В этот критический момент Чарли сохранял похвальное спокойствие. Под его руководством мы разорвали простыни на полосы и связали их вместе; затем, по очереди, он помог мальчикам перебраться через каменную балюстраду и закрепиться на импровизированных веревках. Ему приходилось подбадривать и направлять их по отдельности, потому что некоторые были так напуганы, что едва могли двигаться. Кроме того, существовала еще одна опасность, которую он не предвидел: простыни были такими старыми, что полоски постоянно рвались. Когда каждый третий или четвертый мальчик переваливался через край, раздавался крик, за которым следовал глухой удар - и требовалась еще одна веревка.
Все это требовало времени, и с каждой секундой огонь разгорался все сильнее. Звон, который я слышал, исходил от стекол изогнутого стеклянного купола над главным залом и лестницей: стекло трескалось и лопалось от жара. Пока мы ждали на балконе, звук пламени превратился из приглушенного потрескивания в рев, и внезапно весь купол с маленьким колоколом над ним рухнул вниз, в лестничный проем, взметнув в небо фантастический сноп искр. Подойдя поближе, я с изумлением увидел, как пламя ворвалось в нашу спальню и распространилось по комнате: Чарли закрыл дверь, но это ее не защитило. Оказавшись в комнате, огонь поглотил все и начал лизать ставни, которые мы закрыли в качестве последнего средства защиты.
Сначала я не был особенно напуган. В происходящем был элемент приключения: пожар возбуждал, и нам не хватало воображения, чтобы увидеть, что школу настигает катастрофа. Меня самого отвлекала личная тревога. Несмотря на решительное сопротивление моей матери, я привез с собой в школу старый и ценный альбом с марками, собранными моим дедушкой, в котором были черные марки по пенни, синие марки по два пенни и другие редкие экземпляры. Моей целью было произвести впечатление на сокурсников, но Багс, видя, насколько ценной была коллекция, благоразумно настоял на том, чтобы запереть ее в своем кабинете. Теперь, дрожа на балконе, я с тоской думал о том, что же с ней случится.
Когда огонь охватил старое здание, мальчики начали кричать, и до нас начал доходить весь ужас произошедшего. В других местах другие люди оказались в еще большей беде, чем мы. Несколько сотрудников, находившихся высоко на втором этаже, оказались запертыми в своих комнатах. Как и Питер Гиббс, он был отрезан от мира вместе с двумя другими мальчиками в маленьком общежитии. У всех этих людей не было другого выбора, кроме как спрыгнуть на плоскую крышу кухни, а оттуда на землю. Падение было таким высоким, что Питер поранил обе лодыжки и повредил несколько позвонков, но от шока он онемел, и какое-то время не чувствовал боли.
Энтони Сакстон находился в общежитии на втором этаже, но у него не было начальника, который мог бы руководить эвакуацией. Старший по комнате взял на себя руководство, и, хотя ему было всего одиннадцать, он справлялся на редкость хорошо. Когда он открыл дверь, то наткнулся на стену огня, поднимавшуюся по лестнице, поэтому он приказал своим ребятам выйти на балкон и велел им сначала бросить свои матрасы, чтобы, если они упадут или им придется прыгать, удар был смягчен. Они тоже сделали веревки из своего постельного белья; но поскольку одеяла были толще простыней, они предпочитали использовать их, не понимая, что старый материал прогнил. Энтони, который был грузным для своего возраста, благополучно соскользнул вниз до первого узла, но затем веревка оборвалась, и он рухнул на землю. Невредимый, но в состоянии шока, он бродил в пижаме и босиком, не чувствуя холода.
Ричард Мерсер, который был на год старше меня, спал в старом крыле для прислуги в задней части дома. Его комната также проснулась и обнаружила, что выход заблокирован, и когда восемь мальчиков попытались сбежать через окна, им пришлось отодвинуть железные решетки, установленные там, чтобы запереть викторианскую прислугу в их комнатах. Прыжок из этих окон был ниже, и они справились с ним успешно, за исключением мальчика по имени Престон, который напоролся горлом на железный шип, и его пришлось снимать, он истекал кровью, но серьезно не пострадал. Ричард стал свидетелем обрушения главного купола; и с тех пор его не покидает воспоминание о мальчиках на балконах, чьи силуэты вырисовывались на фоне пламени. Когда он вернулся в крыло для прислуги после быстрой рекогносцировки, дверь распахнулась, и оттуда выбежал его друг Питер Чарлсуорт, объятый пламенем с головы до ног. Двое или трое из них потушили пламя и отнесли мальчика, к тому времени потерявшего сознание, в одну из теплиц. Когда они положили его, он был еще жив, но умер позже тем же утром. Питера Гиббса по сей день преследует ужасное зрелище мальчика, которого он хорошо знал, без волос и бровей.
Когда подошла моя очередь спускаться по канату, я кое-как справился со спуском. Возможно, из-за того, что я был маленьким и легким, я благополучно достиг земли, не порвав веревку. Тем временем - хотя никто из нас этого не знал - одиннадцатилетний мальчик по имени Питер Макклинток совершил героический кросс, чтобы вызвать пожарную команду. Предположив, что телефонная линия, должно быть, перегорела, он остановился только для того, чтобы натянуть резиновые сапоги, которые прихватил из сарая, и побежал в Кредитон, чтобы предупредить добровольных пожарных на их станции на окраине города.
