— Здорово! — за дверью студии встретила меня Таня. — Сколько же он весит?
— Одно кресло килограмм десять, а Петюня — за семьдесят. Впрочем, мы готовили этот трюк для Триандра, а он почти девяносто тянет — ответила я восхищенной следовательнице. У вас видимо что-то важное? Дело закрывать пришли?
— Нет — тут же вид у Тани стал грустный. — Я говорила с китайцем, как я поняла, с директором компании — он говорит, что в Москву таких клапанов они не продавали. И вообще в Россию за последние два года поставок именно этих клапанов не было.
— А куда были? — не удержалась я от наивного вопроса.
— Я не смогла спросить… он очень плохо говорит по-русски, и по английски тоже плохо. Я уже в Управлении спрашивала, но там переводчиков с китайского тоже нет…
— С какого китайского? — вдруг заинтересовалась ожидающая меня Аня.
— Как с какого? С обычного китайского…
— Просто там в каждой провинции свой диалект, отличаются больше чем, скажем, русский и польский.
— Сейчас посмотрю… — Таня достала из сумки какую-то бумажку. — Компания находится… находится… тут написано Чэньду, Сычуань. Это имеет какое-то значение?
— Возможно… у вас есть емейл этого китайца?
Глава 6
Таня — пока мы шли к выходу (съемки предстояли "на природе") — порасспрашивала меня, где такие клапана могут применяться. Но я ничем ей помочь не могла, и она нас покинула. Ну а мы на моей машине отправились на пленэр.
— Зачем тебе этот емейл?
— Видишь ли, мой двоюродный брат работает на Минском тракторном, и он два года провел в Китае — там какое-то то ли совместное производство готовилось, то ли китайцы какие-то детали для Минска делали. Даже больше двух лет, и он по-китайски теперь немного говорит. Подумала, что может быть он попробует спросить, зачем эти клапана вообще нужны.
— Ну пусть попробует. Хотя, если там в каждой провинции свой язык…
— По скайпу спрашивать бесплатно, а попытка — не пытка. Я вот что спросить хотела: когда этот… Триандр на меня падать будет…
— Он не на тебя, он рядом. Ты не волнуйся, он правильно упадет. Он вообще в фильме только и падает с лошадей — больше все равно ничего не умеет.
— Ну почему не умеет?
Я засмеялась:
— Он ведь раньше клоуном работал, в каком-то цирке, в Виннице что ли. И падает он замечательно, что так, что с лошади. Говорит, что и со слона падать умеет, только у нас слона нет. А вот все остальное… Он хотел еще помощником осветителя работать, это лишние двадцать евро в день, так Володя его выгнал: Триандр ему два прожектора сломал.
— Как сломал?
— Это — величайшая загадка природы. Володя тогда кричал, что этим прожектором можно костыли на железной дороге забивать и ему ничего не будет — но Триандр сломал. И одежду каждый раз рвет. Петенька хотел его вообще выгнать, но у нас очень часто с лошади падать приходится, а на настоящих каскадеров бюджета нет. Триандру за падение платят пятьдесят евро — за три-четыре дубля, а каскадеры берут за каждый дубль по две сотни. Так что у нас он получает чуть больше тысячи в месяц — думаю, если бы умел еще чего-нибудь, нашел бы другую работу… Но падает он действительно здорово: за три полных сезона ни разу не накосячил. Разве что несколько раз звук переписывали. Хотя, бывает, что у соседей кому-то упасть нужно… А ты не помнишь, Петя говорил какой эпизод первым снимаем? В смысле, тебя во что одевать?
— От погоды зависит. Сейчас вроде тучи собираются, так что скорее всего сцена в плаще будет.
— Чёрт!
"Сцена в плаще" — это любимая Петина придумка. Насколько я поняла, он на самом деле не знает, про что фильм — для него главное — красиво все заснять. И получается у него все не просто красиво, а гениально — вот только подготовки эта "гениальность" требует… Фон Кёстлин — фамилия известная не среди кинооператоров, а среди именно фотографов. И Петины фотографии, которые я видела, действительно "как живые": смотришь на неподвижную картинку и видишь движение. Но каждую "картинку" наш фон готовил когда по несколько часов, когда — по несколько дней. А теперь, когда его "картинки" стали действительно живыми, а времени на подготовку стало мало, эта самая подготовка превратилась в кошмар. Не для Петюни — для всех остальных.
С плащом все было просто: стоит Героиня, разговаривает — и вдруг начинает вроде как гневаться. И плащ ее тут же начинает жутко развеваться. Фокус в том, что развевается только плащ, а вот волосы Героини при этом даже шевельнуться не должны. Вроде и несложно: крепи баллон на… попу этой Героини, в нужный момент клапан открывай…
Но чтобы плащ развевался "правильно", под него, кроме собственно баллона, нужно вешать хитрую арматуру с двумя десятками разных сопел — чтобы струя воздуха горб не поднимала. А еще — на плечи Героине крепить довольно сложную подвеску, не дающую "лишнему" воздуху просочиться сквозь воротник. А и подвеска, и арматура — они должны быть очень точно подогнаны под фигуру Героини, иначе дуть будет не туда и не так. Анина же "фигура" сильно отличалась от предыдущей, Лесинской, и мне предстояло сейчас все подгонять по месту. Тоже, в принципе, не ахти какие сложности — только вот баллонов у меня было взято лишь два, а компрессор я дома забыла. Баллона же хватало только на пару развеваний…
Выручил меня Триандр: у него в машине оказался компрессор для шин, а вместо нажо… поясного баллона он предложил — на время наладки — запаску от машины использовать. Конечно, пять атмосфер — это не сто, но получилось, тем более у Триандра и переходник нашелся. Так что Петенька на меня наорал всего три раза, что даже до нормы не дотягивало.
