Друзья пришли нам на помощь. Родители Поппет, Ричард и Майни Уэллс, приехали и остались с нами, первые пару недель они вели хозяйство. Затем из Дамфрисшира приехала няня Тернбулл и взяла все на себя, так что, по крайней мере, нас нормально кормили. Но вскоре стало ясно, что мы больше не сможем оставаться в Парк-хаусе, так как обнаружили, что моя мать и Морис вляпались в такие долги, что дом придется продать.
Я отреагировал на трагедию единственным известным мне способом - упорно строил планы на будущее. О быстром выздоровлении моей матери не могло быть и речи. Даже когда ее физическое состояние начало улучшаться, она не могла вспомнить простейших деталей повседневной жизни: она не знала, где живет, и если бы вышла на улицу, то никогда бы не нашла дорогу домой. В помещении она была просто опасна, потому что забывала выключать электроприборы, такие как обогреватели и чайники, и не могла жить самостоятельно.
Тем не менее, я с самого начала был уверен, что она поправится. Не имея никаких медицинских знаний, я рассудил, что, поскольку остальные части ее тела функционируют, по крайней мере, некоторые из поврежденных клеток ее мозга со временем восстановятся, и к ней вернется память. По этой причине я счел необходимым обеспечить ей наилучшее лечение.
Кризис привел к грандиозной семейной ссоре - или, скорее, к многолетним ссорам, в которых, как всегда была главной движущей силой тетя Джойс. Теперь, когда моя мать стала инвалидом, Джойс решила покончить с этим, говоря что Китти, очевидно, никогда не поправится и ее следует поместить в сумасшедший дом, с глаз долой, навсегда. Это было больше, чем я мог вынести. Я уже видел признаки улучшения - моя мама узнала меня и Дэвида, и я был полон решимости, что, когда она выйдет из больницы, у нее будут самые благоприятные условия, которые мы только сможем для нее создать. Мне казалось, что только благодаря умственному напряжению и постоянным небольшим испытаниям она сможет добиться реального прогресса.
Это убеждение привело меня к прямой конфронтации с Джойс, и у нас были яростные споры, в основном в Олд-Плейс, где она устраивала истерики, кричала и металась по дому, поднимая такой переполох, что обеды опаздывали буквально на несколько часов и во всем доме царил хаос. "О, Джойс, успокойся", - мягко говорила моя бабушка, но с таким же успехом она могла шептать, обращаясь к торнадо.
Между тем, моя собственная жизнь должна была продолжаться. В течение нескольких недель я продолжал курс и продолжал встречаться с Кристиной, которая теперь стала для меня ценной поддержкой и в какой-то степени заменила мне мать. Но постепенно, когда серьезность нашего финансового положения стала очевидной, я решил, что должен найти работу, не дожидаясь начала моего призыва. Все еще желая путешествовать, я вернулся к более ранней идее, которая у меня была некоторое время, - поступить на службу в торговый флот. В те дни торговых судов было гораздо больше, чем сейчас, и я подумал, что устроиться на работу на грузовой пароход будет несложно. Кроме того, было еще одно преимущество - служба в торговом флоте давала освобождение от обязательного призыва в вооруженные силы.
Снова увлеченный этой идеей, я договорился о собеседовании с компанией "Бенн Лайн", которая согласилась принять меня при условии прохождения стандартных медицинских осмотров, и вскоре я уже был на пути в Кардифф, где проходили отборочные комиссии. Поездка дала мне возможность побыть с Биксами, потому что Билл к тому времени стал начальником тюрьмы в Кардиффе и жил в доме губернатора. Он и Рут поддержали меня в моих спорах с Джойс и оказали мне столь необходимую моральную поддержку.
На медицинском осмотре сначала все шло хорошо, и только когда я дошел до цветовых тестов, у меня возникли проблемы. К своему ужасу, я обнаружил, что при проецировании слайдов на экран в затемненной комнате я не мог различить и половины цветных точек. Тесты показали, что я не могу отличить красный цвет от зеленого, и одной этой дальтонизма было достаточно, чтобы признать меня негодным для службы в торговом флоте. Новость стала для меня таким шоком, что я вернулся в "Бикс" в слезах.
Придя в себя, я разработал амбициозный двухэтапный план. Я понял, что если отслужу три года в регулярной армии, то смогу поступить на службу в семнадцать с половиной лет, а не ждать призыва еще шесть месяцев. В то время шел второй год Корейской войны, и я поставил своей первой целью вступить в полк, который в ней участвовал. Шропширский собственный Его Величества полк легкой пехоты был не только моим собственным полком в графстве, но и двое моих друзей - Джон Балленден, сын доктора, и Тони Пак - служили в нем и в Корее. Оба получили Военные кресты и стали моими героями (хотя Тони, увы, погиб незадолго до объявления о его награждении). Вторым этапом моего плана было то, что я должен был перейти через ШПЛП в организацию, о которой до меня доходили волнующие слухи, - в Специальную авиадесантную службу, SAS.
На том этапе я очень мало знал о SAS, за исключением того, что она была сформирована в Западной пустыне полковником Дэвидом Стирлингом во время Второй мировой войны и отличилась тем, что взрывала вражеские самолеты и машины в тылу немцев. После войны она была расформирована, но затем сформирована заново, и теперь - в конце 1951 года - сражалась с коммунистическими террористами в джунглях Малайи. Я перенес свой энтузиазм с Турко Вестерлинга на этот загадочный и, на мой взгляд, очаровательный полк, который, по моему мнению, обладал еще одним преимуществом - был британским. Что меня привлекло в SAS, так это тот факт, что они действовали небольшими группами в тылу врага: их солдаты были предоставлены самим себе на долгие месяцы и должны были жить сами по себе, а не как часть структурированной группы.