По иронии судьбы, единственная причина, по которой Питер знал дорогу к пожарной части, заключалась в том, что двумя днями ранее он пытался сбежать. Сын канадской матери, он привык к канадским школам, возненавидел Сент-Питер-Корт и в первый же день семестра бросился на железнодорожный вокзал, но был задержан, когда собирался сесть на поезд до Лондона. Теперь он извлек выгоду из своих незаконно полученных знаний и вернулся на пожарном автомобиле. Однако к тому времени, когда пожарные прибыли на место, дом уже было не спасти. Он вспомнил, что видел, как все здание "невероятно горело от начала до конца", и пожарные никак не могли справиться с пламенем.
Остаток ночи я помню смутно. Мы брели по снегу, наполовину оглушенные, но не чувствующие холода, пока сотрудники не начали направлять нас, кто в теплицы, кто в сторожку, которая стояла рядом с подъездной дорожкой. Трое мальчиков - Чарльз Гердон, Чарльз Шеффилд и Питер Чарлсуорт, и одна из матрон - Эвелин Белл - погибли, и хотя многие получили ранения, оглядываясь назад, кажется невероятным, что число погибших не было больше. Все мы потеряли все, кроме того, в чем были. Мой уникальный альбом с марками был лишь одной из тысяч потерь. Позже утром нас отвезли в начальную школу в Кредитоне, чьи собственные ученики были отправлены домой, чтобы освободить для нас место, а дамы из Женской добровольной службы, которые работали в Плимуте во время воздушных налетов на доки, принесли нам одежду. Она привела нас в восторг, потому что была сделана американцами и включала в себя яркие клетчатые рубашки лесорубов и первые синие джинсы, которые мы когда-либо видели.
Из начальной школы Риджуэи отправили телеграммы родителям всех выживших: "ПРОШЛОЙ НОЧЬЮ В ШКОЛЕ ПРОИЗОШЕЛ СЕРЬЕЗНЫЙ ПОЖАР ТЧК ВАШ МАЛЬЧИК СПАСЕН ТЧК ПОЖАЛУЙСТА ЗАБЕРИТЕ ЕГО И ПРИНЕСИТЕ ОДЕЖДУ ТЧК".
Те, кто выжил, никогда не забудут ту ночь. Как только наши собственные дети стали достаточно взрослыми, мы провели с ними дома противопожарные учения, чтобы убедиться, что они знают, как покинуть дом в случае чрезвычайной ситуации. Когда мы начали присматриваться к школам для них, наши первые вопросы были о правилах пожарной безопасности и процедурах эвакуации. Даже сейчас, почти полвека спустя, когда я останавливаюсь в отеле, мое первое действие - разведать пути эвакуации.
Дом был сожжен дотла: от главного здания мало что осталось, кроме дымоходов, и только в последние годы его заменили современным строением на том же месте. На дознании, проведенном в Кредитоне, много говорилось о том, что противопожарные меры предосторожности и учения были минимальными, но директору школы не было вынесено никакого порицания, и вердикт о жертвах был вынесен в связи с несчастным случаем. Родители, далекие от того, чтобы обвинять владельцев школы в трагедии, прислали письма с соболезнованиями и чеки на крупную сумму, чтобы помочь заменить утраченные книги и оборудование. Среди благотворителей была королева Мария, в то время королева-мать, которая любила школу и пополнила библиотеку многими томами. (В Уэлсли-Хаусе, который позже занял Сент-Питер-Корт, некоторые книги по сей день носят ее экслибрис.)
Непосредственным результатом пожара стало то, что до конца семестра интернат Сент-Питер-Корт был закрыт. Вместе с ежегодными школьными отчетами - отчетом за предыдущий год - Риджуэи разослали уведомление с перечнем имен четырех погибших и сообщением: "Для школы и для нас это самый тяжелый удар, который только можно себе представить. Мы выражаем соболезнования всем, кто потерял близких в результате этой трагедии. Их смерть оставила в нашей памяти неизгладимый след. Мы можем только благодарить Бога за то, что число жертв было ненамного больше, в чем мы были почти уверены, когда, проснувшись, обнаружили, что дом объят полностью пламенем."
На летний семестр Сент-Питер-Корт вновь собрался в другом большом загородном доме близ Бидефорда, а затем осенью, после окончания войны, вернулся в свое первоначальное помещение в Бродстерсе.
Школьные записи подтверждают, что я был ничем не примечательным учеником, завоевавшим мало наград как на уроках, так и на играх. Моя единственная заслуга в том, что в возрасте одиннадцати лет я вместе с Энтони поднял мятеж против одного из учителей, человека по имени Тристрам Йелин, который устроился как преподаватель французского языка осенью 1945 года.
Мы жаловались на него за то, что он швырял в нас книгами, угрожал нам и вообще издевался над нами. Оглядываясь назад, я полагаю, что он только что вернулся с войны и что для того, кто участвовал в боевых действиях, такое незначительное насилие казалось вполне допустимым. Для нас это было чем-то новым и неприемлемым: мы не привыкли, чтобы с нами так обращались, и это пугало нас. В целях самозащиты мы с Энтони составили петицию, в которой говорилось, что, если мистер Йелин не будет немедленно уволен, мы, нижеподписавшиеся, откажемся от сотрудничества, запремся в туалетах и останемся там на неопределенный срок. Огромное количество мальчиков подписали наш документ, и, дрожа от дурных предчувствий, мы отнесли его в кабинет директора.