Парадоксальность общества как такового состоит в том, что сумма в нем отличается от слагаемых, социум — от составляющих его индивидуумов. В этом смысле общество напоминает химическое соединение, в котором взаимодействие различных ингредиентов приводит к появлению нового вещества, причем изменяются и исходные элементы. Подобный процесс происходит в любом организованном обществе, неважно, идет ли речь о профсоюзе дворников, ассоциации ученых или кабинете министров. Способности, вклад, внутренний мир каждого человека благоприятствуют возникновению внутри общества качественно новой реальности.
Существуют системы, как биологические, так и социальные, составляющие которых действуют из побуждений, вызванных необходимостью, но есть и такие, в которых действия совершаются немотивированно. Так, к примеру, что создает качественное различие между деревьями и лесом? Лес становится лесом, когда деревья — разумеется, не осознавая того, — начинают защищать друг друга от неблагоприятных воздействий окружающей среды. Но в лесу растут не все деревья. Настоящие гиганты и в царстве флоры существуют на значительном расстоянии друг от друга.
Как педагог я вынужден согласиться с тем, что школа подобна лесу. Она рассчитана на учеников с посредственными способностями и воспроизводит посредственность. Гений не бывает продуктом системы просвещения. Ибо такова функция общества: охранительная по отношению к слабым, заурядным и ограничительная по отношению к сильным, выдающимся на общем фоне.
Проблема противостояния личности и общества не раз поднималась философами, писателями и поэтами. Дело не в том, что общество преследует самобытную личность, намеренно не дает хода ее талантам и способностям. Просто жить в одиночестве и жить в обществе — совсем не одно и то же. В центре всего творчества Томаса Манна, от его первой повести Тонио Крегер до последней книги, Исповеди Феликса Круля, стоит неординарная личность — не обязательно гениальная, — проявляющаяся в своем отношении к обществу.
В этой связи я хотел бы сказать несколько слов о проблеме, на которой в этой статье, к сожалению, не удастся остановиться подробней. Случается, что еврей, не способный вписаться ни в какой коллектив, осуждает себя на вечное одиночество, чтобы сохранить свою уникальную индивидуальность. Но в этом случае он теряет право на бесценное преимущество, которое дает общество: творческое начало. Эта проблема в разных ее проявлениях — религиозном, психологическом, педагогическом — представляется мне одной из самых важных в человеческой жизни. Ее можно сформулировать иначе: как построить общество, не потеряв личность? Как обеспечить его существование не в ущерб индивидуальности? Речь идет не только о выдающихся людях, художниках, писателях, политических лидерах. Рядовой человек, как правило, тоже хотел бы жить несколько иначе, чем ему предписывает среда.
Но вернемся к нашей главной теме: к тому, что объединяет людей. Выше говорилось, что группа индивидуумов превращается в общество, когда между ними устанавливается взаимодействие. Например, если между мужчиной и женщиной не возникает никакой общности, они не смогут образовать полноценную семью; оба так и останутся двумя индивидуумами. Конечно, я подразумеваю не только общих детей, но и социальную структуру взаимоотношений между мужчиной и женщиной, которая лежит в основе брака.
Итак, общество возникает благодаря взаимодействию личностей. Это взаимодействие не однозначно, ведь лишь геометрические и простые биологические структуры интегрируются одним-единственным, раз и навсегда заданным способом. Человеческое общество многогранно и потому может создаваться разными путями. Это одинаково верно для любого общества и для всех социальных слоев.
Каждая группа людей, в какой-то степени ощущающая потребность в единстве, образует общество, чей характер определяется целью, для достижения которой люди хотят объединиться. К примеру, случайные пассажиры междугороднего автобуса не образуют общества до тех пор, пока поездка протекает без помех. Но вот автобус забуксовал, его надо подтолкнуть — и сорок человек, едущих каждый по своим делам, превращаются в сплоченный коллектив. Возникает единство пассажиров, обладающее несомненными признаками социальной организации. Ясно, что в этом обществе не образуются все возможные виды взаимодействия. Например, волею судеб в числе пассажиров оказался известный поэт. Однако сейчас не до стихов, и, возможно, в сложившейся ситуации большим авторитетом будет пользоваться другой пассажир, в обычной жизни ничем, кроме широких плеч, не примечательный. Внешние обсто-ятельства привели к созданию общества, и оно образовалось — пусть лишь на то недолгое время, которое понадобилось, чтобы вытащить автобус из грязи.