Так что моей мечтой стало вступить в SAS. Но я знал, что это можно сделать только в каком-нибудь другом полку, к которому нужно сначала присоединиться, и поэтому я отправился на вербовочный пункт ШПЛП в Шрусбери. Офицером-вербовщиком был полковник Бэмфорд, за тремя очаровательными дочерьми которого, а все они были старше меня - ухаживала половина молодых людей Шропшира; и именно он завербовал меня. После того, как мы все обсудили, и я подписал необходимые бумаги, согласившись приступить к службе в Новом году, он дал мне небольшой совет, который с тех пор сослужил мне хорошую службу.
- Когда тебе дают приказ что-то сделать, - сказал он, - иди и делай это, и доводи дело до конца. Никогда не сдавайся на полпути. Если люди могут положиться на тебя, ты пройдешь долгий путь. Но если они не смогут, никто не будет тебе доверять, и ты ничего не добьешься.
С этими мудрыми словами, звучавшими у меня в ушах, я отправился домой, чтобы заняться печальной работой по продаже Парк-хауса. Недвижимость уже была выставлена на продажу, и мы договорились о том, что мебель, часть которой была привезена из старых домов Лоули и отличалась высоким качеством, поступит в магазин в Шрусбери. Это было типично для странных отношений Джойс - любовь-ненависть к сестре и ко всем нам, что она прилагала огромные усилия, помогая нам собрать вещи. Каждый стакан приходилось заворачивать шесть раз и составлять список в трех экземплярах, но она заботилась о семейных вещах из самых лучших побуждений.
На данный момент она выиграла спор о будущем моей матери. В начале декабря мы перевезли ее в больницу Грейлингуэлл, психиатрическое учреждение в Чичестере, в Сассексе, откуда она могла легко добраться до Олд Плейс. Она терпеть не могла находиться там - я знал, что так и будет, - но пока она была не в состоянии позаботиться о себе, мы не видели другого выхода.
С ее отъездом на юг мой мир рухнул. С тех пор, как с ней произошел несчастный случай, Майкл уехал в Харроу. Теперь мы договорились, что на время каникул они с Дэвидом будут жить в Олд-Плейс, и отправили их вещи в Сассекс. В Шропшире я отдал хорьков Дэнису, а свиней и кур продал. В свое время Парк-Хаус нашел покупателя. Ретривер Нелл к тому времени уже умерла, так что, по крайней мере, у меня не было проблем с поиском для нее дома.
Мой роман с Кристиной закончился без взаимных обвинений с обеих сторон. Боюсь, что я поступил довольно эгоистично, решив, что подружки - это обуза, как в финансовом плане, так и в плане времени, которое они отнимают; конечно, я не сказал об этом Кристине, потому что она все еще была мне очень дорога, но я пришел к убеждению, что мы должны пойти разными путями . Проблема, как сообщить ей об этом, сильно мучила меня: в конце концов я решил, что приглашу ее на шикарный ланч в Лондоне и сообщу плохие новости во время ужина. Мы отправились в "Экю де Франс" и пообедали там самым вкусным обедом, который только можно было себе представить; только когда она собралась уходить, я смог сказать:
- Послушай. Мне ужасно жаль, но, боюсь, это все. Мы больше не можем встречаться.
Эта сцена преследует меня по сей день. Мне потребовалась вся моя смелость, чтобы произнести эти слова, хотя я был уверен, что Кристина ожидала их. Но она хорошо перенесла расставание, и мы остались хорошими друзьями.
Когда утром 2 января 1952 года я проходил через высокие, внушительные ворота казарм Коптоума на окраине Шрусбери, мне показалось, что это мало что значит для меня. Мой отец умер, мать в больнице, тетя и бабушка отдалились от меня, мой дом продан, моя семья разбежалась, мое образование преждевременно прервано. Неудивительно, что я начал новую жизнь с дурными предчувствиями.
Глава 4. Пешком по карьерной лестнице (1952-1953)
Когда я поступил на службу в Королевский Шропширский полк легкой пехоты рядовым №22774920 де ла Бильером, у меня не было особых надежд на продвижение по службе, и я был полон решимости пробить себе дорогу в армии с самых низов.6 Я представлял, что отслужу три года рядовым солдатом, возможно, дослужусь до унтер-офицера, если дела пойдут хорошо, а затем уйду в запас.
Поскольку мне больше негде было жить, мне нужна была крыша над головой, и армия предложила мне жилье. Итак, в начале года, когда меня это устроило, я поступил в казармы Коптоума как доброволец, а не как призывник. Мой рост составлял пять футов десять дюймов, а весил я чуть больше ста фунтов. Поскольку я, казалось, был достаточно хорошо образован, первые две недели меня определили работать в канцелярию. Я чувствовал себя одиноким, скучал по дому, но дни были напряженными и пролетали быстро. Вскоре пришел следующий призыв, и меня бросили в компанию из тридцати новобранцев. Прослужив в армии всего две недели, я почувствовал некоторое превосходство, поскольку знал кое-что о правилах игры и мог указывать другим, что делать. Нас поселили в одной из огромных кирпичных казарм (которые сохранились и по сей день); в нашей ком