[5], именно утрата достоинства повергала людей в отчаяние.
В предисловии к каталогу выставки я позволил себе привести сравнение с другой разновидностью «черного ящика». В инженерной среде, писал я, «черным ящиком» принято называть устройство или систему, чьи принципы действия совершенно непонятны наблюдателю, однако это нисколько не мешает понимать и пользоваться результатами деятельности такого устройства. Например, мобильный телефон успешно преобразует движения пальцев в телефонные звонки или в вызов такси, хотя для большинства из нас, не считая инженеров-электриков, происходящее внутри телефона или смартфона представляет собой загадку. Как отмечали философы, чужие умы суть квинтэссенция «черных ящиков»: мы не имеем ни малейшего понятия о том, что творится в головах других людей. (На протяжении тех 162 дней, хроникой которых выступает настоящая книга, я часто ловил себя на желании того, чтобы люди, меня окружавшие, мои товарищи и соратники, меньше походили на пресловутые «черные ящики».)
А есть, помимо того, и «суперящики», чьи размеры и масштаб действий таковы, что даже тем, кто их сконструировал и кто ими будто бы управляет, не под силу постичь принципы их деятельности; примером тут могут служить финансовые деривативы, последствий внедрения которых не осознавали даже финансисты, их придумавшие, или мировые банки и транснациональные корпорации, полноту деятельности которых редко воспринимают их руководители, а также, конечно, правительства и наднациональные институты наподобие Международного валютного фонда во главе с политиками и влиятельными бюрократами, которые занимают те или иные должности, но редко обладают реальной властью. Эти «суперящики» тоже преобразуют входящие сигналы – деньги, долги, налоги, голоса – в исходящие, то есть в прибыль, в более сложные формы задолженности, в сокращение социальных выплат и расходов на здравоохранение и образование. Разница между этими «суперящиками» и обычным смартфоном (или другими людьми) заключается в том, что большинство из нас едва ли контролирует входящие сигналы, тогда как сигналы исходящие определяют всю нашу жизнь.
Это различие можно выразить коротко в единственном слове: власть. Речь идет не о том могуществе, которым наделено электричество или которое проявляет себя в сокрушительном натиске океанских волн; нет, речь о менее броской, но более зловещей силе: о власти, которая принадлежит «инсайдерам», упомянутым Ларри Саммерсом (напомню, он опасался, что я не выказываю намерения ее принять). Это сила и власть тайной информированности.
Пока я занимал министерский пост и после того люди постоянно спрашивали меня: «Чего МВФ хотел от Греции? Неужели те, кто сопротивлялся облегчению долгового бремени, поступали так потому, что вынашивали некие незаконные тайные планы? Неужели они действовали на благо корпораций, заинтересованных в разграблении инфраструктуры Греции – ее аэропортов, морских курортов, телефонных компаний и так далее?» Увы, будь дело лишь в этом, все было бы намного проще.
Когда разражается крупномасштабный кризис, велик соблазн приписать его заговору могущественных сил. Перед мысленным взором сразу встает заполненная сигарным дымом комната, где сидят хитроумные мужчины (и немногочисленные женщины), прикидывающие, как получить прибыль в ущерб общему благу и выживанию слабых. Однако подобные мысленные картинки – не более чем заблуждение. Если резкое ухудшение наших жизненных обстоятельств и можно приписать какому-либо заговору, то это будет заговор, участники которого даже не подозревают о своем участии. Явление, воспринимаемое многими как заговор могущественных сил, в действительности представляет собой неотъемлемое свойство любой сети «черных суперящиков».
Ключами к пониманию этих сетей могущества выступают такие понятия, как «недопущение» и «непрозрачность». Вспомним этос «Слава алчности», характерный для Уолл-стрит и лондонского Сити в годы до краха 2008 года. Многие достойные банковские работники были обеспокоены тем, что происходило вокруг, и тем, что приходилось делать им самим. Но когда им в руки попадали доказательства, сулившие жестокие потрясения, они сталкивались с «дилеммой Саммерса»: допустить утечку информации к аутсайдерам и утратить влияние; сохранить информацию при себе и стать соучастниками грядущего кризиса – либо укрепить свое влияние, обменять эту информацию на какую-то другую, которой владеет кто-то еще (итогом обмена виделся импровизированный союз двоих людей, существенно укреплявший позиции обоих в широкой инсайдерской сети). Чем насыщеннее дополнительной конфиденциальной информацией такой обмен, тем легче этому двухстороннему союзу налаживать контакты с другими подобными альянсами. В результате появляется сеть власти внутри уже существующих сетей, и ее участники фактически вовлекаются в заговор, отнюдь не являясь сознательными заговорщиками, понимающими, что они творят.
