иближало его к смерти. У него сосало под ложечкой от голода, который пожаром свирепствовал в его пустом желудке, а мышцы ног и плеч горели от молочной кислоты. Как только он избавится от трупа, пообещал он себе, он съест целую банку каких-нибудь консервов. Какая-то его часть восставала при мысли о таком расточительстве. Как следует поесть сейчас означало, что его запасы пищи иссякнут гораздо быстрее. Но деваться было некуда. Он чувствовал это вчера, когда бежал, спасая свою жизнь. Он чувствовал это сейчас. Он слабел, ставя себя в невыгодное положение, и ему требовалось поддерживать свои силы. Скоро наступит день, когда он уже будет не в состоянии выбрасывать тех, кого убьёт. Ему придётся готовить их мясо и есть его — просто для того, чтобы остаться в живых. Он знал, что до этого дойдёт. Это было неизбежно. Поначалу он готовил и ел канализационных крыс, но они, похоже, перевелись. Возможно, их сожрали странные плотоядные твари яйцевидной формы, которых захватчики привезли с собой. Басу было наплевать на вкус, но он подозревал, что мясо ксеносов станет для него смертельной отравой, хоть готовь его, хоть нет. Чего бы он ни делал, эти твари в конце концов его прикончат, не одним способом, так другим.
Но не сегодня. Не в то время, пока ему ещё хватает сил им противостоять.
Впереди наверху уже показались разбитые оголовки дымовых труб последнего из домов, которые ещё продолжали стоять на южном краю городка. Там, на той крыше, он и бросит тело. Вонь его разложения не достигнет земли. Её будет уносить ветрами, которые дули с пустошей.
Он оставил труп близ центра крыши, зарыв его в обломки, так чтобы ни один из крючконосых, которые как пить дать шастают сюда наверх, не узрел бы ничего, возбудившего его любопытство. По крайней мере, не издалека.
Завершив свои труды, Бас уже собирался развернуться и отправиться назад тем же путём, которым пришёл, когда услышал могучий грохот, донёсшийся с равнин к югу от городка. Он лёг плашмя, подполз к краю крыши и увидел облако поднявшейся пыли по меньшей мере в милю шириной. Сначала он подумал, что это песчаная буря, но оно приближалось к Трёхречью, а ветер дул в противоположном направлении.
Каким бы настойчивым ни был голод, в тот момент Бас о нём позабыл. Это было что-то новенькое, что-то неожиданное. Ему следует остаться и вести наблюдение. Он должен узнать, что это такое и как это скажется на его выживании. В его сердце чуть было не разгорелась искра надежды. Может оказаться так, что это люди? Может такое быть, что имперские войска идут отбивать город? Трон всевышний, пусть это будет так!
Но то была всего лишь искра. Её тут же поглотил мрак уныния, наполнявшего его душу. Слишком уж много дней и ночей прожил он без поддержки, чтобы поверить, что сейчас ситуация может измениться. Не исключено, что он был последним живым человеком на Таосе III. Учитывая неукротимую мощь и кровожадную натуру ксеносов-захватчиков, это вовсе не казалось таким уж неправдоподобным.
Так что Бас скорее не удивился, чем расстроился, когда облако пыли оказалось большой колонной машин с зеленокожими. Воздух наполнился грохотом двигателей, который мог бы потягаться с летней грозой. Через равнины в направлении городка мчались самые разнообразные машины — сотни их, на колёсах и на гусеницах, всевозможных конструкций. Глаза Баса едва могли разобраться во всех них — таково было разнообразие странных форм. Из башен, закованных в пластины тяжёлой брони, под всеми углами торчали чудовищные орудия. Решётки радиаторов и плиты фронтальной брони были видоизменены так, чтобы выглядеть как гротескные морды. Аляповатые флаги броских красно-золотых цветов, хлопавшие на пропылённом ветру, были расписаны безыскусными изображениями черепов и топоров, исполненными с детской незатейливостью.
А вот в ездоках ничего детского не было. Это были массивные громилы — сплошные зелёные мышцы, жёлтые клыки и толстая металлическая броня. Они упивались шумом своих машин, горланя погромче своими звериными голосами, чтобы реветь вместе с ними. Они резвились позади кабин обезображенных грузовиков и войсковых транспортёров. Тех, кто сваливался, размазывало в кровавые пятна колёсами и гусеницами идущих сзади машин, вызывая гогот у всех, кто это замечал.
Это было ужасающее зрелище, и Бас ощутил, как сжимается его мочевой пузырь. Если они явились, чтобы остаться, чтобы подкрепить зеленокожих, которые уже хозяйничали в Трёхречье, то не стоило и сомневаться, что его время подошло к концу. Шансы не попасться зеленокожим в таком количестве, как эти, были, мягко говоря, мизерными. Ему по-прежнему придётся каждый день разыскивать старые консервы, по-прежнему придётся наполнять свои посудины для воды из любого источника, какой он только сможет найти. Ему по-прежнему придётся выбираться наружу из безопасности своих убежищ. При этом он очутится в городке, кишащем свирепыми и кошмарными тварями. Зачем они сюда явились? Что их сюда пригнало?
Именно тогда, в тот момент, когда этот вопрос сформировался в его уме, а первая из машин с рёвом понеслась в черту города по улице под ним, сотрясая фундамент здания, на котором он лежал, он их и увидел.
