Ильичев АндрейВыжить - если нечего есть
Андрей Ильичев
ВЫЖИТЬ: ЕСЛИ НЕЧЕГО ЕСТЬ?
Это только кажется, что природа стала к человеку милосердней. Это только кажется, что лично со мной ничего случиться не может... Кто сегодня более всего подвержен риску оказаться в аварийной ситуации? Люди полевых профессий - геологи, охотники, геодезисты, военные... И еще, конечно, туристы. Во второй половине XX века мир охватил настоящий туристский бум. От суеты городской жизни, от каменных лабиринтов городов, перенасыщенных парами автомобильных выхлопов, человек потянулся к матушке-природе. Ежегодно миллионы располневших от зимнего сидения горожан, пыхтя, потея и отдуваясь, штурмуют горные перевалы: опускаются в бездонные норы пещер, ныряют на надувных плотах в стоячие воды порогов... Чего только не случается во время этих вожделенных путешествий, в том числе создаются ситуации, когда однажды вдруг оказывается, что нечего есть;..
Это случилось на Арале. Во время плавания у нас сгнили продукты. Жара и влажность, далеко превысившая сто процентов, - идеальные условия для бурного протекания гнилостных процессов. Каждый день мы выбрасывали дурно пахнущие, расцвеченные пленкой плесени крупы, макароны, хлеб, сахар. И каждый день на треть, а иногда и вдвое урезали пайки. Наконец наступил день, когда выбрасывать стало нечего - хороших продуктов не осталось. Все бы ничего, но было неизвестно, сколько еще продлятся наши приключения - день, неделю или месяц. Ситуация сложилась удивительная. Мы сидели на необитаемом острове, прижатые к берегу сильным навальным ветром и волной. В конце двадцатого века мы умудрились попасть в положение робинзонов. Только в отличие от местопребывания Робинзона Крузо наш остров щедростью не отличался - ни воды, ни пищи, ни тем более "Пятницы" на нем отыскать было невозможно. Мы голодали день, два, а потом, вынужденно подавив в себе чувство брезгливости, стали есть то, что считали есть невозможным - плесневелый геркулес. Да нет, пожалуй, уже не геркулес, пожалуй, уже саму плесень в чистом виде. Потом очередь дошла до вымокшей в морской воде муки. Горечь муки нас уже не смущала, потому что пресной воды у нас также не осталось и варили мы продукты в морской. Опускали кастрюлю за борт, ставили на огонь, сыпали туда муку, добавляли граммов сто тушенки. В меню это блюдо так и называлось "мучная болтанка на морской воде" Конечно, подобное варево и на запах, и на вкус было более чем отвратительным, но деваться было некуда. Как говорится, "голод не тетка". Тогда мы впервые поняли, что чувства брезгливости не существует, просто есть разные степени голода. То, от чего сытый человек воротит нос, голодный, поморщившись, съест, а очень голодный умнет за обе щеки и попросит добавки. Что, кстати, мы и делали. Я не преувеличиваю. Если бы меня в пик голода поставили возле бака с пищевыми отходами, да, да, того самого, что устанавливают во дворах, признаюсь, я бы наплевал на этикет, на чувство стыда и даже на прирожденную брезгливость и, проведя ревизию, отыскал бы себе продукты на полноценный обед. Потому что я теперь знаю: плохих продуктов не бывает, есть разные степени голода... В прочих морских и сухопутных путешествиях наши желудки страдали меньше. Но все же страдали. Не однажды нам приходилось прокалывать дополнительные дырочки в поясных ремнях. Например, во время велоперехода через среднеазиатские пустыни мы просто вынуждены были "сесть" на жесточайшую диету. Вода, которой приходилось загружать по 40-65 литров на каждый велосипед, "съела" изрядный кусок продуктового рациона. Тут уж не до разносолов. Обходились обыкновенными пакетными супами, усиленными парой пятидесятиграммовых сухарей. Сбрасывали в день чуть не по килограмму веса. Да и в зимних походах, надо сказать, не переедали. А уж про морские, когда наваливается морская болезнь, и говорить не приходится. Так что ощущение "пупка, соприкасающегося с позвоночником", нам знаком не понаслышке. И все же это не был аварийный голод. Мы знали, на что шли. Заранее настраивались на длительное недоедание. И еще мы знали, что через неделю, в крайнем случае две, мы непременно доберемся до обильного стола и быстро компенсируем утраченные килограммы. Человек, попавший в натуральную аварийную ситуацию, знать этого не может, и поэтому для него голод гораздо более серьезное испытание, чем для нас. По той же причине нельзя сравнивать сорокадневные лечебные голодания с трех-пятидневными аварийными. Это разные голодания, и действие их на организм человека совершенно различно. В аварийной ситуации рано или поздно потерпевшие окажутся перед выбором: либо научиться находить и использовать дары природы, либо погибнуть от истощения. А даров таких вокруг человека, попавшего в беду, отыщется великое множество. Только в отличие от магазина самообслуживания продукты в лесу или пустыне в пакеты не расфасованы, по полочкам не разложены и ценниками не снабжены, а имеют первозданный и очень непривычный для горожанина вид. "Здесь невозможно выжить, потому что здесь невозможно найти еду", - так подумают девять человек из десяти, оказавшись в одиночестве на лоне дикой природы. И действительно, в