й характер способствовал тому, что жизнь была веселой, а ее первый брак, каким бы коротким он ни был и прервался из-за служебных переездов моего отца, был счастливым и плодотворным - только для того, чтобы ее постигла серия жестоких ударов.
Мы все еще оплакивали ее, когда в семье произошла еще одна трагедия. У Су, которая так самоотверженно ухаживала за моей матерью, обнаружили раковую опухоль головного мозга. Несмотря на две ужасные операции и постоянную химиотерапию, она оставалась удивительно жизнерадостной и мужественной, и летом 1978 года мы все вместе провели необыкновенный отпуск на вилле к югу от Бильбао. Майкл был назначен военно-морским атташе в британское посольство в Мадриде, и Су не смогла сопровождать его, потому что была очень больна; но она настояла на том, чтобы приехать в этот дом, который снял Майкл, и у нас был самый насыщенный праздник в нашей жизни, одновременно трагичный и веселый, когда наши эмоции обострились из-за надвигающейся катастрофы. В конце концов Су отправилась домой, а Майкл последовал за ней в их дом в Тидворте; там он ухаживал за ней, пока она не умерла у него на руках незадолго до Рождества. Ее похоронили рядом с моей матерью, и мы посадили на церковном дворе два дерева, по одному в память о каждой из них. Ее сыновья, восьми и десяти лет, оставались с нами до конца, так что Бриджит пришлось сообщить им о смерти их матери, но Майклу удалось приехать на Рождество. После этого он изменил свою жизнь и пожертвовал ради них карьерой на флоте, всегда влияя на свои назначения, чтобы у него была возможность заботиться о мальчиках и воспитывать их.
Как всегда, когда приближался конец тура, встал вопрос о моем следующем назначении. И вот однажды позвонили из Министерства обороны и спросили, готов ли я отправиться в Хартум, чтобы возглавить там Учебную команду британской армии. Если бы я это сделал, сказал звонивший, я был бы на действительной службе и получил бы звание полковника.
Что ж! Лично я не мог придумать ничего лучшего, но я знал, что большинство семей военнослужащих считают Хартум адом на земле, и я подозревал, что Бриджит пришла бы в ужас от мысли о том, что она поедет жить в Судан с тремя маленькими детьми. Итак, в течение нескольких часов я сидел за своим столом в состоянии крайнего возбуждения, пытаясь разработать тактическую схему использования этой возможности на домашнем фронте. Позвонив домой в тот вечер, я сочинила фантастическую историю о продвижении по службе и перспективах для себя, впечатлениях, путешествиях и образовании для детей. Первоначальная реакция Бриджит была именно такой, какой я и ожидал: что идея безумная и что мы ни в коем случае не должны нарушать школьные планы детей, отправляя их в такое диковинное место.
У нас было три дня, чтобы принять решение, и я льщу себя надеждой, что к тому времени я уже достаточно поднаторел в домашнем покере. Но Бриджит вела себя характерно позитивно и поддержала идею Хартума с энтузиазмом, по крайней мере, таким же большим, как у меня, и с гораздо большим практическим пониманием того, как решать связанные с этим проблемы.
После того, как мы приняли решение уехать, у нас было шесть месяцев, чтобы подготовиться, и для этого потребовалось тщательное планирование. Нам пришлось закрыть наше свиноводческое предприятие, избавиться от животных, сдать дом в аренду и организовать обучение детей в школах и на каникулах. Одним из важнейших элементов наших планов было то, что мы должны были проделать часть или весь путь на собственной машине, поскольку она нам понадобится в Судане, а мы слышали, что с любого автомобиля, ввезенного в страну без присмотра, снимается все съемное задолго до того, как он прибудет в пункт назначения. Поэтому через моего друга Бена Харви-Батерста мы купили "Лендровер" с удлиненной колесной базой: бывший испытательный автомобиль, почти полностью перестроенный, с восстановленным двигателем, по сути, это был новый автомобиль, хотя и немного странный на вид, с кузовом фургона и маленькими окнами, расположенными довольно высоко в бортах. Благодаря щедрости компании "Ровер" мы приобрели его по абсурдно низкой цене в 1250 фунтов стерлингов, и он отлично зарекомендовал себя, не доставляя ни малейших проблем.
После многочисленных перестановок мы усовершенствовали наши планы следующим образом. В январе 1977 года я должен был сам вылететь в Хартум, чтобы приступить к работе. Бриджит с детьми должна была прилететь ко мне на пасхальные каникулы. Затем она заберет семью домой как раз вовремя, чтобы отдать Николу в школу-интернат на первый семестр. В июле я сам прилетал домой, и мы все вместе отправлялись в большое путешествие по суше на "лендровере", доезжали на автомобиле до Асуана в Египте, садились на паром до Вади-Хайфы, расположенной в глубине Судана, а затем грузили машину на поезд - каким бы примитивным он ни был - в Хартум.
