– Ещё чего… – усмехнулся Цербер.
Тут он прав. Без прошивки я мигом помашу ему ручкой.
Ладно, человеку с ловкими руками достаточно того, что есть. Главная проблема с данными из будущего – интерпретация… Они не предназначены для людей. Но я могу кое-что из них извлечь. Чисто технически эти данные не имеют общечеловеческого интерфейса, – это машинный язык процедур, инструкция на случай наступления того или иного события.
Поэтому они представлены в виде машинных кодов и запрещены к передаче в медийной форме. Криптотемпоральное кодирование – так данные защищаются от уничтожения заинтересованным наблюдателем. Такая вот у нас машинная криптократия.
Просто спишу запись нашего медицинского состояния на ближайшие сутки…
Машинка Цербера честно сдохла. Так, посмотрим, что имеем в результате…
То, что я считал, меня малость озадачило.
– Ну, чего там? – наклонился ко мне Цербер, когда моё молчание затянулось.
– Да вроде как бы этак, так вроде того уразумения, что как если бы типа гусь свинье когерентен…
– Чего? – удивился Цербер.
Так. Это у меня нормальная темпоральная шизофазия пошла. Информационный предел предсказателя, не позволяющий полученные данные передать в социум, превращающий информацию из будущего в бессвязный бред – «речь пророка». Будущее не так сложно узнать, как рассказать о нём. Но я знаю, как это обойти – сопричастностью к посланию. На, Цербер, смотри. Кажется мне, тебе это тоже не понравится.
– Что это значит? – спросил Цербер, ознакомившись.
– Твои и мои жизненные показатели прерываются после стрессового всплеска примерно через два часа. Почти синхронно. Сначала ты, потом я.
Цербер искоса глянул на меня. Теперь он вполне меня понял – мы уже были в рамках одного предсказания.
– Это значит, что в течение двух часов мы оба умрём?
Ага. На одну мину разом наступим. Хреновое вышло предсказание. А вот что нам теперь с ним делать – непонятно.
– Ты, я смотрю, не слишком напугался, – пробурчал Цербер, покрутив в руках неисправный сканер и повесив его обратно на сервокаркас.
– Не успел ещё, – пробормотал я. – Я не думал, что это случится прямо вот так…
– Привыкай, – буркнул Цербер, запуская с рук рой сторожевых квадрокоптеров. – Идём дальше. Только осторожно.
Мы и пошли… Пушки на плечах Цербера рыскали, разыскивая цель.
– Может, вернёмся?
– Мне не за это заплатили, – ответил Цербер, не оборачиваясь. – Если через два часа нас в живых не будет, то какая разница? В последний раз, когда я доверился человеку в картографировании будущего, мне и руки и ноги оторвали как мухе. Так что не обольщайся, я не исключаю, что это ты меня нагреть пытаешься.
– Ага, – согласился я. – Железная логика. Нет. Не пытаюсь. Печёнку отдай. Я заработал.
– Позже.
Вот же сволочь!
Мы всё равно идём вперёд и вверх. Кто-то сам, а кто-то и не очень. Примерно через час довольно нервного подъёма по радиальному пандусу мы наткнулись на труп беловолосой женщины. Тело в сильно изношенной униформе научного отделения Иглы, посреди размазанной кровавой лужи.
Кто-то проломил ей череп и съел мозг.
– Где-то я её уже видел, – хмуро произнёс Цербер, наклонившись над телом.
– Твою мать… Да чтоб тебя… – отозвался я. И проблевался вновь.
– Ты чего?
– Да так, ничего… – отплевался я. – Печёнка не в то горло пошла. У нас жизни осталось меньше часа.
Цербер прищурился:
– Это Пожиратель. Очень на него похоже. Теменные кости удалены по черепным швам, мозг просто оторван от позвоночного столба. Обычно он так и делает.
– А ты откуда знаешь?
– Изучал объект, – задумчиво ответил Цербер, медленно поворачиваясь с пушками наготове, озираясь вокруг.
– И что? Бросишь меня тут с этим каннибалом?
– Не ной.
Сука. Не ной… Я проплевался, вытер рот. Моё будущее грудой мёртвого мяса лежало у моих ног. Сука.
Мне нужно знать, что меня ждёт. Хорошо. Есть более простые способы, чем темпоральный взлом.
– У неё из позвоночника вход нейроимпланта торчит, – проговорил я. – Если дашь мне коннектор, может, узнаю кто она такая.
– Во, – буркнул Цербер. – Вот это по-нашему. А то сразу блевать… На, держи.
Я собрался с силами, отвернулся, сунул руку в опустошённый череп, окровавленные волосы мазнули по руке, и на ощупь вставил коннектор в нейроимплант. Старенький. Давно таких не видел. Соединил со своим входом.
Резкое погружение.
А потом меня скрутило так, что я уже никак не мог выкрутиться…
Убитая женщина выскочила из древних структур памяти остывающего позвоночника и намертво взяла меня за горло.
– Я умоляла тебя о помощи, – прорычала она мне в лицо. Белые волосы, словно змеи в воде, плавали вокруг искажённого яростью прекрасного лица. – А теперь я тебя заставлю…
Рука мертвеца, троян, спрятанный в оперативной памяти биокибернетических имплантов мёртвого тела, вломился в моё сознание.
