побери, это приятно. Его горячий рот исследует мою грудь, целуя, посасывая и кусая кожу, пока я не начинаю ерзать, мечтая о большем. Мечтая о том, чтобы он наконец прекратил эту муку, утолил мою жажду. Он хмыкает, наблюдая за моими страданиями, скользит рукой вниз по моей ноге, ныряет между бедрами. Затем останавливается.
– Как насчет этого? – хрипло спрашивает он. – Можно?
Я стону в ответ, и кончики его пальцев скользят по моей киске, оглаживая клитор. Только один человек, кроме него, касался меня там, если не считать моей собственной руки, но Конор – первый мужчина, которому я позволила потянуть за резинку моих трусов и снять их.
Я теперь практически голая, с обнаженным верхом и низом и платьем, собравшимся у меня на талии.
Конор рассматривает меня с неприкрытым желанием в глазах.
– Ты охрененно горячая. Ты даже не представляешь.
Я неловко ерзаю, выдавливая короткий смешок.
– Хватит на меня так смотреть.
– Как? – Его язык выскальзывает наружу, облизывая нижнюю губу.
– Так. Это меня смущает. – Я пытаюсь немного опустить платье, но он останавливает мою руку, накрывая ладонью костяшки пальцев.
– Тейлор. – В его глазах видна напряженность, которую я не замечала раньше. – Что я, по-твоему, вижу, когда на тебя смотрю?
Пухлую девушку в слишком тесном платье.
– Не знаю, – лгу я. – Но знаю, что ты не видишь одну из тех худых телок, к которым ты наверняка привык, с их идеальным подтянутым телом. – Я кладу ладонь на свой полуобнаженный живот. – Видишь, никакого пресса.
– Кому он нужен? Моего пресса хватит на нас обоих.
Я хихикаю, но этот звук затихает, когда он опять накрывает мою ладонь, на этот раз убирая ее, так что теперь на моем животе лежит его рука.
– Ты – воплощение всего того, что я хочу видеть в женщине, – серьезно говорит он, теперь исследуя обеими руками мое тело. – Мягкая и теплая… твои бедра… твоя задница… мать твою, эти бедра…
Его пальцы сжимают упомянутые бедра, которые мой невероятно бестактный врач однажды назвал «идеальными для деторождения».
– Твои изгибы сводят меня с ума, Ти.
Не давая мне ответить, он берет мою ладонь и прижимает прямо к своему паху. Он возбужден до предела – сомнений быть не может.
– Чувствуешь, какой я твердый? – Он тихо стонет. – Это все ты. Ты – героиня моих фантазий.
Либо он величайший актер на планете… либо он искренен в каждом слове. В любом случае, мое тело отзывается на его жадный взгляд и хриплые комплименты. Щеки горят, в груди полыхает, низ живота объят тягучей болью. Если он не начнет опять меня трогать, я, наверное, взорвусь.
– Итак… я могу продолжать уверять тебя в том, какая ты сексуальная, – игриво говорит Конор, – а могу довести тебя до оргазма. Выбирай с умом.
По телу пробегает дрожь предвкушения.
– Оргазм, – выпаливаю я. – Я выбираю оргазм.
Он хмыкает.
– Правильный выбор.
Я прикусываю губу, когда он ныряет пальцем внутрь меня. Не слишком глубоко, только на один-два сустава. Но этого хватает, чтобы все мое тело сжалось вокруг его пальцев.
Его губы изгибаются в похотливой ухмылке. Он играет со мной, а я больше не могу этого вынести и начинаю насаживаться на его пальцы, молча умоляя о большем.
Тяжело дыша, он скользит вниз по моему телу, пока не оказывается между моих бедер. Глядя на меня снизу вверх, Конор проводит ладонями по моим икрам, коленям, осыпая поцелуями внутреннюю сторону бедер. Он двигается к моей киске, касается языком клитора, и я вскрикиваю от молниеносного удовольствия, которое он вызывает внутри меня. Я стискиваю в кулаках простынь и вжимаюсь в кровать, чтобы не ерзать.
– Приятно? – спрашивает он и возвращается к своему нечестивому действу, не дожидаясь ответа.
Это прекраснейшее чувство на свете – его теплый, мокрый рот, исследующий мое чувствительное, изнывающее тело. Громкое дыхание и тихое хныканье заполняют гостиничный номер, и до меня не сразу доходит, что эти звуки издаю я. Я затерялась в тумане, полностью растворилась в удовольствии, которое он мне дарит. Я толкаюсь к его нетерпеливому рту, а потом стону от разочарования, когда его жар исчезает.
– Черт побери, подожди, – выдавливает он.
Я чувствую, как прогибается матрас, потом слышу какой-то звук – кажется, кто-то расстегнул молнию. Мои веки приоткрываются в тот момент, когда Конор проскальзывает одной рукой в свои боксеры. Как только до меня доходит, что он ласкает себя, его рот возвращается к моей киске и опять вызывает короткое замыкание в моем мозгу.
Языком и пальцами он вновь доводит меня до грани, свободной рукой при этом сжимая свой член. Я хочу помочь ему. Я хочу взять его член в рот. Я хочу почувствовать его на вкус. Я хочу, чтобы он потерял контроль, как его теперь потеряла я.
Конор внезапно стонет в мою киску, энергичнее двигая бедрами. Он посасывает мой клитор, тяжело дыша, и вдруг, резко выдохнув, шепчет:
– Я кончаю.
