— У меня нет для этого необходимой квалификации, — сказала Хелен.
— В интеллектуальном плане? Я слышал совсем другое.
— Тактически и стратегически. И материально.
— Существуют объединения ветеранов, которые могут оказать финансовую помощь. Мистер Барр служил в армии США, не будем об этом забывать. И служил с честью.
Хелен ничего не ответила, лишь взглянула в сторону Ричера. Тот промолчал, отвернулся и посмотрел в стену. Он думал: неужели этот парень опять не будет наказан за убийство в Эль-Кувейте?
Алан Данута зашевелился на своем стуле.
— Есть и другой вариант, — сказал он. — Не слишком вдохновляющий с точки зрения законности, но он существует.
— Что вы имеете в виду? — спросила Хелен.
— Предложите вниманию вашего отца историю с кукловодом. При таких обстоятельствах половина выигрыша лучше, чем ничего. К тому же кукловод — это лучшая половина.
— А он согласится?
— Вы наверняка знаете своего отца лучше меня. Будет очень глупо с его стороны, если он откажется. Тогда ему предстоят трехлетние апелляции, прежде чем мистер Барр предстанет перед судом. И любой прокурор, который чего-то стоит, постарается добиться большего.
Хелен вновь посмотрела на Ричера.
— Кукловод — это пока всего лишь предположение, — возразила она. — У нас против него нет никаких улик.
— Вам виднее, — сказал Данута. — Но ни в том ни в другом случае не следует допускать суда над Барром.
— Не будем принимать поспешные решения. Выслушаем сначала мнение доктора Мэри Мейсон, — предложила Хелен Родин.
Доктор Мейсон вышла из палаты двадцать минут спустя. Ричер наблюдал за ее походкой. Длина ее шага, взгляд и выражение рта подсказали ему, что она сделала определенный вывод. У нее не осталось ни малейших сомнений в характере заболевания Барра. Она уселась на свое место и разгладила юбку на коленях.
— Ретроградная амнезия, — изрекла она. — Подлинная, чистейший случай.
— Продолжительность? — спросил Нейбур.
— Любой специалист по бейсболу вам назовет точную дату, — сказала Мейсон. — Последнее, что он помнит, конкретная игра «Кардиналов».[13] Я готова спорить, что это неделя, считая от сегодняшнего дня.
— В том числе и пятница, — заметила Хелен.
— Боюсь, что так.
— Ладно, ситуация прояснилась, — обрадовался Данута.
— Замечательно! — воскликнула Хелен.
Она поднялась, и остальные последовали за ней к лифту. Ричер так и не понял, правильно все они поступили или нет. Однако не вызывало сомнений, что дело Барра каждый воспринял по-своему. Для всех них он перестал быть человеком, превратившись в пациента или юридическую проблему.
— Вы идите, — сказал Ричер.
— А вы останетесь? — спросила Хелен. Ричер кивнул.
— Я хочу взглянуть на старого приятеля, — сказал он.
— Зачем?
— Я не видел его четырнадцать лет. Хелен подошла к нему вплотную.
— Но зачем? — тихо спросила она.
— Не беспокойтесь, я не собираюсь выключать систему жизнеобеспечения, — заверил ее Ричер.
— Очень надеюсь.
— Я просто не могу это сделать, — сказал он. — Ведь у меня нет алиби.
Она немного помедлила, а потом повернулась и присоединилась к остальной компании. И все вместе направились к выходу. Ричер подождал, пока они минуют стальную дверь и скроются в лифте. Потом зашагал по коридору к палате Барра. Он не стал стучать. Лишь постоял немного, повернул дверную ручку и вошел.
Глава 07
В палате было слишком тепло. Здесь можно было жарить цыплят. Для защиты от солнца широкое окно прикрывали подъемные жалюзи. От них исходило сияние, и помещение наполнял мягкий белый свет. Повсюду стояло медицинское оборудование. Прибор искусственного дыхания был отключен. Рядом с постелью находились стойки для внутривенного вливания и прибор, контролирующий работу сердца. Трубки, баллоны и провода.
Барр лежал на спине в кровати, стоявшей посреди палаты. Без подушки, голова зафиксирована. Волосы сбрили, на отверстия, просверленные в черепе, наложили повязки. Левое плечо скрывали бинты, доходящие до локтя. Правое плечо осталось обнаженным. Бледная кожа казалась тонкой. Грудь и бока Барра были забинтованы, простыня спущена до пояса, руки лежали вдоль тела и были пристегнуты наручниками к раме койки. Из левой руки Джеймса торчали иголки внутривенного вливания. От большого пальца правой руки тянулся серый провод к какому-то прибору. Из-под бинтов на груди выходили красные провода, соединенные с каким-то устройством, имеющим экран. На экране медленно перемещался узор, напомнивший Ричеру запись выстрела. Высокие пики и длинные впадины. Прибор издавал приглушенное гудение всякий раз, когда на экране появлялся пик.
— Кто здесь? — прохрипел Джеймс Барр.
Голос у него был слабый. И еще Ричер уловил в нем страх.
— Кто здесь? — снова спросил Барр.
Он не мог повернуть голову, и это уменьшало поле его обзора. Его глаза постоянно двигались справа налево и обратно. Ричер подошел поближе и молча наклонился над кроватью.
— Ты? — спросил больной.
— Я, — ответил Ричер.
— Зачем ты здесь?