Всякий раз, когда какой-либо политический деятель дает журналисту эксклюзивное интервью в обмен на обещание «подать» его мысли в наилучших интересах этого политика, журналист оказывается, пусть, так сказать, бессознательно, причисленным к сети инсайдеров. Всякий раз, когда журналист отказывается «сместить акценты» в материале в пользу политика, ему грозит опасность лишиться ценного источника информации и быть исключенным из упомянутой сети. Таким образом властные сети контролируют потоки информации, привлекая к сотрудничеству аутсайдеров и изгоняя тех, кто отказывается играть по принятым правилам. Эти сети возникают и развиваются органически, ими движет некое «внутреннее сверхстремление», не подвластное никакому человеку, даже президенту Соединенных Штатов Америки, генеральному директору банковской корпорации «Барклайс» или людям, занимающим ключевые посты в МВФ или национальных правительствах.
Если однажды угодил в эту паутину власти, требуется поистине героическое усилие над собой, чтобы из нее вырваться, в особенности когда уже не слышишь самого себя среди какофонии делания больших денег. Те немногие, кто отваживается, как говорится, выбиться из рядов, быстро становятся «сбитыми летчиками», и о них рассеянный мир скоро забывает.
Удивительно большое число инсайдеров, особенно тех, кто еще не успел увязнуть всем телом во властной сети, не обращает внимания на паутину, которую они помогают распространять; это объясняется относительной скудостью их контактов с данной сетью. Точно так же те, кто располагается в самом сердце этой сети, как правило, находятся слишком глубоко, чтобы замечать, что существует мир вовне. Редко кто-либо из них обладает достаточной проницательностью, чтобы заметить «черный ящик», в котором он живет и работает. К таким уникальным людям относится Ларри Саммерс. Вопрос, который он задал мне, был на самом деле призывом отвергнуть искусы мира вовне. А в основе его системы убеждений лежало убеждение, что мир возможно сделать лучше только изнутри «черного ящика».
Но в этом, как мне казалось, он сильно заблуждался.
Тесей перед лабиринтом
До 2008 года, пока «черные суперящики» функционировали стабильно, мы жили в мире, который казался сбалансированным и самовосстанавливающимся. Это были времена, когда британский премьер Гордон Браун восхвалял завершение цикла «подъема и спада»[6], а будущий – в скором времени – председатель Федеральной резервной комиссии Бен Бернанке предрекал период великого спокойствия[7]. Конечно, это была иллюзия, порожденная «черными суперящиками», чьи принципы действия не понимал никто – и уж тем более инсайдеры, ими якобы управлявшие. А затем, в 2008 году, случился великолепный крах, этакий 1929 год нашего поколения, на фоне которого кризис в маленькой Греции выглядел смешным.
На мой взгляд, финансовый кризис 2008 года, который ощущается до сих пор, почти десятилетие спустя, возник вследствие окончательного краха мировых «черных суперящиков», то есть сетей власти, заговоров без заговорщиков, определяющих наши жизни. Слепая вера Саммерса в то, что лекарство для этого кризиса появится в тех же самых рухнувших сетях, посредством обычной, повседневной деятельности инсайдеров, поражала меня уже тогда своей трогательной наивностью. Возможно, в ней не было ничего удивительного. В конце концов, тремя годами ранее я в предисловии к каталогу Данаи писал, что «открытие этих черных суперящиков становится необходимым условием для выживания нашего достоинства, для спасения изрядного числа наших собратьев-людей, даже для спасения нашей планеты. Проще говоря, у нас кончились оправдания. Поэтому пора открывать черные ящики!» Но чем это могло обернуться в реальности?
Во-первых, нужно взращивать в себе готовность признать, что мы, каждый из нас, вполне способны оказаться узлом в сети власти, быть, сами того не ведая, фактическими заговорщиками. Во-вторых – что наглядно продемонстрировал скандал с «Викиликс», – если мы попадем в такую сеть, вступим, подобно Тесею, в лабиринт и нарушим прохождение информации; если мы вселим страх перед неконтролируемым распространением информации в умы как можно большего числа участников сети, тогда такие «бессознательные», неуправляемые сети власти попросту рухнут под собственным весом и от собственной ненадежности. В-третьих, нужно сопротивляться любым попыткам заместить старые уничтоженные сети новыми.
К тому моменту, когда я вошел в вашингтонский бар три года спустя, я уже успел укрепиться в своих воззрениях. Для меня главным было не передавать информацию аутсайдерам, а сделать все возможное, чтобы избавить Грецию от долговой кабалы. Если для того следовало притворяться инсайдером, значит, так тому и быть. Но когда ценой за попадание в круг инсайдеров станет согласие с постоянным унижением Греции, я сразу уйду. Прокладывать нить Ариадны внутри инсайдерского лабиринта и желание следовать за нею к выходу есть, по-моему, предпосылка для сохранения достоинства, на котором зиждется счастье греческого народа.
На следующий день после моей встречи с Ларри Саммерсом я встретил Джека Лью, будущего министра финансов США. После наших переговоров в министерстве финансов этот чиновник удивил меня своим дружелюбием: «Министр, считаю своим долгом предупредить вас, что буквально через неделю вас ожидает публичная порка, затеянная Брюсселем». Слова Ларри насчет важности надежного укрытия, а также его предупреждение, что мы проигрываем войну в средствах массовой информации, внезапно сделались чрезвычайно актуальными.