Результат не заставил себя ждать: действуя настойчиво и жёстко, Мнге за один день сделал своими союзниками сразу полдюжины завучей из соседних лицеев и гимназий. Внушил им, что именно психолог — решение половины школьных проблем — от плохих оценок до предупреждения актов агрессии.
За один этот день в его центр было записано гораздо больше детей, чем за недели привычной работы. Мнге знал, что большая часть кандидатов — пустышки, но и предчувствие надежды теплилось в нём.
Эти глухие холодные места были особенными. Аборигены сохранили здесь древнюю устойчивость к ментальному насилию: маловнушаемые, грубые, своевольные — они чаще других сбрасывали жадные оковы сознаний личинок, не давая вторженцам развиться.
Грубоватый народ. Простой. Паразитический образ жизни ему не близок. А личинка, паразитируя, склоняет к тому же и симбионта. Она качает из него жизнь, принуждая его становиться раздражающей обузой для близких, чтобы хоть как-то восполнить силы. И симбионт, не привыкший быть паразитом, бунтует против чужой воли, оставляя личинку без пищи. А без подпитки вторженец замирает в ней, так и не активировав свои сети, перестаёт пробуждаться, гибнет.
Хорошая земля. Холодная. Сильная. Единственный вполне уже мог расти здесь. Теплейший прав — нужно просто лучше искать.
Мнге поморщился и потёр виски: путешествие по бетонным коробкам школ утомило его.
Люди были безмерно глупы. Чтобы защитить детей от террористов, они загоняли их в клетки, ставили турникеты и заборы. Они не понимали, что террористов этому и учат — проникать в защищённые помещения.
А если террориста направит вторженец, стены и вовсе станут его союзниками. Сильному вторженцу охранник откроет сам, и пояс шахида поднести поможет.
Да что вторженец! Слабенькая личинка сумеет запугать пару-тройку старшеклассников, сколотить из них «группу поддержки».
Детки покажут, где чёрный ход, отвлекут охрану, испортят «тревожную кнопку» и… намертво забудут о том, что предали своих и себя. И это — смерть.
Клетка, хоть она и бетонная, уязвима тем, что в неё всегда можно проникнуть извне, была бы цель. А вот детям из хорошо «защищённой» школы уже так просто не убежать.
Мнге с ужасом смоделировал теракт на подконтрольной ему территории, покачал головой: справится ли его команда?
Старшие ученики Мнге были уже готовы дать отпор невидимому врагу.
Их минус был в молодости и неопытности. Опыт быстро не наработаешь. А молодость…
К сожалению, только дети оказались способны принимать виртуал, как некую иную явь, вторую данность. Это и был тот минимум психических способностей, без которого противостоять вторженцу не представлялось возможным.
Глава 9
Очнулся Вадим на полу, примерно там же, где и упал. Приподнялся на локте — уроды исчезли, крови нет, но и кистеня на руке — тоже нет.
Потерял? Где? Как? Петля же держала?
Серый бетонный пол, серая стена без дверей…
И тут же вспыхнуло красным проклятое табло — 2 часа 15 минут. Словно караулили, когда он очнётся.
Проклятая карусель!
Он задохнулся, закашлялся так, что горло заскребло до слёз. Снова сполз на пол — лёжа дышать было легче.
Что же это? Это, получается, что он задохнулся, придавленный уродом, и умер? А потом? Респ? Но как?
Как это вышло? Он же на самом деле пришёл к психологу! Его же родители будут искать! Мама, бабушка!
Завуч знает, что он пошёл в центр, она сама договаривалась по телефону! А что, если его усыпили, и всё это происходит во сне?
Но сколько же можно уже вот так? Чего они хотят от него? Что им надо?
Поубивать бы всех этих психологов!
Табло…
Выходит, придётся ещё раз? Всё по новой?
Бред!
Больно как. Аж слышно, как мысли шевелятся в ноющей голове. Или это в ушах шумит от удара? Или — это вода шумит? Или?..
Вадим различил наконец плач. Лиза! Точно, Лиза! И Мирон. И Илья. Они же все — тоже здесь.
Он заставил себя встать на колени, отыскать глазами ребят.
Лиза и Мирон сидели на куче тряпья. Рядом, но почему-то отвернувшись друг от друга.
Что за фигня? Лиза же прямо липла к Мирону с его мышиными ушами и зубами домиком?
Но теперь Лиза больше не липла. Мало того, — она ещё и ревела, раскачиваясь, как собачка на приборной панели такси.
Илья съёжился на противоположном конце кучи, довольно далеко от ребят. Ну этот-то понятно почему.
А Лиза всё шелестела-плакала. Тихо, тоненько.
— Эй! Ну чего вы?! — попытался крикнуть Вадим, поднимаясь с пола и растирая глотку. Ему всё ещё было трудно дышать.
Он поплёлся к ребятам, приговаривая на ходу:
— Лиза, не плачь! Совсем ведь немного не получилось. Одного же я сделал!
Лиза громко всхлипнула и стала вытирать глаза ладонями. Мирон даже головы не поднял, только помотал ею, не сводя взгляда со своих скованных рук.
— Это у тебя — немного не получилось! — выдохнул он. — А у нас — не вышло всё! Я не умею кидать, не могу, наручники не дают. У Ильи было в запасе всего три черепа, он не сообразил, что надо много, а Лиза… Не может она черепа кидать. Она…
Девочка пискнула и вдруг заревела в голос, размазывая по щекам слёзы.
Вадим обернулся: «02:10» — табло всё ещё горело на стене.
— Мирон, Лиза! Да вы чего, а?!