— Знаешь зачем.
Правая рука Барра задрожала, и серый провод стал раскачиваться. Наручник застучал о край койки.
— Похоже, я тебя подвел, — сказал он.
— Очень похоже.
Ричер смотрел Барру в глаза, поскольку глаза оставались единственной частью его тела, способной двигаться. Зафиксирована была не только голова, но и тело, спеленутое, как у мумии.
— Я ничего не помню, — сказал Барр.
— Ты уверен?
— Полная пустота.
— Ты понимаешь, что я с тобой сделаю, если ты меня обманываешь?
— Догадываюсь.
— Ну тогда умножь на три, — посоветовал Ричер.
— Я говорю правду, — сказал Барр. — Я ничего не могу вспомнить.
Его голос был тихим, беспомощным, полным недоумения. Он не оправдывался и не жаловался. Просто констатировал факт.
— Расскажи о бейсбольном матче, — сказал Ричер.
— Его передавали по радио.
— Не по телевидению?
— Я предпочитаю радио, — сказал Барр. — Как в старые добрые времена, когда я был ребенком. Однажды передавали радиорепортаж из Сент-Луиса. Такие огромные расстояния. Летние вечера, теплая погода. И репортаж о бейсбольном матче. Он затих.
— Ты в порядке? — спросил Ричер.
— У меня ужасно болит голова. Кажется, мне сделали операцию.
Ричер промолчал.
— Я не люблю смотреть бейсбол по телевизору, — сказал Барр.
— Я пришел не для того, чтобы обсуждать твои вкусы.
— А ты сам смотришь бейсбол?
— У меня нет телевизора, — ответил Ричер.
— Правда? Но он у тебя должен быть. Можно купить телевизор за сотню долларов. А маленький даже дешевле. Посмотри в «Желтых страницах».
— У меня также нет телефона. И нет дома.
— Но почему? Ты ведь больше не служишь в армии.
— Откуда ты знаешь?
— Никто больше не служит в армии. Во всяком случае, с тех времен.
— Некоторые продолжают служить, — сказал Ричер, думая об Эйлин Хаттон.
— Только офицеры, — возразил Барр.
— А я и был офицером, — сказал Ричер. — Ты должен помнить такие вещи.
— Но ты был не таким, как все. Вот что я имел в виду.
— И чем же я отличался?
— Ты зарабатывал на жизнь.
— Расскажи мне лучше о бейсбольном матче.
— Почему у тебя нет дома? У тебя все хорошо?
— Ты обо мне беспокоишься?
— Мне не нравится, когда у небезразличных мне людей возникают проблемы.
— У меня все в порядке, — сказал Ричер. — Поверь мне. Проблемы у тебя.
— Теперь ты полицейский? Здесь? Я тебя ни разу тут не видел.
Ричер покачал головой.
— Я обычный гражданин.
— Откуда?
— Из ниоткуда. Гражданин мира.
— Почему ты оказался здесь? Ричер не стал отвечать.
— Ага, чтобы разобраться со мной.
— Расскажи о бейсбольном матче.
— Играли «Чикаго кабз» и «Кардиналы», — ответил Барр. — Упорная была игра. «Кардиналы» с большим трудом победили, но еле унесли ноги.
— Выбили мяч за пределы поля?
— Нет, они выиграли из-за ошибки защитников. Первый «Кардинал» за четыре мяча прошел на первую базу, потом сумел добежать до второй. Второй отбил в поле, самого выбили, но первый успел на третью базу. Защитник поймал мяч, убедился, что игрок со второй базы не собирается бежать на третью, и бросил на первую, попытавшись отнять мяч у бьющего. Но мяч улетел на скамейку. Пока они его подбирали, игрок с третьей базы добежал до ворот и принес «Кардиналам» решающее очко. Так они и победили, без единого чистого удара.
— Ты очень хорошо помнишь игру.
— Я слежу за «Кардиналами». И всегда следил.
— Когда это было?
— Я не знаю даже, какой день сегодня. Ричер не стал ничего отвечать.
— Не могу поверить, что я сделал то, о чем они говорят, — заявил Барр. — Просто не могу поверить.
— Осталось множество улик, — сказал Ричер.
— Подлинных?
— Нет ни малейших сомнений. Барр закрыл глаза.
— Сколько людей? — спросил он.
— Пять.
Грудь Барра начала тяжело подниматься и опускаться. Из закрытых глаз покатились слезы. Рот приоткрылся, образовав неровный овал.
— Почему я это сделал? — заплакал Барр.
— А почему ты это сделал в первый раз? — сказал Ричер.
— Тогда я был безумен, — ответил Барр и после небольшой паузы добавил: — Это не оправдание. Тогда я был другим человеком. Я надеялся, что мне удалось измениться. Я был в этом уверен. И потом я вел себя нормально. Очень старался. Четырнадцать лет ушло на исправление.
Он надолго замолчал.
— Я бы покончил с собой, — вновь заговорил Барр. — Ты знаешь, еще тогда. Пару раз я был очень к этому близок. Мне было так стыдно. Вот только те четверо военных в Эль-Кувейте оказались плохими парнями. Это стало моим единственным утешением. Я цеплялся за него как за искупление.
— Почему у тебя столько ружей?
— Я не мог с ними расстаться. Они являются напоминанием. Они помогали мне держаться. Без них вести себя достойно было невозможно.