Пестро одетые люди казались беззаботными. На веснушчатого оборванца никто не обращал внимания.
В центре — на Кольцевом бульваре и на площади с серым гороподобным собором — кипел праздник. Какая-то смесь карнавала, веселой торговли и концертов, которыми развлекали публику бродячие музыканты и клоуны.
Носилась в толпе ребятня в пестрых колпаках и звериных масках. Дымно палили игрушечные пистолеты. Улетали в небо отпущенные воздушные шары — иногда целыми гроздьями. Призывно голосили продавцы жевательной резинки и жареных каштанов. Звенели гитары и гремели электронные усилители.
Коротко стриженная очкастая девчонка сунула Лёну за ворот остатки мороженного. Он взвизгнул с недостойным военного человека испугом. Впрочем, он не был уже юным гвардейцем с приличными манерами. И, как истинный беспризорник, вознамерился дать нахалке крепкого леща. Но та искренне изумилась:
— Ты что! Это же карнавальная шутка!
Тьфу ты!.. Ну ладно. Может, и правда здесь так полагается.
Неподалеку, на некрашеных подмостках шло кукольное представление. Перед маленькой шаткой сценой толпились взрослые и ребятишки. Было много пацанят с пестрыми сумками и в парусиновых костюмчиках с матросскими воротниками. Воротники — всяких цветов и с разным количеством полосок. Лён сообразил, что это здешние школьники, у которых кончились уроки.
Он протолкался поближе к сцене.
На фоне размалеванного задника приплясывали и кривлялись пять кукол — два солдата и три генерала в форме, похожей на имперскую. Генералы в блестящих касках с тремя перьями — лиловым, золотым и серебряным. Солдаты делали строевые приемы, вертели головами с лупоглазыми бессмысленными лицами и горланили песню (вернее, она неслась из динамика):
Император наш, братцы, герой!
За него все мы, братцы, — горой!
До ближайшей веселой поры,
Когда все полетим мы с горы!..
А генералы — низенький толстячек, тощий дохляк и длинноногий горбун — в ответ голосили свое:
Любуйся, доблестная рать:
Мы все — превосходительства!
Приятно, братцы, умирать
Под нашим предводительством!
На наших касках три пера
И гидры многоглавые —
За нас не страшно умирать
С геройством и со славою!
Не верьте, что ведем мы вас
Во тьму дорогой зыбкою.
Вперед! Надеть противогаз
И умереть с улыбкою!
Втроем они учили маршировать армию из двух человек.
Было смешно, ничего не скажешь. Но… это было и надругательством над имперскими вооруженными силами. И если юный гвардеец Бельский не мог сейчас вскочить на сцену и крикнуть наглым актеришкам-кукловодам, что они подлецы, то беспризорник Лён вполне мог швырнуть в них гнилым бананом. Тем, что под ногами! Лён стремительно нагнулся, боднул чью-то спину с матросским воротником… И грянула автоматная очередь!
Опытное ухо военного человека сразу узнало голос десантного короткоствольного Б-1.
Ребятишки и взрослые метнулись кто куда. Некоторые ничком упали на брусчатку. Лён сидел на корточках и видел, как с машины, декорированной под старый фаэтон, лупит по кукольному театру дядька в клетчатом костюме арлекина. Длинными очередями, от живота. Профессионально! «Бэодин» бился в его крепких пальцах и злорадно ревел!
Ага, значит есть и здесь люди, которые не дадут в обиду военную славу Империи…
С машины дали по сцене еще одну очередь и кинули взрывпакет. Холщовый задник пылал, сыпались доски. С помоста прыгали. Один кукольный генерал висел, зацепившись нитками за перекладину…
Люди кричали и бежали. Их почему-то делалось все больше. Несколько раз на Лёна с размаху налетали и наконец повалили. Он вскочил и тоже побежал. Пуля провыла над головой. Вот сволочи, по людям-то зачем?!
Лёна закрутило в людском месиве. Он растопырил локти, рванулся, оказался у бугристого каменного возвышения. Его толкали, наваливали грудью на гранитную кладку.
Эта кладка круто уходила вверх. Лён уцепился за выступ, заскреб по камням ботинками (давно не чищенными, разбитыми в дороге). Вверх, вверх! И наконец схватился за могучее бронзовое копыто.
Лён понял, что это памятник. Гранитный постамент в виде неровного холма и конная статуя какого-то полководца. Конь прочно стоял на четырех ногах. Лён ухватился за левую заднюю ногу. А рядом — за правую ногу — ухватился растрепанный школьник.
Под бронзовым конем
Ярко-зеленый воротник мальчика висел на одном плече. Локти парусиновой голландки были продраны, на коленях — свежие кровавые плямбы. На щеке — царапины, будто прошелся лапой рассерженный кот. В синих глазах — испуг и азарт. Мальчишка часто дышал округленным, как бублик, ртом…
Ну, в точности, как один из маленьких гвардейских барабанщиков, которым разрешали в выходной день переодеться в «домашнее» и поиграть среди парковых зарослей в индейцев — набегаются, накричатся, навоюются, а потом смотрят на подошедшего унтера: не слишком ли мы выпрыгнули за рамки дисциплины?
— Крепко тебя потрепали, — снисходительно заметил Лён. Чтобы спрятать собственный испуг.
Пацаненок не стал притворяться героем.