В другой раз я разодрал бы сценарий этой управляемой эндорфиновой галлюцинации, разорвал связь, сбросил с себя эти призрачные руки, существовавшие только в угасающих воспоминаниях мертвеца, но сейчас на мне висит запирающая прошивка, и я ничего не могу сделать для своей защиты. Цербер мне не поможет, даже если поймёт, что происходит. Времени прошло очень мало, наносекунды, и прежде чем до него дойдёт, она переформатирует моё сознание.
Меня накрыло совсем.
Я узнал, что Игла – это её проект, огромная антенна, боевая машина, таран, пробивающий путь в будущее на десятилетия.
Что её зовут Медуза. И она эволюционный биолог. И шла к свержению машинной монополии на предвидение.
И что Пожиратель преследовал её тридцать лет и наконец настиг. Неуловимый, невидимый, методичный.
От него не было спасения. И это не было совпадением.
– Мне всегда было интересно, – произнесла уже мёртвая Медуза, – что за тип приспосабливаемости вырабатывают серийные убийцы? Какое преимущество даёт во внутривидовом соревновании потребность к периодическому убийству ближнего? Почему эта форма поведения возникает снова и снова? Или это влияет случайный ген пауков-каннибалов, доставленный эпидемиологическим путём в человеческий геном вирусом гриппа летучих мышей?
Потом это стало не вопросом интереса, а выживания.
Предсказательная мощность существующей квантовой сети напрямую зависит от её масштабов. Поначалу, когда первая сверхсветовая квантовая сеть только превзошла по размерам циклотрон ЦЕРН и впервые заметили занятные неслучайные потери спутанных фотонов в оптоволокне, выбитых тем самым потоком тахионов, двигающихся из будущего в прошлое, – речь шла только о наносекундах. Когда сеть развернулась до масштабов, сопоставимых с размерами планеты, речь шла уже об удержании чёткой связи с перехваченными в этом потоке тахионами в пределах часов.
Сейчас, когда в глобальную сеть завязаны Луна, Венера, Марс, система Юпитера, масса астероидов, околосолнечные спутники и группировка сверхдальних спутников связи, недавно покинувших облако Оорта, построен перехват данных из будущего на отрезке до семидесяти восьми часов, с устойчивой шириной канала в восемь кубит. Масштабы квантовой сети компенсируют потерю сигнала, возникающую при движении небесных тел.
Сначала добились стопроцентной безотказности космических стартов, потом полётов атмосферной авиации. Затем масштабировали систему до физических пределов техносферы, вплоть до сердечных клапанов и межкомнатных дверей. Сложившуюся безусловно доступную и всепротяжённую транспортную сеть невозможно сохранить, не реагируя на сигналы из будущего о её ближайшем состоянии.
Проект Игла – как пик этого технологического взлёта. Речь шла о годах, о десятилетиях картографированного будущего, о преодолении кризиса глобального планирования, о безупречном управляемом будущем и неумолимом процветании. Конец истории.
Ради светлого будущего и функциональности квантовых сетей человечество отрешили от необходимости оценивать полученные ими из будущего данные, и даже появилась идея «заглушить» способность предвидеть. Врождённая потребность смотреть в будущее должна быть ликвидирована массовой коррекцией генома с помощью управляемых эпидемий вирусов гриппа. Для реализации этого сценария меня и взяли в проект.
Человечеству запретили знать будущее.
Но живому свойственно предвидеть.
С точки зрения эволюционного биолога, человечество в целом – большая машина для выживания генома, удобная обтекаемая форма при движении вверх по течению в потоке времени. Предвидение будущего – древнейший и самый архаичный наш орган чувств, сформированный горизонтом событий ограниченным атомным взаимодействием. Древнее нашего собственного встроенного спектрометра – обоняния и кинестезии – чувства положения в пространстве. Это то, как жизнь, почти ничем не отличавшаяся тогда от броуновского движения аминокислот, в бульоне которых варилась, взаимодействовала с реальностью в пейзаже сцепленных молекул, воспринимая информацию о будущем с квантового уровня. Первый вирус стал передовой молекулярной машиной эволюции, с двигателем на спутанных атомах, резонирующих с ударами потока тахионов из будущего.
Человечество никогда не погибнет вдруг, ведь у генома одна задача – продолжить существование. Но кто сказал, что именно и только в человеческой форме? Если появится более эффективный механизм – нас предадут собственные гены. Похоже, преследующий меня Пожиратель – живое подтверждение этого предательства.
Огромный объём автоматических и осознанных предсказаний – чрезмерная нагрузка на реальность, и будущее старается защитить Мейнстрим – оптимальный эволюционный поток, вызывает инстинктивную реакцию социума – и появляются личности-корректоры, фагоциты, пожиратели.
Все эти «голоса» в головах фанатиков и серийных убийц, немотивированные расстрелы, непонятные теракты без заказчика вроде уничтожения моей группы в Игле – что это? Сверхглубокое воздействие из далёкого будущего?
Мне кажется, кто-то готовит нашу гибель в эволюционной гонке.