бродили в тени, где хоть какая-то прохлада. Хорошо, поищем там.
Редкий лесок, деревья, растущие группами по два-три и среди них стадо на два десятка особей. Газели Гранта. Небольшие головки, украшенные длинными, слегка изогнутыми назад рожками, тонкие быстрые ноги, округлый белый живот. Коричневато-желтая шкура, маскирующая Грантов на фоне растительности в саванне, выдавала их среди коричневых и черных стволов.
Бесшумной тенью скользя меж деревьев, я подходил к газелям, замирая всякий раз, когда ближайшие ко мне поднимали головы.
"Доброй охоты, НанОрг".
"Спасибо, Блурри. Зафиксируй, с какой скоростью я буду бежать".
"Хорошо".
Несмотря на все уловки, меня заметили. Высоко задирая короткие хвостики, газели побежали. Я устремился за ними. Петляя среди деревьев, нельзя было набрать высокую скорость, но стадо, подгоняемое страхом, вырвалось из леска на открытую равнину, где я ощутил себя в родной стихии.
О, это восхитительное чувство скорости! Я бегу, закладывая крутые виражи, наклоняясь так, что почти ложусь боком на землю, взмахами хвоста ловя баланс на поворотах. Гибкий позвоночник и впалое брюхо обеспечивают широкий размах задних лап, которые касаются земли, обгоняя передние. Когти надежно вонзаются в почву. Уши прижаты к голове. Пасть плотно закрыта, чтобы не наглотаться пыли. Дышу через нос. Сердце гонит кровь по жилам.
Газель несется, сломя голову, ей не надо оглядываться - она знает, что стремительная смерть неотвратимо преследует ее.
Поворот, еще поворот. В голову летит земля, выбитая копытами. Я не отрываю взгляда от мельтешащих ног. Жертва снова кидается в сторону, но я цепляю ее левой передней. Удача. Когти глубоко оцарапали бедро, газель кувыркнулась, я затормозил прямо в нее, упал, вскочил, навалился и, извернувшись, сомкнул челюсти на горле.
Бег наперегонки со смертью проигран.
Я слушал сдавленные хрипы своей жертвы, они звучали для меня победной музыкой, а предсмертные судороги, проходящие по телу, были завершающим штрихом к первой охоте.
Перетащив тушу под дерево с густой кроной, откуда мое пиршество не могли заметить парящие в небесах грифы, уложил ее на спину и приступил к разделке. Я добыл крупного, упитанного самца. Его половые органы я смахнул острыми резцами, как ножницами. Разорвав тонкую, нежную шкуру в паху, просунул морду в разрыв, - в нос ударил запах свежей крови, - выдрал горячие внутренности, сжевал их. Съев брюшную плоть, добрался до печени и сердца, погрыз ребра и теперь глодал бедро задней ноги, прижимая кость к земле обеими лапами.
Обретя прекрасную возможность наесться до отвала, я сполна ею воспользовался, набив брюхо так, что с трудом мог вздохнуть. Лениво оторвал кусок, повозил его на языке, сглотнул.
Какой это мазохист сочинил, что вставать из-за стола желательно слегка голодным? Категорически с этим не согласен. После еды нужно быть абсолютно сытым, чтобы лень было встать. Впрочем, мне не то, что встать - думать было лень.
Дожидаясь, пока безмерное количество съеденного продвинется из желудка дальше в кишечник, лизал обагренное тело Блурри, возвращая ему первоначальный блеск. В животе было тяжело, а на душе - легко.
"У тебя из пасти такое "свежемясное" дыхание - наповал". - дракончик выразительно чихнул, хотя по-настоящему чихать он не мог, так как не дышал.
"Какое дыхание?" - не понял я.
"Высунь язык и понюхай".
Я так и сделал. Зловонно пахло кровью.
Немного погодя взглянул вверх - ветки дерева вполне подходящие, толстые и прочные. Львы и леопарды затаскивают тушу на ветки, чтобы уберечь ее от гиен. Но с моим брюхом по веткам не полазаешь, и я решил - пусть газель достается тому, кто найдет ее первым.
Звериная тропа вела к воде, однако я решил не идти по ней - на водопоях и тропах подстерегают хищники. Я с опаской смотрел на воду, стараясь заметить гребнистые спины, хоть и понимал, что эти меры не гарантируют полной безопасности - крокодилы могут затаиться под водой у самого берега, и тогда, наклоняясь к воде, ты суешь голову прямо в пасть. Меня не устраивала эта мрачная перспектива остаться без головы, но следовало утолить жажду, тем более, в сезон засухи, когда не известно, сможешь ли напиться в следующий раз, как только захочешь.
Возвращаясь к дереву, я увидел, что остатки моей газели уже присвоила гиена. Волоча за собой голову, шею и часть грудной клетки, она глянула на меня с чувством превосходства.
Я довольно замурлыкал, унося живот: того, что я съел, мне хватит на день-два. Взобравшись на высокий термитник, развалился на плоской его вершине и задремал, мурлыкая мотив. Докучливые мухи вьются вокруг моей морды, измазанной в крови. Я сыт и счастлив.
Акуна Матата. Животный мир приветствует тебя… И бросает вызов.
