Он располагает меня в центре матраса, осторожно укладывая мою голову на подушку. После этого он встает в изножье кровати и поднимает руки к воротнику футболки.
– Разрешаете раздеться? – Он очаровательно ухмыляется.
– Разрешаю. – Боже, теперь и мой голос стал хриплым.
Я смотрю прищуренными глазами, как он стягивает с себя футболку, джинсы и боксеры. Никогда не устану за ним наблюдать. Плоскость его груди, тени, которые подчеркивают его мускулистые руки. Его красивая, широкая, атлетическая фигура такая прекрасная, что аж дышать больно. Он само совершенство.
Мой взгляд падает на его длинный толстый член, и мне между ног ударяет жар.
Для него это тоже впервые. Быть передо мной полностью обнаженным. И я благодарна ему за то, что он делает это не из-за того, что для него это сложный шаг, а из-за того, что он хочет, чтобы мне было комфортно.
Конор забирается на кровать и накрывает меня своим телом. Его губы находят мои, и мы начинаем жадно целоваться, пока у нас обоих не сбивается дыхание. Я никогда не лежала вот так, без одежды, под обнаженным партнером. Член Конора упирается между моих ног, едва ощутимо толкаясь в промежность. Было бы так легко просто сказать «да», чуть шире раздвинуть ноги, взять его и направить внутрь.
Его язык снова дразнит мой, и на мгновение я хочу только этого.
Я хочу сказать «да».
Но.
– Мне кажется, я еще не… ну, понимаешь… не готова, – шепчу я ему в губы.
Он поднимает голову. От возбуждения его глаза потемнели.
– Но я хочу быть готовой.
– Ладно. – Конор поворачивается на бок рядом со мной. Его член полностью эрегирован, и от жемчужной капли, собравшейся на кончике, мой рот наполняется слюной.
Сглатывая, я сажусь.
– В глубине души мне очень хочется уже решиться на это и делу конец, но…
– Ты не должна из-за меня торопиться, – спокойно говорит он. – Я не спешу.
– Да? – Я ищу на его лице признаки раздражения.
– Да, – уверяет он, тоже садясь. – Когда ты будешь готова, надеюсь, твой первый раз произойдет со мной. А если нет, сейчас я доволен тем, как все есть. Я серьезно.
Я целую его. Потому что, несмотря на все его заверения, Конор – хороший человек. Он милый и смешной и, по-моему, каким-то образом даже стал моим лучшим другом. Лучшим другом с членопривилегиями.
Отпуская его губы, я беру рукой член. Он еще твердый, пульсирующий. Все его тело напрягается, когда я обхватываю его пальцами и провожу рукой вверх, а потом и вниз.
– Детка, – дышит он, и я не знаю, что он имеет под этим в виду: «детка, стой»? «Детка, продолжай»?
Если это было первое, то оно быстро превращается в последнее, когда я сползаю на пол и становлюсь на колени перед ним. Он вжимается ладонями в кровать и наклоняет вперед голову, когда я провожу языком по всей его длине.
У Конора дрожат ноги, пока я ему отсасываю. Он дышит медленно и глубоко, как будто для этого требуется вся его концентрация.
– Не останавливайся, – бормочет он, когда я беру его глубоко в свой рот. Его бедра начинают двигаться, мягко толкаясь вперед. – Пожалуйста, никогда не останавливайся.
Трудно улыбаться, когда мои губы крепко обхватывают его член, но в душе я улыбаюсь. Я обожаю делать это с ним, обожаю доводить его до грани блаженного отчаяния. Я понимаю, что у меня почти получилось, когда он стонет, тянется руками к моей груди и слегка приподнимает бедра с кровати.
Не знаю, что заставляет меня это сделать, но вместо того, чтобы дать ему кончить себе на живот, я беру его член и глажу, пока он не кончает мне на грудь. Это вызывает во мне трепет, которого я не ожидала, резкий укол порочности. Как только он перестает дрожать, я поднимаю взгляд на его прекрасное лицо и вижу чистую похоть, смотрящую на меня в ответ.
– Мать твою, – говорит он, запыхавшись, и сдувает потные волосы с глаз.
Я неловко смеюсь.
– Пойду помоюсь.
Когда я встаю, чтобы направиться в ванную, на полу вибрирует его телефон. Он отвечает на звонок, пока я жду, когда в душе нагреется вода. Я не слышу, что именно он говорит, но он звучит расстроенным, когда узнает, кто на другом конце.
– Не могу, – кажется, говорит он. – Забудь об этом… Ответ все еще нет.
Это опять Кай, я не сомневаюсь. Что бы ни затеял старый друг Конора, он от этого не откажется.
И Конор не рассказывает никаких подробностей. Когда я выхожу из душа, над ним точно грозовая туча повисла. В итоге он даже отказывается от моего предложения остаться на ночь и уезжает рано домой.
Чертов Кай. Хоть бы он просто отстал. Между этими двумя явно есть что-то еще, какая-то ужасная тайна, разъедающая Конора изнутри. Но, как бы сильно мне ни хотелось, чтобы он со мной поговорил, давить на него я не буду.
Я просто надеюсь, что он найдет способ с этим разобраться, до того, как оно сожрет его без остатка.
26. Конор
Вода ледяная. Даже через гидрокостюм она колет пальцы ног, когда перестаешь двигаться. Я гребу кругами, лишь бы поддерживать температуру тела, но меня это не беспокоит. Ничто меня не трогает, когда я на доске и подо мной проходят волны. Ничто не перебивает рева воды, бьющейся о берег, криков чаек в небе и вкуса соли на моем языке. Я словно внутри снежного шара. Вокруг меня – идеальная сфера спокойствия, отделенная от всего и всех. Безмятежная.