— Ага… Я так перепугался, когда застреляли. А на меня какой-то дядька с разбега — бряк!.. Я думал, задавят… Ай! — О лошадиный круп чиркнула пуля и с воем ушла в небо. Лён и мальчик мигом распластались под бронзовым конским брюхом — носом в гранит.
Лён поднял ушибленный нос.
— Это случайная. Здесь все же лучше, чем там… — Внизу кричали, визжали, давили друг друга. Теперь это были взрослые, ребятишек не видать. Неужели всех затоптали?.. Кое-кто пытался тоже забраться на постамент, но большим не хватало ребячьей ловкости — цеплялись и съезжали… И вдруг Лён увидел зеленый воротник! Такой же как на соседе! И услышал:
— Эй вы! Помогите же!
В гвардейской школе учат гимнастике не зря! Лён башмаками зацепился за бронзовое копыто, распластался животом на граните — головой вниз. Ухватил тощие запястья в полосато-зеленых манжетах. Сосед-мальчишка кинулся на помощь.
И в четыре руки они выволокли несчастного. Несчастную!..
Но нет, она не казалась несчастной. Темно-серые глаза сверкали за большими очками сердито и без всякого испуга.
— Психи бестолковые!
— Кто?! — возмутился Лён.
— Кто?! — звонко удивился рядом его помощник.
— Да не вы, не вы! Те, кто внизу. Несутся, как стадо… А те, кто стрельбу поднял — совсем идиоты! Кругом мирные люди, а они…
— А тот, кто мирным людям сует за шиворот мороженое, он кто? — не удержался Лён. Девчонка мигнула — узнала. Но не растерялась.
— Мороженое — не граната. Оно для здоровья полезное.
— А если к позвоночнику? Тебе бы так…
Конечно, юные гвардейцы должны обходиться с особами женского пола по-рыцарски. Но это была теория. А практики не было: военная школа — чисто мужское заведение, девочек там видели только на телеэкране. И сейчас Лён опирался на более давний опыт, на свою интернатскую жизнь. В интернатах с девчонками обходились как с пацанами. А сейчас это было тем более уместно: очкастая незнакомка вовсе не напоминала примерную девочку из женского лицея.
— Боишься простудиться? Сейчас сделаю компресс…
Она сдвинула очки на лоб. Села, раскинув ноги циркулем — длинные, коричневые, в мелких порезах и прилипших травинках. Решительно придвинула висевшую на ремне через плечо школьную торбу, поставила между колен. Вынула моток бинта.
— Я же пошутил! — испугался Лён.
— Думаешь, это для тебя? Для него… — Девочка кивнула на мальчика в голландке. — Ну-ка, двигайся ближе!
Мальчик послушно подъехал, протирая на заду тонкую парусину.
— Сиди смирно… — Девочка тампоном промокнула его колени и щеку. Бросила покрасневший марлевый комок вниз (толпа вокруг памятника стремительно редела). Достала коричневый пузырек.
— Не вздумай дергаться… Молодец… У тебя воротник нашей школы и полоски четвертого класса. Почему я тебя не видела? Я всех четвероклассников знаю.
Мальчик отвернулся и треугольным подбородком уткнулся в плечо.
— Ну, что молчишь? Отвечай давай!
Он не стал противиться такой решительности. Пробормотал:
— Это не мой воротник… Вообще все не мое…
— А чье же?
— Не знаю.
— Как не знаешь? Ну-ка, говори!
«Какое ее дело?» — сердито удивился Лён. И хотел уже вступиться за младшего. Но тот мигнул и спросил шепотом:
— А ты никому не проболтаешься?
— Про что?.. Ну, ладно, никому ничего не скажу.
Тогда он нехотя признался:
— Я стащил эту одежду на пляже… У того мальчишки наверняка что-то еще есть, а у меня было тряпье…
— Ты кто? Беженец?
Он посопел и сказал:
— Да.
Девочка умело присвистнула.
— Дела-а… А не похож. Ты с кем сюда приехал?
— Ни с кем, один. Я думал бабушку найти. Но люди в том доме сказали, что она умерла… Я ее плохо помню, она к нам в Орлиное приезжала, когда я был совсем маленький…
«Орлиное — это на границе Йосской области», — вспомнил Лён. Девочка насупилась и спросила довольно безжалостно:
— Ты, значит, сирота?
— Значит… — насупился и мальчик. — Мама и папа были в автобусе, который обстреляли с поста. И сожгли…
— Кто обстрелял? — спросил Лён. Довольно глупо.
— Да уж ясно, что не йоссы! Они по женщинам и детям огонь не открывают…
— Ага! И заложников не берут! И вообще у них белые крылышки за спинами, — не сдержался Лён.
В синих глазах мальчишки — металлический блеск:
— А ты там был?
«Что же я за болван! — ахнул Лён. — Ведь он же потерял отца и мать!»
Основы этикета и рыцарства воспитывали в юных гвардейцах старательно. За необдуманные слова принято извиняться.
— Прости, я не хотел тебя обидеть.
Мальчик опять округлил рот. Изумленно. Такие слова — от оборванного уличного пацана!
А девочка не удивилась. Сказала слегка ворчливо:
— Давно бы так… — Кивком бросила очки о лба на нос. Повернула их к Лёну: — Ты сможешь о нем позаботиться?