Между древними Афинами и Спартой существовал союз, несмотря на то, что эти города соперничали друг с другом. Однажды Спарта подверглась нападению врагов и потребовала от Афин выполнить оговоренные в соглашении условия. Афиняне не могли отрицать, что договор обязывает их прийти на помощь союзнику. Но они решили ограничиться минимумом: прислали спартанцам школьного учителя, хромого плешивого старца. Афиняне полагали, что никакого проку от него Спарте не будет. Разумеется, так же решили и спартанцы. Однако старый учитель оказал Спарте неоценимую услугу: он сложил патриотические гимны, которые пришлись суровым спартанцам по сердцу. Благодаря хромому учителю отчаяние уступило место надежде, и воины с новыми песнями на устах начали сражение и одержали победу. Как от бойца от этого человека действительно было мало пользы. Но в роли учителя он оказался на высоте.
Каждый из нас чем-то напоминает того учителя. Он вынужден отвечать на вопросы: как выстроить систему взаимоотношений с другими и в какой мере смысл этих взаимоотношений шире простой интеграции, в какой мере он ведет к созданию новой общей реальности? Уровень интеграции личности в обществе может быть выше или ниже. Интеграция обладает также большей или меньшей устойчивостью.
Все, что было сказано, относится и к еврейскому народу. Один из способов объяснить общественные процессы, протекающие в еврейской среде на протяжении последних полутора веков, — представить их как попытку множества индивидуумов разорвать связь с религиозной общиной и заново интегрироваться по политическому признаку. Ибо государство Израиль, например, отнюдь не является религиозной общиной, как, строго говоря, не является и этнокультурной целостностью. Это явно политическое образование. На протяжении вот уже полувека не сходит с повестки дня не теряющий актуальности вопрос: что же объединяет население Израиля? Что общего у граждан сионистского государства? Допустим, я родился в почтенном раввинском семействе выходцев из Литвы, репатриировавшихся из Ковно. И вот — неважно, в синагоге ли, на работе или просто на улице — я встречаю еврея, в младенчестве привезенного из Марокко. Его отец был кузнецом в Касабланке. Я спрашиваю себя: мы оба строим единое общество, но на какой основе?
У меня был близкий друг, еврей, бежавший в Израиль из СССР после Второй мировой войны. Спустя много лет он все еще с трудом изъяснялся на иврите. Во время Войны за освобождение, в 1949 году, мой друг встретил девушку, местную уроженку, которая ни слова не понимала по-русски. Спустя три недели они поженились. Я хорошо знал обоих, но никогда не отваживался спросить, как им удавалось объясняться в первые годы семейной жизни. Это и по сей день остается для меня загадкой. Возможно, они действительно обходились без лишних разговоров.
Я могу понять двух молодых людей, способных отыскать общий знаменатель своих отношений в невербальной сфере. Однако человеческое общество немыслимо без общего языка. Когда речь идет о десяти людях, тысяче или миллионе человек, недостаточно, чтобы они сказали друг другу: Ребята, давайте жить вместе! Необходимо понять, как, на какой основе и за счет чего будет достигнута общность. Ведь единство не создается за счет механического совмещения во времени и пространстве. Правда, если как следует перемешать индивидуумов в общем котле, многие из них скорее всего отыщут подобных себе и образуют с ними устойчивые этно-социальные сцепления. Однако это будет не общество, а хаотичный конгломерат подобществ, пестрая мозаика, лишенная внутреннего единства.
Лишь на основе единой системы интеграции может сложиться действительно монолитное общество. Если такой системы нет — можно переместить с места на место миллионы людей безо всякого толка. Ящик письменного стола, куда я время от времени бросаю черновики, не создаст книги. А если я захочу решить эту проблему, пересыпав содержимое в другой, более подходящий ящик, — что ж, с тем же успехом я мог бы вытряхнуть бумаги прямо в мусорную корзину.
Российское еврейство переживает сейчас этап поиска своего единства. Это творческий период. Иногда поиск устремлен в забытое прошлое, иногда — в глубь собственной души. И то и другое необходимо для того, чтобы сыны Израиля смогли наконец обрести то общее, что позволяет им называться этим именем.
Почему революции терпят поражение
Для меня очевидно, что все революции объединяет общая закономерность: ни одна из них не достигает целей, ради которых была совершена. Почему же это происходит?
Разумеется, не всякое социальное потрясение можно назвать революцией. Некоторые события такого рода могут сопровождаться кровопролитием и даже приводить к потрясениям в общественной, экономической или политической сферах жизни государства, не будучи при этом революциями. В то же время история дала нам немало примеров тому, как, скажем, интервенция приводила к огромным изменениям в жизни захваченной страны, каких не вызывали даже многие катаклизмы, определяемые как революции.
Что же такое революция? Это переворот, в рамках которого группа людей пытается насильственным способом изменить общественный строй, причем резко, а не эволюционно, и направлены эти изменения на то, чтобы кардинально улучшить ситуацию. При этом что означает улучшить — отдельный вопрос, ответ на который зависит от того, какими были причины и цели революции. Бывало и так: то, что с точки зрения революционеров считалось благом, на поверку оказывалось еще большим злом. Вне зависимости от этого все революции происходят по одной и той же схеме и неизбежно терпят поражение на определенном этапе.