и лучше всего — в конную разведку.
Славка дипломатично молчал: что ж, правильно, лучше всего в разведку, в конную.
— А для этого нужно стать сильным, рослым. И, выходит, мы не туда идем работать.
— То есть как не туда? Чего ты нагородил! — возмутился Славка.
— Очень просто. Вот к деду твоему на прошлой неделе клиенты приходили сапоги чинить. Такие же парни, как мы, чуть постарше. Так они, знаешь, где работают? На бойне, на мясокомбинате. Каждый день пьют бычью кровь, сырую и жареную, свиное сало едят. Грудь у них во-о! — и Петро очертил перед собой колесо.
— Значит, ты захотел стать жирным? — хихикнул Славка.
— Не обязательно жирным, просто нам сила нужна. А Ленкин отец… помнишь, я тебе рассказывал про него?.. Говорит, что для этого нужно хорошо питаться.
— Какавы по утрам распивать? — спросил Славка ехидно, поскольку речь коснулась Ленки.
— Не знаю, — чистосердечно признался Петро. — Ленкин отец — заядлый охотник, он всякий раз уток приносит. А на прошлой неделе она меня угостила рябчиком в сметане. Вкусная пища! Я и тебе хотел оставить крылышко…
— Больно надо, — отрезал Славка и мечтательно добавил: — Мне бы картошки котелок!
Они подошли к высокому зданию. Вот и каменные ступеньки, где недавно, ожидая деда, Славка увидел Котовского. Часовой пропустил их и сказал, что Мартынов на втором этаже, в комнате номер восемь.
По скрипучей деревянной лестнице ребята поднялись наверх.
Полутемный коридор, штукатурка на стене во многих местах отбита — и наружу выглядывает косая штриховка дранок. Переводя дыхание, мальчики постояли у дверей.
— Можно? — несмело спросил Петро, чуть приоткрыв дверь.
В комнате за столом сидел человек, он поднял голову, и от этого сверкнули его очки.
— Заходите, — человек опустил голову, и очки потухли.
— Вы товарищ Мартынов? — спросил Славка.
— Нет, я товарищ Горелик, — улыбнулся очкастый. — А Мартынов в соседней комнате. Подождите, хлопчики.
Горелик показал рукой на угол.
Славка и Петро уселись на скрипучем и полосатом, как старая, облезшая зебра, диване. Петро, наверное, попал на вылезшую пружину, потому что все время елозил, никак не мог спокойно сидеть.
Кроме них, здесь еще находилась светловолосая машинистка. Она бойко стучала по клавишам и ни на кого не обращала внимания.
— Яша, неси сюда печать, — послышался голос из другой комнаты. И Горелик ушел туда.
Славка оглядел комнату. Квадратная, высокая, два зарешеченных окна. За одним из них качается снаружи верхушка тополя.
Горелик вернулся, оставив дверь в кабинет Мартынова полуоткрытой. Там, по-видимому, заканчивался разговор.
— Ну, приступай, действуй, — сказал один.
— Приступлю, — рассмеялся другой. — Не думал, что я, Борис Ершов, сотник червонного казачества, штабной крысой заделаюсь, тьфу, ерунда какая!
Мальчики вздрогнули. Знакомый голос! И слова знакомые! Сразу же вспомнилась кровавая сцена, разыгравшаяся в лесу за Гусаровкой…
Из кабинета Мартынова, позванивая шпорами, вышел кавалерист, мельком взглянул на ребят и подошел к машинистке.
— Клавочка, дорогуша! Взгляни же на меня.
— Некогда мне в гляделки играть, ни минуты свободной, — ответила машинистка, перебирая листки бумаги и копирки.
— Зря, любушка моя, ты такая неласковая. Учти, блондины нынче входят в моду! — и кавалерист, тронув свой чуб, расхохотался. Затем, помахав рукой Мартынову и Горелику, вышел и затопал по коридору…
— Ко мне, ребята? Заходите, — пригласил Мартынов.
Но мальчишки не двинулись с места, их слова еще несколько мгновений не могли прорваться. Наконец Славка выкрикнул:
— Это же не Борис Ершов, это рыжий Савелий! Бандит!