Такова была официальная программа. Тем не менее, с самого начала я лелеял тайную надежду, что мы также проедем последний отрезок маршрута - пятьсот с лишним миль по Нубийской пустыне, которая простирается на юг от Вади-Хайфы до Хартума. Я знал, что самым разумным решением было бы погрузить "лендровер" на поезд, но мне было трудно устоять перед соблазном пересечь пески своим ходом.
Глава 20. На Ниле (1977-1979)
Хартум построен на слиянии Голубого и Белого Нила, и разница между этими двумя реками очевидна. Вода в Голубом Ниле, который течет с Эфиопского нагорья, относительно прозрачная и голубовато-серая, в то время как вода в Белом Ниле коричнево-молочная от ила: там, где встречаются два потока, на некотором расстоянии сохраняется четкая разделительная линия, прежде чем воды смешаются.
Приехав своим ходом, я унаследовал и работу, и дом от своего предшественника. Полковник Джордж Рочфорт-Рей, добродушный человек, устроил для меня вечеринку по случаю передачи дел, на которую пригласил большое количество гостей, в основном суданцев. Помимо дома в арабском стиле, окруженного высокой стеной с садом, в европейском квартале недалеко от аэродрома, он завещал мне старого повара по имени Осман и дворнягу по имени Барри. В трезвом виде Осман был первоклассным шеф-поваром и готовил вкусные блюда; но у него была слабость к бутылке, и, хотя я старался держать все выпивку под замком, он время от времени доставал ее, и тогда мне приходилось самому заботиться о себе, пока он снова не протрезвеет. Барри был похож на крупную, тощую гончую, коричнево-белую, с очень длинными ногами. Его передал Джорджу французский посол, и было ясно, что на каком-то этапе своей жизни он подвергался жестокому обращению, поскольку у него была фобия, связанная с тем, что с ним плохо обращались. Большую часть времени он казался расслабленным и дружелюбным, и, если бы он знал вас, он бы даже позволил вам прикоснуться к нему; но в тот момент, когда вы пытались схватить его или удержать, он отпрыгивал или кусал вас.
Эта крайняя нервозность превратила проведение его ежегодной прививки против бешенства в сущий кошмар, но в то же время это было в некотором смысле преимуществом, поскольку он был очень бдителен и стал эффективной сторожевой собакой. В условиях, когда закон и порядок были в значительной степени нарушены, а Хартум наводнен грабителями, было приятно видеть его на свободе по ночам. Позже к нему присоединилась черепаха по имени Тарзан, которая попала к нам еще младенцем, но росла с поразительной скоростью.
Моих первых нескольких дней в Судане было достаточно, чтобы понять, что страна находится в тяжелом состоянии. Долгие отношения с Советским Союзом привели к тому, что повсюду остались обломки, а на свалках было полно устаревшей российской военной техники. Голод в отдаленных районах привел к тому, что масса беженцев перебралась в трущобы на окраине Хартума - отсюда и постоянно растущее число краж со взломом. Дороги в городе были настолько изрыты выбоинами, что поездки занимали в три-четыре раза больше времени, чем следовало бы, поскольку водителям приходилось лавировать из стороны в сторону в поисках чистого маршрута. Неочищенные сточные воды стекали в сточные канавы, электричество постоянно отключалось, а телефонная связь работала с перебоями.
Когда я приехал сюда в середине зимы, дневная температура была довольно комфортной, но с приходом весны столбик термометра резко подскочил, и в разгар лета он часто показывал 60°С и более. Такая жара была поистине невыносимой и изнуряющей, и всякий раз, когда дул пустынный ветер по имени хабуб - а иногда он дул целыми днями, воздух наполнялся такой густой пылью, что едва можно было разглядеть что-либо на расстоянии пяти ярдов. Все вокруг покрывалось плотной коричневой пленкой, а потом, если шел дождь, то она превращалась в коричневую липкую кашу.
Несмотря на эти природные катаклизмы, я быстро начал получать удовольствие от жизни. Я обнаружил, что суданцы по отдельности щедры и добры, но в основном праздны. Моя работа заключалась в том, чтобы руководить Учебной командой британской армии и одновременно быть главным инструктором в штабном колледже, где обучалось около восьмидесяти курсантов. Я сразу же решил, что лучше всего было бы разделить мой офис с моим коллегой из Судана, Фадлалой Бирмой Нассер (он и его жена были гостеприимными и высокоинтеллектуальными людьми и стали хорошими друзьями). Наша договоренность сработала хорошо, поскольку она означала, что мы обменивались идеями - и в этом, на мой взгляд, заключается смысл службы советника: британцы не должны навязывать свои собственные методы и пытаться управлять иностранными армиями по британскому образцу, а скорее должны помогать обучать местное население подходящим для них темперамента и страны методам.
Помимо Фадлалы, офицером, с которым у меня было больше всего дел, был генерал-майор Абдул Маджид, начальник оперативного отдела штаба суданской армии33. Мне повезло иметь с ним дело, потому что он был трудолюбив и добивался своего вопреки системе - настолько, что среди британцев его прозвали "Черным волшебником". Единственная проблема заключалась в том, что его деловитость создала ему устрашающую репутацию среди своих людей, которые испытывали к нему благоговейный трепет.