А потом я чувствую, как океан давит на меня, всасывая и затягивая. Я знаю, что идет моя волна, и принимаю нужную позу. Ложусь на грудь. Ногти впиваются в воск. Готовлюсь. А теперь надо просто почувствовать.
Я гребу, чтобы оказаться чуть-чуть впереди, и в итоге встаю, и вибрация взбирается по моим ногам.
Нахожу баланс.
Встречаюсь с волной.
Волны здесь долго не бушуют. Всего несколько секунд, и они ломаются, опадают и мягко омывают на берег.
Мне удается пробыть в воде около часа, пока солнце не на утреннем небе. Я вылезаю из гидрокостюма около джипа, когда вижу, как на своем «Лэнд-Ровере» подъезжает Хантер вместе с Баки, Фостером, Мэттом и Гэвином. Не проходит и минуты, как на парковку заезжает второй автомобиль, везущий Джесс, Бродовски, Алека и Трентона. К девяти вся команда собирается на пляже для уборки с фондом «СерфРайдер».
– Как вас много, – говорит мне Мелани, координатор волонтеров, когда я представляю парней. Они наперегонки здороваются с ней, как будто никогда раньше не видели женщин. – Вы местные?
– Нет, со стороны Гастингса, – говорю я. – Мы из Брайара.
– Что ж, рада, что вы здесь. Мы благодарны за поддержку.
Мы все берем из шатра, который они установили на пляже, ведра, перчатки и палки с острым концом для сбора мусора. Фостер смотрит на группу симпатичных девушек из сестринства Бостонского университета, проходящих мимо, и поднимает руку.
– Эм, да, я новенький и плохо плаваю. Можно мне кого-нибудь в пару? Предпочитаю блондинок.
– Заткнись, придурок. – Хантер тычет его локтем в ребра. – Не переживайте, – заверяет он Мелани. – Я за ним присмотрю.
Она усмехается.
– Спасибо. А теперь за работу, джентльмены.
– Есть, капитан, – говорит Мэтт. Он сверкает улыбкой, и Мелани, хоть она и старше его минимум лет на пять, доказывает, что ямочки на щеках Андерсона действуют на женщин всех возрастов.
Я участвовал в деятельности этого фонда в Хантингтон-Бич, поэтому, когда я увидел, что у них есть местное отделение, присоединился к ним, не раздумывая ни секунды. Но не все воспринимают это позитивно. Уборка длится всего час, но Баки уже устраивает истерику.
– Не помню, чтобы я был судим, – ворчит он, тащась по песку с ведром. – Мне кажется, такое я бы запомнил.
– Хватит ныть, – ругается Хантер.
– И, если подумать, я бы запомнил, если бы меня арестовывали.
– Заткнись, – говорит Фостер.
– Тогда скажите мне, кто-нибудь, почему я в свой выходной на цепи. – Баки наклоняется и начинает бороться с чем-то, зарытым в песок. А мы при этом чувствуем какой-то неприятный запах. Как будто нам встретилось мертвое животное, сваренное в сточных водах.
– Вот черт, что это? – Мэтт морщится и закрывает лицо футболкой.
– Брось это, Бак, – говорит Хантер. – Это, видимо, чья-то собака.
– А вдруг это труп? – Джесс вытаскивает телефон, готовый запечатлеть кровавую находку.
– Оно зацепилось за мою дурацкую палку, – раздраженно говорит Баки. Он продолжает копать песок, дергая, тяня, борясь с ужасной вонючей штукой, которая никак не отцепляется, пока, наконец, он не отлетает назад.
На наши головы сыпется песок. Задница Баки ударяется о землю в тот самый момент, когда полный подгузник, запутавшийся в выброшенной волейбольной сетке, приземляется на него сверху. А в остатках дыры, которую он выкопал, лежат, похоже, несколько выкинутых тушек курицы гриль.
– Охренеть, чувак, ты в детском дерьме! – кричит Фостер, когда мы все отходим от этого кошмара.
– Мать твою, меня сейчас вырвет.
– Это так мерзко.
– Ты весь в нем!
– Уберите его с меня! Уберите! – Баки корчится в песке, пока Хантер пытается зацепить своей палкой подгузник, а Фостер зачем-то кидает на него еще больше песка.
Мэтт гогочет от разворачивающейся перед нами сцены.
– Смой это, тупица, – говорит он Баки.
Мэтт, скорее всего, имеет в виду душ возле парковки.
Но вместо этого Баки снимает с себя все, кроме боксеров, и несется в ледяные волны.
О боже. Температура воздуха сейчас – двенадцать градусов, да еще сильный ветер. Но, похоже, дух побеждает над телом, потому что Баки прыгает в воду головой вперед и, вынырнув, начинает яростно тереть и мыть кожу.
Мы все следим за его успехами. Я чувствую настоящее восхищение этим парнем. Я до этого чуть задницу себе не отморозил в гидрокостюме. Содрогаясь, я думаю о ледяной воде, щекочущей мои яйца.
Когда Баки наконец выбегает обратно, он уже посинел и дрожит, как собака в рекламе американского общества защиты животных. Я быстро снимаю свою футболку и отдаю ему. Гэвин ждет его с полотенцем. А вот с шортами ему охренеть как не повезло.