И этого хватает, чтобы нить напряжения внутри меня лопнула. Оргазм такой силы, которую я никогда прежде не чувствовала, разливается по телу, заставляя мышцы содрогнуться. Даже пальцы ног немеют, пока я хватаю ртом воздух сквозь пульсирующий жар, объявший меня с головой.
Конор, мать его, Эдвардс.
18. Конор
В среду после нашего проигрыша в Буффало команда собирается на Брайарской арене. Наш сезон закончился, и для некоторых четверокурсников это означает, что пора переключить внимание на команды НХЛ, которые их к себе позвали, и на то, чтобы прийти в лучшую в своей жизни форму к летнему тренировочному лагерю. Для других прошедшая игра была, скорее всего, последним разом, когда они надевали экипировку. Но сегодня мы тут ради тренера Дженсена.
Хантер стоит в центре арены, где мы собрались для небольшой церемонии. Тренер, чувствуя какой-то подвох, топчется за нашим кругом с недоверием на лице. Этот взгляд я не раз видел у Бренны. То, насколько похожи тренер и его стервозная дочь, пугает.
– Итак, – начинает Хантер, – мы позвали вас сегодня сюда, потому что хотели сказать «спасибо», тренер. Кучка дегенератов и хулиганов не продвинулась бы так далеко, как мы, без вас, и, хоть мы и не смогли привезти вам домой большой кубок, вы всех нас сделали лучше. Не только в спортивном плане, но и в человеческом. И мы перед вами в долгу.
– Кое-кто, к примеру, деньжат вам должен, да, капитан? – встревает Баки, вызывая у парней смех.
– Спасибо, Бак. – Хантер показывает ему средний палец. – В общем, спасибо, от нас всех. Мы приготовили вам кое-что в знак нашей благодарности.
Гэвин и Мэтт практически затаскивают тренера в центр нашего круга, чтобы Хантер мог вручить ему часы «Ролекс» с заказной гравировкой – подарок, на который скинулись все в нашей команде. Точнее, наши родители скинулись. Мама прислала мне пустой чек с именем моего отчима на нем, и я сказал Хантеру просто вписать нужную сумму. Мне ее лучше не знать.
– Боже, я, эм… – Тренер любуется часами, не находя слов. – Это очень здорово, парни, я, эм-м… – Он шмыгает, потирая лицо. Не знай я его так хорошо, подумал бы, что он сейчас заплачет. – Вы особенная команда. Я искренне считаю, что у меня никогда не было парней лучше.
– Даже когда в команде были Гарретт Грэм и Джон Логан? – требует ответа Фостер, называя двух самых известных выпускников Брайара. Сейчас Грэм и Логан оба играют за Бруинс.
– Давайте не будем сравнивать, – отвечает тренер, но у него блестят глаза. – Вы все упорно трудились ради друг друга, а о большем я просить не могу. Поэтому спасибо. Это круто.
Фостер приносит кулер с пивом со скамейки и раздает бутылки, пока мы все пользуемся последним шансом побыть вместе на этом льду. Я не сомневаюсь, что в следующем году мы будем сильной командой. Но нынешней командой мы больше не будем никогда.
Восемь месяцев назад я появился на кампусе с внезапным чувством сожаления, задаваясь вопросом, не было ли поспешным и необдуманным решением перебраться аж на три тысячи километров от дома, чтобы начать все заново. Я боялся, что никогда не впишусь в это достославное местечко, поросшее плющом, что буду плеваться при виде студентов в нарядах от «Ральф Лорен» и возненавижу весь этот пафос. А потом я встретил этих идиотов.
О таких друзьях я и мечтать не смел.
И Тейлор. Я знаю ее меньше месяца, но все равно считаю одной из немногих, кому я могу доверять. Она заставляет меня быть лучше. С ней я чувствую себя так, словно наконец-то могу хоть что-то сделать правильно, словно у меня даже могут быть настоящие отношения, основанные на дружбе, а не на похоти. Хоть некоторым из моих друзей и сложно в это поверить.
– Я одно хочу сказать, – лопочет Фостер в джипе по пути домой, – Кон не вернулся в субботу ночью в наш номер, если он не запрыгнул в кровать к вам с Деми, капитан, у меня есть догадка о том, чем он занимался.
– Чувак, ревность тебе не идет, – замечаю я.
– Нет, серьезно. – Хантер наклоняется вперед, сидя на заднем сиденье с Мэттом. – Что между вами происходит?
Черт, если бы я знал.
В смысле, мне нравится Тейлор. Сильно. Но при этом я вполне уверен, что если заговорю о пересмотре условий наших отношений, то спугну ее. По-моему, я еще не убедил ее в том, что исправился, и, если честно, никто сильнее меня самого не удивлен моему недавнему пересмотру мнения о моногамии. Но пока что я получаю от этого удовольствие.
– Настоящий джентльмен никогда не рассказывает о своих похождениях, – отвечаю я.
Фостер фыркает.
– И все же: какое у тебя оправдание?
– Кон, тебе пора уже брать с Фостера арендную плату, если он хочет и дальше не слезать с твоего члена, – говорит Хантер с усмешкой.
Я начинаю понимать, какой ад мы устроили Хантеру из-за Деми и нелепого целибата, который он принял в начале семестра. Эта хрень раздражает. Парни – как собаки с костью, и я даже не представляю, насколько все усугубится теперь, когда сезон закончился и им больше нечем заняться, кроме как следить за мной по пятам.