Глава 2 - Конкурент
Дневная дремота незаметно обернулась глубоким сном. Снились уносящиеся за горизонт деревья, облака, гонимые ураганным ветром на немыслимой высоте, звездный дождь средь ясного дня. Снилась скорость… Длинные, сильные лапы, когти, вырывающие комочки из пыльной земли, стебли сухой травы, хлестко бьющие по носу. И кровь… Пульсирующими струями она текла из четырех порезов на ноге, шкура и плоть которой отпадали рваными кусками, обнажая кость, пронизанную алыми жилками. Цвет, запах, вкус крови. Череп газели, меланхолично жуя, смотрит живыми, обезумевшими от страха глазами. Челюсть бессильно отвисает, вываливается язык, слышен хрип. Ударом лапы разбиваю череп на осколки. Остаются рога, они цепляют меня и подбрасывают в воздух. Крутя хвостом, переворачиваюсь и падаю на широкую спину. Вцепившись когтями в бока, вонзаю клыки в хребет, разрывая хрящи меж шейных позвонков. Взвыв, как гиена, подо мной с чудовищным грохотом рассыпается огромный скелет. Отталкиваюсь в падении от костей и мягко приземляюсь далеко в стороне. Оглянулся. Кости превратились в пыль, ветер развеял ее.
Гордясь победой, я бежал по бескрайнему зеленому простору. Трава щекотала подушечки лап, я дышал полной грудью, и бежал, обгоняя Солнце, ветер и звезды.
Действительно, я спал, лежа на боку и бежал во сне. Блурри сидел вблизи.
"Во сне ты отчаянно царапался, и кусался так, что лязгали челюсти. Мне было не очень удобно на твоей лапе. Тебе снились кошмары".
"Никогда, будучи человеком, мне не случалось делать столь кровавую работу. Мой сегодняшний обед… - я встопорщил усы. - Просовывать нос в разорванное брюхо, вытаскивать кишки, отгрызать мясо с костей - и все это сопровождается обильной кровью… Сознательно я все делал правильно, но мое подсознание в шоке, отчего и получаются кошмары. "Получаешь ли ты то, что делаешь?" После того, как я задушил газель, ты видел, что делали остальные? Они стояли неподалеку и смотрели, таращились, пялились во все глаза. Получали мазохисткое удовольствие, наблюдая, как поедают одного из них. И ведь, уверен, им нравится смотреть на подобные сцены, когда от ужаса перехватывает дыхание и отнимаются конечности. Этот кошмар им сделал я, а теперь и получаю то, что делаю - кошмары. Но победа над скелетным монстром - хороший знак. Подсознанию необходимо привыкнуть к таким вот трапезам".
Слушая возню шакалов, я смотрел на запад. Оранжевый апельсин Солнца опускался все ниже. Повсюду в красноватой пыли тянулись зыбкие тени. Ухватив ребро, мимо бежал шакал, за ним вприпрыжку, весело тявкая, еще двое. Повиснув на концах ребра, они тянули кость каждый к себе, тряся головами. Первый, который держал ребро с середины, имел преимущество: стоило ему резко свернуть, и концы ребра выскальзывали из пастей остальных.
Я проводил играющих взглядом. Им весело. Даже после того, как газель доедала гиена, на костях осталось достаточно мяса. Наелись - и веселятся.
Переместившись с пляшущего силуэта шакала, взор лениво скользил над озерной водой, подобной золоту, расплавленному в лучах заката. В жидком золоте купались бегемоты, выставляя на поверхность свои округлые спины. Широко зевая, шевеля комично маленькими ушками, они глубоко вдыхали и, гоня золотую волну, величаво погружались на дно.
Блурри неподвижно лежал у меня на спине. Ему не обязательно осматриваться, чтобы увидеть находящееся за пределами поля зрения. Он мог воспринимать весь мир вокруг себя одновременно со всех сторон. Его видение окружающего мира рисовалось сложной трехмерной проекцией с многочисленными векторами и направляющими. Сам Блурри находился в точке пересечения трех координат, но мог по желанию установить дополнительные точки отчета в любом месте пространства, что позволяло ему рассчитывать оптимальные траектории и совершать головоломные маневры.
"Блурри, неужели ты слез с моей лапы лишь потому, что тебе было "не очень удобно" ?"
Мой друг не шевельнулся:
"Мне интересно было наблюдать за тобой со стороны. Кроме чтения памяти, я могу улавливать твои сны. Сопоставляя происходящее во сне с твоими действиями наяву, я пришел к выводу, что сны и реальность взаимосвязаны. Во сне ты дрался, это отразилось на твоем поведении - ты царапался и кусался. После победы над скелетом спал спокойно 3 часа 12 минут, затем долго "бежал", пока активные движения лап не разбудили тебя. Я оставил твою лапу, чтобы занять наблюдательную позицию, а удобство - это для меня третьестепенное".
"Но ведь мы о чем договаривались?"
"Это уже не имеет значения. Помнишь, что спрашивал Дик позавчера - живой я или нет? Спутник "Циклоп" снимает меня, как и тебя. Меня давно уже заметили такие особо внимательные, как Дик. Не вижу смысла прятаться, теперь главное - не раскрывать всех своих возможностей".
"Ох, этот "Циклоп". - дотянувшись до спины, я взял Блурри в зубы как попало - что ему сделается? - и положил меж передних лап. - Мне кое-что рассказывали о его возможностях. К примеру, он может просканировать меня до самых кишок, если кому-то захочется узнать, кто был у меня на обед. Вот твою "начинку" им изучить не удастся".
Казалось, Блурри полностью игнорирует меня и мои действия - он смотрел вслед большой, низко летящей птице, определяя ее характеристики. Однако вербальные и невербальные сигналы не совпадали - наблюдая за происходящим вокруг, кибердракончик в то же время поддерживал ментальный диалог. Зная мою психологию и характер, Блурри корректировал поведение в соответствии с моими представлениями о том, что для робота является необходимым, а что - бесполезным. Для машины нет смысла менять позу, поворачивать голову, только чтобы ответить. Важна сама передаваемая информация.