Так потерял Даго Пестователь единственного своего приятеля и свидетеля своего похода к трону в Гнезде, человека, который никогда его не предал, хотя и мог сделать это много раз. Тело Херима – как христианина – не сожгли, а захоронили в земле неподалеку от Гнезда; над могилой насыпали громадный курган, Петронас же приказал поставить на могиле деревянный крест. От Херима осталась его жена, множество наложниц и четырнадцать детей от законного и незаконного ложа. Неделю продолжались траурные торжества, в течение трех дней Даго не допускал Петронаса пред свое лицо, после чего принял в своей комнате, а не в тронном зале, чтобы известно было, что после смерти Херима все еще находится в отчаянии.
Петронас был македонянином, как он уже сообщил Даго, поэтому язык склавинов знал. Даго был изумлен его могучим сложением и белой кожей, почти что белыми волосами, говорившими, что в нем нет чистой македонской крови. Совсем по-другому, чем сестра Зоя, с ее длинными черными волосами и смуглой кожей. Даго не знал, что перед ним стоит его собственный сын, Кир, которого он изгнал из Гнезда как карла, а Зоя – дочка Зифики, которую она зачала с каким-то савроматским воином.
Петронас был в позолоченном панцире, с белым поясом и с белым копьем, как пристало ромейскому дворцовому гвардейцу.
- Не знаю, господин, какими были разговоры между императором Василием и твоим канцлером, Херимом, - сообщил Петронас, опускаясь перед Даго Господином на одно колено. – Мне же было приказано днем и ночью охранять твою жизнь.
И приказал Даго, чтобы на третьем посаде Петронас со своей сотней согдов вместе со своими семьями построили себе дома и поселились в них, оставаясь на довольствовании Пестователя. Сотня таких воинов стоила более полутысячи лестков, и этот факт радовал сердце Пестователя. После того он беседовал с Семовитом, но тот тоже не бывал у императора во время переговоров Василия с Херимом, потому и не мог передать их содержания. Только отметил Даго, что Семовит перестал уже быть тем веселым и разгульным юношей, которому он поверил власть над Крушвицей. Теперь, после путешествия в далекий Византион, после пребывания при дворе императора ромеев, он сделался серьезным и очень скрытым мужем. Семовит был рослым и красивым, с почти что белыми волосами, как и все сыновья Даго. Язык тела и глаз Семовита удержал Даго Господина от того, чтобы обнять сына и хотя бы на миг показать ему свою любовь. Глаза и тело Семовита говорили Пестователю, что он не стал ему врагом, но он и не приятель.
- Имеются ли у тебя, господин, какие-нибудь известия от Дабуга Авданца? – спросил Семовит, уже собираясь уходить.
- А какое тебе дело до Дабуга? – пожал плечами Пестователь.
- Дабуг – как и я – бастард, и никогда никому из нас ты не дашь власти. Ты отослал его к Арнульфу, меня же – к ромеям. Любишь ты, господин, избавляться от нас, - заявил Семовит и гордо откинул голову.
Еще тем же самым днем, словно бы в Гнезде было ему плохо, Семовит отправился в Крушвицу, где ожидала его истосковавшаяся Арне.
Даго никак не огорчало такое поведение Семовита, его оскорбленная гордость и печаль, что власть в стране когда-нибудь получит Лестек. Пестователю было уже более сорока лет, и он знал искусство правления людьми. Был он словно опытный всадник, который умеет укрощать разошедшихся молодых жеребцов. "Вышлю ему немного золота и оружие ради увеличения его собственной дружины, и он тут же начнет испытывать ко мне благодарность", - решил он.
Впоследствии на долгие часы закрывался он один на один с Петронасом и выпытывал у того, про дела ромеев. Ибо, хотя и не участвовал Петронас в переговорах между Василием и Херимом, но ему были известны многие дворцовые тайны, ориентировался он и в намерениях повелителя. А в соответствии с этими намерениями Даго желал планировать и собственные начинания. Но лишь через множество лет дошло до Даго, насколько слепым он был в те дни к языку тела и языку глаз того человека. Не отметил он и некоей странной похожести между молодым Дабугом, который когда-то валялся у его ног, вымаливая помощи против собственных дядьев, гордо откидывающим голову Семовитом и этим македонским военачальником присланных ему согдов. Всех этих троих объединяла огромная похожесть в красоте, выправке, способе поведения. Светлые волосы могли иметься у многих, но и не каждого отличала такие гордыня и высокомерие, и, наоборот – странная подчиненность в отношении Пестователя, и снова, вроде как чувство неприязни и даже враждебности. И еще кое-что – удивляющий страх и послушание, которое будили они среди своего окружения, похожие на те, что распространял и сам Пестователь. "Ну как же я мог не узнать своей крови?" – через годы удивлялся Даго, проклиная собственную слепоту.