Люди!
Сначала он не мог поверить своим глазам. Он забыл, как дышать, и его сердце отстучало неистовую дробь по его рёбрам. Он всё-таки не был последним. Он был не один на этой планете. Их были десятки, скованных и сидящих в клетках позади кабин рабских грузовиков. Бас не обращал внимания на боевые байки и тяжёлую бронетехнику, которые сейчас громыхали мимо него. Он видел лишь клетки.
Они выглядели слабосильной братией, эти люди. Исколошмаченные, замученные. Это был не упрёк. Басу было их жалко. Он знал, что им пришлось вынести. Он один прожил достаточно долго, чтобы быть свидетелем смертей жителей Трёхречья. Такого множества смертей. Ему довелось повидать, на что способны захватчики. Их ужасная внешность полностью отражала их зверство.
На рабах в клетках были грязные лохмотья или вообще никакой одежды, как на мужчинах, так и на женщинах. В своё время Басу могло бы показаться любопытным поглазеть на женщин в такой их наготе. Какой бы десятилетний мальчишка этого не захотел? Но не сейчас. Не таким образом. Сейчас он замечал лишь истощённые мышцы, запёкшуюся кровь на лицах и головах и рёбра, выпирающие из покрытых синяками туловищ.
Большинство из них казалось уже мёртвыми, словно они сдались. Возможно, у них не хватало пороху оборвать собственные жизни, но судя по их виду, когда к ним придёт смерть, они примут её с радостью.
"Они не как я". Бас поймал себя на этой мысли. "Они не настроены на выживание. И там нет детей".
В этом последнем пункте он был неправ. Мгновение спустя, когда последний рабский грузовик проехал под Басом и начал удаляться по улице в направлении центра городка, он взглянул на заднюю стенку его клетки и увидел мальчика примерно такого же возраста и роста, как и он сам. Мальчика! В отличие от остальных, парнишка стоял прямо, стискивая прутья клетки, так что у него побелели костяшки.
В его глазах сверкал огонь. Даже с такого расстояния Бас увидел это, почувствовал это. Непокорство и воля к жизни пылали в этом человечке ярким пламенем.
Брат, подумал Бас. Друг. И внезапно он понял, что все эти месяцы его одиночества и муки всё-таки имели какую-то цель, бо́льшую, чем просто плевание в красные глаза врага. Он выжил, чтобы увидеть этот день. Он выжил, чтобы найти этого мальчика, и он спасёт его, и никогда больше не будет один. Вдвоём они смогут вдохнуть смысл в жизни друг друга. Они смогут приглядывать друг за другом, полагаться друг на друга. Они смогут разделить между собой бремя осторожности. Жизнь станет лучше. Бас был в этом уверен.
Голос его деда рявкнул на него из прошлого:
"Взвешивай всё, соотнося с собственным выживанием. Живи, чтобы сражаться. Не пускай всё по ветру, ввязываясь в безнадёжные дела".
Нет, возразил Бас в ответ. Мне больше не обойтись одному. Я спасу его ради собственного блага.
Если бы старик был жив, то за такую вещь он взгрел бы Баса так, что на нём не осталось бы живого места. Не со злости, — нет, никогда, — а потому, что человеку даётся только одна жизнь, а некоторые ошибки, раз совершив, уже не исправить.
Улицы ещё тряслись от рёва и прохождения орочьей колонны, а Бас уже поднялся на ноги. Он снова подавил чувство голода и последовал за рабскими грузовиками к центру городка. Там он будет изподтишка вести наблюдение и разрабатывать планы.
Когда дед повёз их со станции Арко, то быстро стало ясно, что Бас не будет жить в гигантском городе-улье на севере, как он себе навоображал. Дорога, по которой они ехали, убегала на юг, и массивные параллелепипеды вокзальных зданий вскоре исчезли позади, скрытые пылью, знойным маревом и расстоянием. Земли по обе стороны широкого пустого шоссе были равнинными и по большей части сухими. На них обитали лишь неприхотливые травы и кусты, да щипавший их рослый скот странного вида. Бас был слишком напуган, чтобы спросить деда, куда они направляются, да и вообще задать ему какой-нибудь вопрос. От старика пахло потом, землёй и крепким алкоголем, и он вёл свой дряхлый автомобиль, сцепив зубы и не удостаивая своего перепуганного юного подопечного ни взглядом, ни словом.
Проведя два или три часа в горячем и душном салоне машины, Бас увидел, как из зыбкой линии горизонта начинает возникать городок. Когда старик подъехал ближе, Басом овладела гнетущая уверенность, что это и есть его новый дом. Здания северной окраины поселения были кособокими, сляпанными из разномастных материалов строениями с ржавеющими гофрированными стенами. Это были первые трущобы, которые Бас видел в своей жизни. Дальше за ними застройка делалась выше и плотнее, хотя и не становилась как-то особо приятнее на вид. Над всем висела жирная пелена. Вздымающиеся ввысь трубы изрыгали в небо густой грязный дым. Пока машина углублялась в город, Бас глазел через окна на людей на улицах, смурных и недружелюбных. Подавляющее большинство строений было дешёвыми доходными домами. Чернильно-чёрные проулки между ними извергали из себя лавины мусора, высыпающиеся на главные магистрали.