Правда, через бесконечность времен и мир оказывается исчерпанным. Тогда микробы начинают суетиться, погибают от болезней, а часть из них, наиболее смелая, переселяется в другой мир. Но там им, правда, и достается от лейкоцитов, что я и наблюдал!
Я пытался установить контакт с группой микробов, но они говорят на совершенно непонятном жаргоне и все время едят какие-то таблетки. Потом они засыпают, и с ними совершенно невозможно общаться. Как я узнал, эти таблетки особенно вредны для мира в целом. Это так называемые токсины. Лейкоциты, только почуяв их запах, сразу кидаются на микробов и пожирают тех беспощадно.
Микробы безучастно наблюдают собственную гибель и почти не сопротивляются. В целом их жалко. Каково им, если только существованием своим они разлагают все?
Наблюдал я и тромбоцитов, которые помогают лейкоцитам делать облавы на микробов. Обычно это происходит так: микробы сидят как ни в чем не бывало, о чем-то говорят, едят свои токсины, а тромбоциты незаметно строят вокруг них большую живую стену. Потом один тромбоцит бежит к лейкоцитам и говорит им о скоплении микробов. Лейкоциты быстро бегут и беспрепятственно пожирают всех микробов, которые оказываются в ловушке.
Потом лейкоциты торжественно подбирают трупы своих товарищей (потому что все лейкоциты умирают, если они съедят микроба) и устраивают большую любовную оргию, вследствие чего их рождается еще больше. Эритроциты, как главные (потому что они выкрашены в красный цвет), награждают особо отличившихся лейкоцитов. Но поскольку лейкоциты неразумны, они ничего не понимают. У них есть только один инстинкт — уничтожать микробов. Эритроциты держат их в специальных резервациях.
Жизнь эритроцитов тоже интересна. Они главенствуют, потому что без них все бы пошло к чертям и мир бы погиб и достался микробам. Сами они никого не убивают и очень гордятся этим, но их верные слуги — лейкоциты убьют любого, кого эритроциты прикажут. Поэтому микробы и хотят договориться с лейкоцитами, чтобы с их помощью уничтожить ненавистных эритроцитов, которых микробы презирают за красный цвет.
Я видел большое заседание эритроцитов, на котором говорилось о том, что сейчас уже нельзя, как когда-то просто убивать и убивать микробов, потому что это противоречит демократии и другие миры могут на это плохо посмотреть. Но один эритроцит произнес длинную речь, в которой сказал, что нам нужно наплевать на другие миры, ибо мы дадим отпор в случае надобности, а главное сейчас — сохранить и поддержать свой собственный мир, во имя Общего Блага. Все помолились Мозгу — это Бог эритроцитов, а они очень набожны — и хором сказали: “Во имя Разума!” — это их главный религиозный девиз. Микробы не отрицают Бога, но понимают Его как-то по-другому, и этим они тоже разлагают общий мир.
На заседании также говорилось и о проблеме микробов, о том, что недавно микробы организовали забастовку в одной тюрьме. Кто-то предложил их всех уничтожить, кто-то сказал, что уже не то время, а кто-то сказал, что он исследовал микробов и нашел, что они отличаются от тех, что были раньше. Потом нельзя отрицать, что их число все растет и они уже выдвигают какие-то свои требования. В разгар заседания кто-то крикнул: “Спасайся! Аминазин!” — и все бросились в убежище. Аминазин вообще-то не вреден для эритроцитов, но он отшибает у них разум на три дня, и поэтому они избегают его. Эритроциты даже собирались подписать прошение в Мозг, чтобы прекратились эти бесконечные аминазиновые налеты, но никак не договорятся по этому поводу, потому что некоторые из них считают, что если Мозг что-то делает, то это абсолютно правильно и не подлежит обжалованию.
В убежище был поднят вопрос о некотором неопознанном летающем объекте, который был принят лейкоцитами за бледную трепонему. Часть из присутствующих вообще смеялась над этими сказками. Должно быть, они имеют в виду наш корабль.
В общем, проблем хватает.
Прожил я там десять дней и питался эритроцитами, которых я, к своему стыду, убивал ножом из-за угла, и за это меня полюбили многие микробы. Мясо у эритроцитов очень вкусное, особенно когда свежее. Я даже подумал о том, что следует еще остаться в этом мире некоторое время, чтобы решить здешние проблемы. Но помня о нашей цели и том, что нас ждут мозги, в которых наверняка еще больше проблем, я потянул за веревочку, что связывала меня с кораблем, и меня втянуло обратно. Я чудом избежал столкновения с лейкоцитами, которые приняли меня за микроба, потому что я довольно сильно зарос и погрязнел, и опять ступил на борт нашего судна. Отчет об увиденном закончил. Иванов 1-й”.
После отчета состоялось его обсуждение, на котором я и Иванов 2-й говорили, что все это — сказки и чепуха и вести речь о разумности внутренних существ пока еще рано. Иванов 1-й заявил, что все это видел собственными глазами, пришлось сделать ему аминазин, так как мы с Ивановым 2-м считаем, что налицо воздействие на него больного сумасшедшего организма.
Ужин, как всегда — каша рисовая, чай. После ужина — отдых, курс наверх. Судя по приборам, мы уже в плече.
4 сентября.
Катастрофа! Мы попали в тромб. Объявляю об аварийной обстановке, введен комендантский час. За опоздание к завтраку, обеду, ужину — карцер. За неявку на работу — расстрел. Меры суровые, но надо проявлять сознательность. Создан комитет по ликвидации опасности. Председатель комитета — Иванов 1-й. Я — секретарь, и Иванов 2-й — председатель ревизионной комиссии.