— Он убил Ершова… Завладел документами… Мы сами видели, в лесу… — голос Петра от волнения был прерывист.
Яша Горелик подошел к ним вплотную:
— Что-то вы, ребята, путаете. Давайте поспокойнее, четко.
А Мартынов уже подошел к окну и осмотрел двор. Там рыжий Савелий отвязывал коня, готовясь вскочить в седло.
— Ершов! — сквозь решетку крикнул Мартынов. — Еще на два слова иди сюда.
Снова в коридоре загремели шаги…
Может быть, по тишине, натянутой, как тетива лука, или по какому-либо другому признаку, но вошедший с нагайкой в руке «Ершов» насторожился. Он внимательно взглянул на мальчишек и слегка побледнел.
Однако, помахивая нагайкой, старался не выдать волнения.
— Пойдем ко мне! — сказал Мартынов.
— Чего еще? Говори скорее, — кавалерист лениво входил в кабинет.
— Савелий это, рыжий Савелий! — в спину ему выкрикнул Петро.
Тот рывком повернулся, раздувая ноздри, как загнанный в капкан хищник, смотрел то на одного, то на другого.
— Ладно, — проговорил он, — некогда мне тут всякую комедь слушать, мне беляков бить надо, я пошел.
— Стой, — приказал Мартынов. Но Савелий, полусогнувшись, бросился к дверям.
И все-таки Яша Горелик успел подставить ему ногу. Бандит грохнулся, задрожала дверь, и зазвенели шпоры. Положив ладонь на крышку маузера, Мартынов потребовал:
— Оружие, бандитская рожа!
Горелик помог вытащить из кобуры Савелия наган, а плетку тот бросил сам. Бросил, поднялся и заскрипел зубами:
— Провокация! Всяким соплям верите, — и он стрельнул глазами в сторону ребят. — Я червонный казак, сотник.
— Врет он, — не выдержал Славка. — Товарищ Мартынов, если не верите нам, спросите моего деда. Рыжего Савелия знает вся Гусаровка. Он и Стецько, и еще один стреляли в Ершова.
— А где сейчас твой дед? — быстро спросил Мартынов.
— Тут же, в городе, дома. Занасыпьская улица, дом 22, возле городского сада.
— Разберемся! — сказал Мартынов. — Я твоего деда знаю.
Горелик подошел к окну и крикнул кому-то, чтобы прислали двух человек из караульного помещения. А через минуту послал еще и машинистку:
— Поторопи их, Клавдия, пусть поскорее двух бойцов дают.
Бандита увели. Мартынов попросил ребят рассказать все по порядку. Он также приказал помощнику принести чай, и вскоре Яша Горелик вернулся, неся в руке зеленый чайник, — из носика выбивалась струйка пара. Наверное, этот чайник часто приносили сюда, потому что белая бумага, которой был застелен стол Мартынова, хранила на себе отпечатки темных кругов. Таких же широких, как дно чайника.
Петро вопросительно взглянул на друга: мол, что же это получается? Будем чаи распивать. А ведь надо поскорее допросить бандита: может быть, он уже успел навредить или замышляет чего-нибудь.
Надо же спешно принять меры!..
Славке тоже хотелось, чтобы привели сюда рыжего Савелия, и они могли бы не просто рассказывать, как сейчас, а изобличить злодея. Открыто, прямо.
Но Мартынов и Горелик, казалось, совсем не торопятся. Они расспрашивали о деревне, о родных. На столе появились хлеб, кусочки сахара, две кружки.
— Пейте, ребята, — сказал Горелик. — Пейте и рассказывайте.
Когда они ответили на все вопросы, товарищ Мартынов походил по комнате, помолчал и спросил:
— Ничего не забыли?
Славка и Петро переглянулись, — нет, вроде бы обо всем они рассказали: и про Савелия, и про Стецька, и про того третьего.
— Ладно, — сказал Мартынов. — Поедем к вашему деду.
На улице опять накрапывал дождь. Мартынов надел кожанку, а Горелик, набросив на плечи широкий брезентовый плащ, распахнул полы:
— Залезайте сюда, орлята, а то намокнете.
Петро тотчас же нырнул под полу, а Славка сказал: