Кристиан БэдMovmavВТОРЖЕНИЕ 1: ВЫСШИЙ РАЗУМ
«Совместные российско-китайские учения „Восток-2018“ будут включать подготовку к ядерной войне»
«Ядерная война начнется в марте 2019 года из-за твита президента США Дональда Трампа…»
«Весь мир может пойти прахом, если кто-то случайно нажмет не на ту кнопку…»
Пролог
Кто виноват и что делать, Юрича осенило внезапно.
Ещё вчера его жизнь тонула в тумане неудач, и вдруг воссиял свет.
Юрич понял, почему денег ему всегда не хватает, а его мелкий строительный бизнес никак не вырастет из бригады шабашников в хотя бы плохонькую, но фирму.
Кто виноват?
Да все. Все вокруг были его врагами.
Враги окружали Юрича с самого раннего детства.
Он рос, и росли враги. Сначала они ставили ему двойки, пороли ремнём и таскали к участковому. Теперь мелкие враги перехватывали выгодные заказы, а крупные — не давали раскрутиться, вздували налоги и цены. Но теперь всё, хватит!
Юрич курил в открытое окно, бросал бычки на крышу соседнего супермаркета, и радость грядущей мести наполняла его тело горячей сладкой истомой.
В голове клубилось душное облако, переливаясь сочными тонами свеженарубленного мяса. Облако шептало Юричу прямо в мозг: «Ты — лучший, умнейший, недооценённый и обворованный. Тебя ненавидят, так отомсти им. Ты — можешь! Ты — сверхчеловек, а они — шлак, песок под твоими ногами…»
Юрич всегда знал, что он — особенный, лучший, достойный большего, только никто и никогда не хотел этого замечать. И вот теперь облако в его голове обещало то, что так необходимо маленькому человеку на огромной земле — избранность.
«Сдохни ты сейчас, а я — после… Кто же это сказал? — думал Юрич. — Пушкин?»
На соседней улице маломерка-школота метнулся через дорогу, и жигулёнок ударил по тормозам.
Юрич замер в предвкушении… Ну?..
К несчастью, водила оказался опытным, и малолетний ублюдок успел проскочить перед самым бампером.
Юрич в раздражении отшвырнул бычок.
— Мрази! — заорал он на всю улицу и захлопнул окно.
Часть I. Кости
Глава 1
На экранчике смартфона популярный видеоблогер Друже Обломов распаковывал доставку очередной пиццы, рассуждая, зажрался он или нет.
Друже-то, может быть, и зажрался… Но до конца учебного года — меньше недели. И три пиццы за пятьсот рублей — самое то для без пяти минут десятиклассников!
Этак прощальную вечеринку на три-четыре челика можно и в тыщу уложить. И сэкономить карманные деньги на что-нибудь стоящее. Говорят, в зоомагазине можно купить молотую серу. А бертолетову соль… да хоть бы и из спичек! Надо взять коробков тридцать, ещё непонятно, сколько там будет отходов.
Конечно, Вадим Скрябин, хорошист и не самый ленивый школьник, не собирался взрывать что-то конкретное, но страсть к экспериментам едва ли не вперёд него родилась. Сначала он маме в роддоме устроил встряску на тему: началось или нет, а уж потом всё у него началось.
Вадим мысленно пересчитал заныканную наличность, прикидывая, сколько удастся сэкономить на неофициальном «выпускном» из 9 «В». Не был он каким-то особенным жмотом, и для друзей бы… Но какие друзья в школе?
Одноклассники?
А разве друзья — это не что-то большее? Конечно, ему есть с кем прогулять школу, образовать временную коалицию для выведения из себя русички или наезда на борзого «гэшника» Грушу…
Но устраивать какое-то особенное событие из окончания девятого класса — это тупо прожрать деньги. Тут и пятьсот рублей пожалеешь…
— Скрябин! Это я тебе говорю! Вынь голову из телефона!
Вадим поднял мутные от ютуба глаза и уставился на историчку преданным взглядом идиота.
Нет, для остальных узников кабинета истории взгляд у него был вполне себе нормальный: в меру дерзкий и безразличный, но Эльвира Владимировна Маточкина, по прозвищу НеЭВМ, полагала, что смотрит на неё девятиклассник именно так.
Класс зашумел в предвкушении очередной серии триллера «Скрябин против монстров». Вадим вздохнул, вытащил из уха наушник и расправил плечи.
Ну как он ещё мог смотреть на новую историчку? Явилась, понимаешь, за месяц до конца учебного года и давай изобретать новые правила. Ну машет очередной пачкой листочков с самостоятельными. И что? Списал? А пусть сначала докажет!
Вадим усмехнулся. Списать у НеЭВМ было спортивным интересом, ведь прочий интерес к своей персоне новой учительнице нужно было ещё заслужить.
— Несмотря на правильные ответы, я тебе, Скрябин, ставлю третью двойку подряд! Ты, Скрябин, как исключительно ничтожная личность, ничего, кроме двойки, за полугодие, я думаю, не получишь! — надрывалась НеЭВМ.
— А как неисключительно ничтожная? — поинтересовался Вадим, который за словом в карман не лез в принципе и по определению. — У меня без вас вполне нормальные оценки были.
— Если неисключительно, то отвечать ты мне будешь три последние темы устно!
— Чё вы мне баки-то забиваете?! — парировал Вадим. — У меня все самостоятельные написаны, этого в нашей демократической стране достаточно. Или вы — против демократии?
Он знал, что тема демократии для НеЭВМ — больная, что она заведётся сейчас с пол-оборота… (Именно такой смешной беззлобный троллинг быстро доводил историчку до градуса самого бурного кипения. Сухой лёд с кипятком? Бред. Скорее уж калий в воде — шипит и прыгает!).
С молодыми училками игру приходилось строить тоньше, они и сами могли безжалостно обстебать. Чего стоила одна практикантка по инглишу с её «каждой твари — по паре».
Но НеЭВМ словно бы вылезла из особенно глубокого окопа, где пересидела и финал перестройки, и санкции. Она всё ещё полагала, что Россия строит демократическое общество, что россияне должны добиваться уважения какого-то мистического Запада и при этом каяться за всё и всех, начиная с Октябрьской революции и заканчивая похождениями Саакашвили на Украине. И при всём при этом в голове у неё был полный СССР в отношении школьного устава, дисциплины, поведения и прочих всеми забитых истин.
Одно её требование, чтобы ученики говорили с ней «как принято разговаривать с учителем», регулярно доставляло всей пятипушечной параллели девятых классов.
СССР умер, но кто бы сумел это популярно объяснить НеЭВМ? В прошлый раз Вадим предложил выписать ему пропуск в городской архив — не помогло.
— Ты списал эти самостоятельные! — разорялась историчка, выбивая из мыслей о приятном: Вадима как раз осенило, что до конца урока осталось минуты три, не больше.
— Хайли лайкли? — раздражённо предположил он, доставая рюкзак и сгребая со стола учебники-тетрадки.
— Что-о?! — изумилась НеЭВМ.
— Я интересуюсь доказательной базой ваших предположений, Не… Эльвира э-э. Владимировна.
— База тебе подошла бы — картофельная!
«Чё за фигня? Какая картофельная? А-а, это же опять из детства бабушки! Какие-нибудь пионеры, копающие картошку? Значит, понесла-ась!.. Пять баллов Гриффиндору!»
— Завтра придёшь с матерью! Сначала — мать, потом — ты!
Вадим пожал плечами:
— Мать работает, ничем не могу помочь. — Он наигранно расстроился, развёл руками. — Ведите меня лучше к завучу? Давно я не жаловался на дискриминацию альтернативно мыслящих меньшинств.
— Это пусть завуч разбирается, какое ты там мыслящее! А ко мне ты без матери больше не войдёшь! Это я тебе обещаю!
Вадим пожал плечами и уставился на секундную стрелку. Часы он носил, не снимая. Даже мылся в них, благо — водонепроницаемые.
Часы ему нравились. Вадим знал, что с появлением сотовых телефонов часы сделались в некотором роде анахронизмом, вариантом дорогого ненужного подарка, но предпочитал использовать их именно по назначению. Как хронометр.
Иногда ему казалось, что у него с часами особенный договор: когда Вадим опаздывал — они тянули время, когда попадал в неприятные ловушки — торопили.
Часы не подвели и сейчас — секундная стрелка неслась, как оголтелая, и даже слегка опередила трель звонка.
К завучу Вадим отправился под конвоем раскалённой, как «Тефаль», исторички.
Всю дорогу НеЭВМ думала только о нём, бубня в спину, но фатально не поспевая за широким шагом довольно рослого школяра.
Вадим топал себе, засунув руки в карманы и бренча там любимыми гайками.
Гайками, гильзами, потерянными кем-то ключами и прочей мелочёвкой глубокие карманы его бесформенных «парусиновых» штанов (вечно без формы!) были заполнены на треть. Весили штаны, как свежеубитый мамонт (бабушка!), и охотник убегал в них сейчас от тянувшегося сзади неприятного хвоста погони.
НеЭВМ историчку прозвали за совершенно нелогичное поведение. Не дотягивала она даже до допотопной ЭВМ, не то что до современных компов. То истекала к ученикам необоснованной любовью, то придиралась вот так, по-глупому, словно внутри у неё сидели две совершенно разные личности. «Нелогичность взрослых — особенно бесит, — думал Вадим, всё ускоряя и ускоряя шаг. — Захочешь вдруг поучиться, а у кого?»
Завучем, однако, работала вполне нормальная тётка, Ирина Владимировна Петрова — простая и понятная, как её фамилия. И потому Вадим не очень-то напрягал нервную систему по поводу визита в учительскую.
Завуч знала, что посылать Вадима за матерью — совершенно бесперспективно. Его мать руководила заводом резинотехнических изделий. На воспитание сына времени у неё не хватало, только на спонсорскую помощь школе. Отец? Его давно отправили в отставку, и место было вакантно. А травмировать бабушку Вадим отказывался наотрез.
Бабушке сравнялось семьдесят четыре года. Мама была у неё поздним ребёнком, а Вадим был поздним у мамы. (Потому что «работа, и мужиков нормальных нет»).