Завтрак — сухой паек, хлеб-эрзац. Работы по расчищению тромба возглавил Иванов 2-й.
Иванов 1-й снят с поста председателя комитета за шутку о председателе комитета и посажен на три часа в карцер.
Я посажен на строгий режим за неосторожное замечание о завтраке. Передаю дневник Иванову 2-му.
Дневник передал. Иванов 3-й.
Дневник принял Иванов 2-й.
Работы по ликвидации тромба возглавил я. Обед — сухой паек. Выдано в карцер Ивановым 1-му и 3-му хлеб и вода. Расписку принял.
Посажен в карцер за самоличное курение в неположенном месте. Пишу в карцере.
Ах, чтоб вашу мать, налево, направо и прямо!!! Раскудрить тебя туда! Первый выиграл мой хлеб, задолбали совершенно!..
Сейчас нас откомандировали на расчистку тромба.
Морозный тяжелый воздух заставляет нас кашлять. Сперва Иванов 3-й обшмонал меня и Иванова 1-го. Потом я обшмонал его. Тромбы похожи на лес. Их надо пилить и пилить, а потом оттаскивать в сторону. Ночью в карцере — холодно. И жрать хочется. А сидеть нам долго, за каждую нашу провинность в нынешней обстановке дают пожизненный срок. Зато теперь у нас продвигается работа, а раньше, когда все были начальниками, не хватало рабочих. Поэтому мы не жалуемся и свято верим в успех нашего дела.
Иванов 1-й простучал мне, что у него есть напильник для побега. Я настучал на него Иванову 3-му, а тот сократил нам обоим паек до осьмушки в день.
Вечером перестукивали с Ивановым 3-м матерные анекдоты друг другу. В неволе усиленно занимаюсь онанизмом. Ничего! Вытерпим. Мы все, все, все вынесем. На своих плечах, на своих плечах. Ла-ла. Засыпаю. Завтра в пять часов — подъем, зарядка, построение, линейка, завтрак, шмон, линейка, построение на работу, работа. И так далее. Замучили!!!
Но расчистка продвигается.
21 декабря.
За нарушение ритма работы приговорен к расстрелу. Исполнителем приговора выбран Иванов 2-й. Ивановы 3-й и 1-й решили устроить мне побег. Об этом услышал исполнитель и тоже приговорил их к расстрелу. Мы вместе решили устроить восстание, хотя это и противоречит порядку. Но я понял, что я слаб и, оказывается, очень боюсь смерти. Кто кого?!!
Итак, нас вели на расстрел. Исполнитель (Иванов 2-й) поблескивал пистолетом и предупреждал каждое наше движение. Но мы затаили в душе отчаянное желание побега.
Страх смерти пронзил меня. Мои друзья тоже были понурыми и невеселыми. Они уже не верили ни в побег, ни во что. Мы никогда не верили в Бога, но мы не хотели, никогда не хотели умирать… Господи, что же это получается!!!
Нас привязали к трем соснам, и Иванов 2-й прицелился в меня. Я чувствую виском холодное дуло пистолета.
Но вот… Ура!!! Лед тронулся! Тромб размыт!!! Наши совместные усилия не подкачали, и теперь — путь свободен. Приговоры отменены, и мы целуем друг друга на радостях. Мы будем жить, мы будем плыть, мы будем бабочек ловить. Нас отвязали, и я даже захотел застрелить Иванова 2-го, но он исполнял свой долг и поэтому не виноват.
Итак, мы вернулись на наш корабль и плывем дальше. Мы проявили мужество, стойкость и упорство. За это мы наградили себя орденами и медалями. Аварийная обстановка кончилась. Вперед, в мозги!!!
Связь с Центром все еще не налаживается.
23 декабря.
Дневник принял. Иванов 3-й.
И так — по вене, по вене, по вене… Как наркотик, мы рвемся в мозг, как капельница или ассенизатор, мы отмываем наш мир от не нужных ему болезней, вычищаем гнойные места, выстраиваем космос, во имя порядка и разума. Ура. Мы двигаемся сквозь лицо, мы чувствуем запах носа, мы слышим ушами больного, но скоро кончится эта материя, и пред нами предстанет поле наших действий — один в поле воин. На нас направлены судорожные глаза телезрителей; они волнуются и ждут, чтобы было интересно. Главное — не потерять интерес, и мы храним его в себе, как новую религию. Мы все разрушим до основания — такой мир нам не нужен. Простота спасет мир. Мир, данный нам в ощущениях, будет принесен в жертву, и мы возьмем у него рациональное зерно. Мы — дети тех, кто устал.
Я и два моих друга бывали еще и не в таких переделках, наши кожаные куртки хранят воспоминания тяжелых приключений и северной романтики, к нам пристала звездная пыль, а это лишь вещество. Мысль же — это поле. Вооруженные приборами наших чувств и опытом, мы будем вершить.
Связь с Центром, правда, до сих пор не налаживается. Радиопередатчик почему-то стал работать как эхо: он передает нам нас самих. Но мы и здесь не подкачаем.
Сегодня — пиршественный завтрак. Обед веселит наши желудки. Мы выпили бутылку коньяка по случаю праздников. Мы плывем в жидкой кровяной среде, но мы выйдем к высшей нервной деятельности. Приборы ощущают близость мозгов. Еще немного, еще чуть-чуть. Хочется даже петь песни. Что мы увидим в этом новом месте, куда не ступала нога человека?