— Ты что, не понял, что мы — не выберемся отсюда! — выкрикнул Мирон. — Нас всех убьют! Вот эти кости… Мы тоже умрём!
— Надо было не дурить, а помогать мне, — отрезал Вадим.
Он сел рядом с Лизой, косясь на неё, не понимая, как утешить.
Помассировал шею. В голове прояснилось, но странное ощущение, что он не может дышать, всё никак не отпускало.
— Кости надо было кидать! Чтобы все вместе! — повторил он сердито.
— Больше-то нас не станет! — выкрикнул Мирон. — Илья — это ж мазохист! Ему же нравится, когда его убивают! Спортивный интерес!
Вадим посмотрел на поникшие плечи Ильи.
— Думаешь, нравится?
— Ну а как ещё?! — истерически взвизгнул Мирон. — Мы же из-за него все погибли и… — Окончание фразы он сжевал.
— Вроде же, это только я погиб? — удивился Вадим.
— В этот раз всё было не так, — помотал головой Мирон. — Одного ты убил, а второй… Он двинул на нас. В общем… мы все. Илья в этот раз — последний. Для разно… — Он запнулся и замолчал.
— Больно было? — спросил Вадим.
— Не помню. Похоже, я раньше вырубился, чем он меня ударил. Лиза, вон, ревёт — наверное, больно.
— Я не… — всхлипнула Лиза. — Я не смогла! Кидать! Кости страшные!
— У неё истерика началась, когда я сунул ей череп. Она завизжала и в ступор… И всё так быстро. А Илья… Гад он. Он кидал немного… Попал даже. Если бы он кидал… Гад!
На Илью Мирон не смотрел, делая вид, что того вообще нет.
— Ты не перегибай палку, — нахмурился Вадим. — Запер нас здесь не Илья. Никто не виноват. И не может быть виноват. Мы сюда не напрашивались, понял?!
Голос сорвался, и Вадим закашлялся, замолчал.
В горле скребло, на глаза наворачивалась какая-то влажная муть. Надо было как-то собраться с мыслями. Времени на раскачку — ёк.
Лиза всё ревела, как водопад. И дрожала. Куртку она где-то посеяла, худые плечи посерели от холода.
Бабушка говорила Вадиму: чем дольше ребёнок плачет, тем труднее его успокоить. Ведь Лиза — они же младше, она же совсем ещё маленькая…
— Лиза, ты это… бросай реветь? — Вадим не умел утешать, и вышло резко и грубо. — Кидать надо тебе, раз Илья не хочет! Надо как-то смочь. Заставить себя. Табло видела? Они опять придут. Надо, чтобы ты смогла кидать, понимаешь?
Лиза промычала что-то неразборчивое, вытирая слёзы. Она вся тряслась. И руки у неё — тоже тряслись.
Как она будет кидать?
— Ей-то хорошо. Мир оказался такой, как она и думала: я умру, все умрут, — сквозь зубы пошутил Мирон.
Вадим не проникся. Он изучал понурые плечи Ильи.
С ним-то что делать? Послать его на фиг, и самим?
— Илья, иди к нам! — позвал Вадим. — Я понял: бола кидать будешь ты. А Мирон будет тебя держать, чтобы ты не упал. Тебе надо захлестнуть урода за ногу и дёрнуть!
Илья неуверенно заёрзал, привстал, сел.
Вадим понял, что он боится. Такой здоровенный, а трусит посмотреть на хлипкого Мирона, обозвавшего его гадом.
— Ну иди же! — заорал Вадим. — Мирон, скажи ему! — И показал Мирону кулак.
— Иди, — выдохнул Мирон. — Подыхать — так вместе!
Илья поднялся, подошёл, пряча глаза, сел, свесив голову.
Вадим ощутил, что его колотит, пошарил глазами и увидел давнишнюю куртку. Она опять лежала, торча рукавом из вороха других тряпок. Примерно там, где Вадим её уже откапывал.
Наклонился, дёрнул — точно она!
Вадим вытащил куртку из кучи тряпья, сунул руки в рукава, и только потом заметил, что Лиза дрожит и от холода тоже.
Вздохнул.
— Лиза, я куртку нашёл, ты же замёрзла? — спросил он.
Потом с сожалением стащил куртку с плеч, на автомате обшарил карманы, обнаружил пуговицу, что прошлый раз сунул к себе в штаны. Вздрогнул.
Почесал в затылке. Оглянулся — бола исчезло, тряпичные обрезки, которых Лиза накидала приличную кучку — тоже.
— Лиза! — заорал Вадим, осенённый догадкой, и бросил на колени девочки пуговицу. — Черепа — не настоящие! Видишь!
— Что это? — непонимающе всхлипнула она.
— Я уже брал эту куртку! И карманы обшаривал! Ну, привычка у меня такая. Бабушка ругает. Вот! Там пуговица была в кармане! А теперь — она опять там! Куртка — не настоящая, понимаешь? Она исчезла и появилась снова. С пуговицей! Понимаешь? И верёвки пропали! Значит, тут всё — фальшивое. И черепа — тоже! Это игра! Все вещи — восстанавливаются!
— Я щас, — сказал Мирон.
Он встал, взял у Вадима куртку, долго изучал — вертел, щупал. Наконец подошёл к Лизе, накрыл её курткой. Сел рядом. Обнял.
— Это точно как в игре, — сказал он ей на ухо. — Мир обновляется до точки респа. Я не знаю, что с нами сделали, но мир — как будто в игре. Кости — это рисуночки, понимаешь? Модельки с текстурками. Очень убедительные, но модельки. А на самом деле — их нет. Иначе — где все твои верёвки? Где гайки Вадима?