От Петронаса узнал Даго, что политика Василия связи со Старой Ромой, даже за счет утраты влияния в Великой Моравии, принесла ему разочарование. Василий планировал, что вместе с императором Людовиком и Старой Ромой победит сицилийских сарацин, что мешали торговле в море Interregnum. Вот только они не только не победили, но в руки сарацин попал и остров Мальта. Вскоре отношения между двумя повелителями испортились до такой степени, что Василий, который собирался женить своего сына с дочкой Людовика, отказался от этих планов. Не удалось объединить и церкви в Старой Роме с церковью в Новой Роме, несмотря на то, что Василий пожертвовал Фотием и назначил патриархом кастрата Игнатия. Папы в Старой Роме оставались неуспокоеными в своем желании творить Царство Божие на всей земле, они желали назначать патриархов в Византионе и там же короновать императоров. Поэтому разгневанный Василий вернул Фотия на пост патриарха Византиона и всей восточной церкви, понял он, что утратил влияние в Великой Мораве, и теперь ему с громадным трудом придется отстраивать вокруг гор Карпатос оплот против влияния франков. Но когда к нему прибыл Херим с просьбой о военной помощи и посылке христианской миссии, оказалось, что как раз ее и нелегко организовать в столь короткое время. Не хватало столь великолепных и отважных людей, какими были Константин и Мефодий; впрочем, даже по делу пленения Мефодия тевтонскими епископами Василий и Фотий, которого римский папа Иоанн VIII не желал признать главой церкви на Востоке, мало чего могли сделать. Миссию для державы полян следовало подготовить в особой степени тщательно, а на это требовалось и время, и внимание. Как раз именно внимания и не хватало Василию, который, после преждевременной смерти своего сына, Константина, погрузился в траур, и не был способен принять какие-либо решения. Права на трон в Византионе перешли на сына Василия, Леона. Но именно к этому сыну Василий проявлял недоверие. В этой ситуации к Пестователю послали Петронаса и его сотню согдов, а так же три сундука золота, обещая, в неопределенном будущем, выслать еще и христианскую миссию.
- Это означает, Петронас, что я и дальше обязан оставаться невольником Сватоплука и сидеть в собственном государстве, словно в клетке, - метался Пестователь по своей комнате. – Я опасаюсь выгнать Любушу, которая рожает мне одних дочерей. Но еще больше я боюсь, если у меня с ней родится сын, он может оказаться не великаном, а карликом.
И сказал тогда Петронас:
- А кто знает, господин мой, а не окажутся ли те, кого ты считаешь великанами, карликами. А тот, кого ты признал карликом, станет великаном.
Пропустил Пестователь эти слова Петронаса мимо ушей, и впоследствии пожалел об этом. А ведь учила егоКнига Громов и Молний, что "важным является то, что говорит повелитель, но иногда гораздо более важным бывает то, что говорят ему".
Тем временем, неожиданно заболел Спицимир и на следующий же день скончался. Ходили слухи, будто бы его отравили. Тем же самым днем пришло известие, что императора ромеев, Василия I, постиг несчастный случай на охоте, и что власть после него взял на свои плечи Леон VI, который никогда не участвовал в переговорах о создании миссии для полян. Понял тогда Даго, что он не может рассчитывать ни на кого из союзников, и что никто не поможет ему в том, чтобы уменьшить могущество Сватоплука.
На место Великого Канцлера, Херима, Даго назначил Херимового сына, Миколу, но тот не знал иностранных языков и плохо ориентировался в проблемах окружающего полян мира.
Правда, с какого-то времени Пестователь любил окружать себя и назначать даже на высокие должности людей никаких и мало ориентирующихся в искусстве правления, ибо таким образом, как сам считал, никто при дворе не мог быть более мудрым и более знающим, чем он сам. Весьма часто он менял этих же людей и назначал новых, а поскольку все были никакими – то никто и не спрашивал, а почему их заменили другими, почему один рз они в милости, в другой же раз этих милостей лишаются. К примеру, Великим Сборщиком Налогов сделал он некоего Недомира из рода Палук, который даже толком-то и считать не умел, разве что мог читать и писать склавинскими рунами. Зато существовала уверенность в том, что, перепуганный собственным возвышением, Недомир никогда ничего не уворует из государственной казны, а чтобы заслужить милость Пестователя, охотно станет доносить на тех, кто обогащается.
После смерти Спицимира, его слепая красавица "наставница" перебралась в Познанию, к Лестеку, которого полюбила будто собственного сына. На место же Спицимира, командующим Гнезда и гнезненской гвардии Даго назначил Петронаса, хотя многие считали, что окружать себя чужаками – это позор.
Странным и пугающим выглядел в это время двор в Гнезде. В канцелярии неумело правил Микола, сын Херима. Любуша с дочками закрылась в одном из крыльев двора, опасаясь того, что ее саму и дочек отравят. Даго Повелитель и Пестователь в одиночестве кружил по опустевшим комнатам или же в компании согдов выезжал на охоту. Но страна цвела, и люди богатели, ибо единственное чем, на самом деле, с наибольшим удовольствием, занимался Пестователь, было поддержание веры народа в том, будто бы он является Отцом Справедливости. Пользуясь советамиНедомира, ездил Даго по всей стране и выслушивал жалобы подданных, судил и карал богатеев, увеличивавших собственные сокровищницы.