скором времени благополучно отойдут в мир иной, хотя окружены десятками съедобных растений и годных в пищу ползающих, прыгающих, летающих и плавающих живых существ - животных, птиц, рыб, насекомых. Не только тайга, но даже бесплодные заполярная тундра и песчаная пустыня для знающего человека могут быть изобильны, как собственный ухоженный огород! Вы думаете, я преувеличиваю? Ничуть! К примеру, древние чукчи использовали в своем рационе более 23 видов дикорастущих растений! Австралийские туземцы знали около трехсот полезных растений. И лишь благодаря этому выживали там, где европеец погибал в считанные дни. В нашей стране насчитывается свыше двух тысяч растений, полностью или частично пригодных в пищу. Их суммарный вес исчисляется сотнями тысяч тонн. Практически любая географическая зона, исключая разве плавучие льды Северного Ледовитого океана и ледники высокогорья, может обеспечить человека вегетарианским обедом, где будет салат, первое, второе, третье блюда, а возможно, и экзотический десерт! У растений бывают съедобными: корневища, луковицы, стебли, побеги, почки, листья, цветы, семена, плоды, орехи, шишки и пр. Одни части растений можно употребить в пищу в сыром виде, другие после тщательного проваривания, жарки или другой термической обработки, а также сушки, вымачивания и других способов. Наибольшей пищевой ценностью обладают орехи, плоды и клубни. Самые урожайные почвы располагаются вблизи водоемов - рек, озер, болот. Такие съедобные растения, как камыш, рогоз, тростник, нередко стоят сплошной стеной. На поверхности воды плавают кувшинки и водяной орех, почитаемый за лакомство еще древними египтянами. Из предварительно высушенных и смолотых в муку корневищ многих водных растений можно выпекать хлебные лепешки и варить каши-толкушки. Пригодны в пищу не только травянистые растения, но даже деревья! Нет, это не значит, что в глубинах тайги растет мало кому известное колбасное дерево, которое, срубив, можно нарезать на кружки, как обыкновенную докторскую колбасу. Нет, конечно. Съедобны не сами деревья, а их отдельные составные части и то не в любое время года. Например, шишки, желуди или заболонь - тонкая, прилегающая к стволу молодая кора. Одна сосна может предложить к столу пять годных в пищу частей: нераспустившиеся цветочные почки, молодые побеги, заболонь, шишки и, в качестве витаминного напитка, хвою. В ситуациях, угрожающих голодом, нельзя забывать о так называемых нетрадиционных продуктах питания. Глупо обрекать себя на голодную смерть только из-за того, что находящиеся вокруг продукты питания имеют непривычный вид, вкус и запах, можно позволить себе брезгливо сморщиться при виде червяка, вылезшего из яблока. Можно - дома, но никак не в условиях аварийной ситуации. Здесь, если хочешь выжить, от старых привычек, вроде брезгливости, лучше избавиться. И чем раньше, тем полезней для здоровья. Поэтому если в подобном, мягко говоря, затруднительном положении в руки потерпевшего попало насквозь червивое яблоко, выбрасывать его не следует, а, напротив, следует съесть полностью до последней косточки и даже червяка, извините, непременно отловить и употребить в пищу, так как он более калориен, чем само яблоко. Наши предки, жившие в жестоких условиях борьбы за собственное существование, этот неписаный закон усвоили твердо. Их меню, в смысле ассортимента, было много богаче нашего. Они ели все. Ну почти все. В доказательство приведу несколько примеров, которые большинству читателей могут испортить аппетит, по меньшей мере, на несколько часов. "Едят камчадалы все, что бегает, ползает, плавает, летает. Рыбу готовят впрок, сваливая в ямы, где она со временем приобретает вид слизи и издает "душок", от которого европейцы на версту зажимают носы". "Когда чукчи убивали оленя, то тщательно собирали весь находившийся в желудке полупереваренный мох - эта кислая масса была их излюбленным лакомством". "Нгвито - термиты крупные, жирные, их набирают три-четыре пудовых мешка с гнезда, прямо с крыльями кладут на сковородку без жира, посыпают чуточку солью и жарят в собственном соку. Когда насекомых тушат или кладут в суп, крылья им также не обрывают..." Ну, пожалуй, довольно. Обращусь теперь к нашему, пусть не самому богатому, но все же опыту. - Что не сделаешь ради науки, - сказала моя коллега по путешествию и откусила кусочек от... змеи. Змея была сварена как положено, без соли и специй и еще час назад резво извивалась у нас под ногами, "играя" раздвоенным языком и угрожая ядовитыми зубами. - Приятного аппетита! - пожелал я сам себе, хотя, честно говоря, аппетита не испытывал, и вгрызся зубами в бок змеиной тушки. Мясо змеи отдаленно напоминало рыбу и было съедобно ничуть не меньше позавчерашней столовской котлеты. Я жевал змею и думал: "Если судить по количеству змей, которых мы здесь увидели за один только день, смерть от голода нам не угрожает". В тот раз нам крепко "повезло". Четверо суток, пережидая сильный встречный шторм, мы обитали в змеином царстве. На том безлюдном берегу были сотни, а может быть, тысячи змей. Протопав тридцать метров, я насчитал полста штук такого добра. В кустах, под ногами, в воде - всюду шевелил