Впрочем, мне другие недостающее компенсировали от души: когда начали снимать сцены под предсказанным синоптиками "проливным дождем", у Ларисы намокшая юбка удачно приклеилась к ногам и она бухнулась в грязную (и очень холодную — последние дни августа!) лужу — в чем безусловно была виновата именно я. Затем у парня из "поденщиков" — которому я штаны метала на живую нитку — эта "живая нитка" лопнула посреди сцены. Ну и под конец намокший камзол Триандра зацепился за седло — и он упал не в намеченном месте, а прямо напротив Петюни. В лужу — и можно было подумать, что эту лужу я и налила специально. Нет, Петя наорал не на меня, но сдача прилетела именно мне…
Хорошо, что предсказанная тучка оказалась гораздо темнее, чем ожидал Петя — и съемки довольно быстро закончились. Когда мы уже расселись по машинам, к нам подошел мокрый и грязный шеф:
— Хлоя, мы же мимо твоего дома едем? У тебя вроде были мужские костюмы… не древние?
— Твоего размера точно нет… впрочем, если тебя на полчаса устроит халат, то в сушилке твою одежку высушим. Поехали!
Когда мы зашли в квартиру, Петя, показывая пальцем на стену, радостно заулыбался:
— Значит это ты забрала фотографию? А я подумал, что потерял… и побоялся тебе сказать, а потом просто забыл.
— Какую? Эту?
— Да. Только зачем ты обратную сторону тоже на стенку вывесила? — удивленно поинтересовался он.
— А у тебя откуда эта фотография была?
— Да… когда мы уезжали уже в Калининград, какая-то женщина пришла на студию, сказала, что твоя подруга. Учились как будто вместе — вот она фото и принесла, и попросила тебе ее передать. Неплохая фотография, кстати, ты на ней даже симпатичной выглядишь… думаю, что это старый фотограф был. Школа годов семидесятых…
— Какая женщина?!
— Ну какая… молодая, с сиськами… обычная женщина. Ее можно было бы даже красиво снять. Я бы может и снял, только спешил очень.
Петюня был известный "любитель прекрасного", вот только несколько "избирательный". То есть подруги у него водились почти постоянно, причем габаритно-весовые и физиономиальные параметры никакого значения для него не имели. Но ни одна из "самок фон Кёстлина", как называл их сам Петенька, не имела ни малейшего отношения к кинопроизводству. Актрис он как женщин не рассматривал в принципе, для него все они были всего лишь "моделями". Когда я впервые пришла на работу, Петенька начал и под меня клинья подбивать — но, узнав через пару дней, что я буду — хоть и в маске — сниматься, тут же это дело прекратил. Хотя до "актрисы" я в его глазах все же не скатилась: для него я была "техническим ассистентом" и мы иногда даже разговаривали на отвлеченные темы. Например, о том, можно ли без фатального ущерба для здоровья уронить какого-нибудь персонажа с крепостной стены…
Действительно отвлеченные: у нашего "замка" стен не было. А еще с ним было можно буквально до бесконечности говорить о фотографии — как об искусстве. Но вот о прочем…
— А она хоть имя-то свое назвала?
— Кто?
— Женщина, которая фотографию принесла.
— Наверное да. Только я не помню… Хотя наверное помню. Не имя… другое: она светленькая была, не крашеная, а имя у нее почему-то какое-то восточное было. Арабское?
— Не Гюльчатай?
— Верно, гюль… в общем, очень похоже.
Ага, это Наташка Красикова. Самая старшая девушка в группе, и единственная замужняя. А Гюльчатай ее прозвали за то, что она всех парней предупреждала, что "господин уже назначил ее любимой женой". Но у нее-то откуда моя фотография взялась?
Правда долго думать мне на эту тему не пришлось. На следующий день Аня позвонила своему брату, и тот вроде как согласился помочь. Только он не понял, какие вопросы нужно задавать — и уже я позвонила Тане, чтобы сообщить, с кем и как ей нужно связаться. А заодно попросила отыскать и адрес Наташи, так что через полчаса у меня были и Наташкин адрес, и ее телефон.
— Ну и куда ты пропала? — это было первое, что я услышала, набрав номер. — Мы тут собирались на трехлетие выпуска, а тебя найти не смогли…
— Наверное, я тогда на съемки уезжали — робко попыталась оправдаться я, — меня вообще трудно застать дома…
— Дома! Да никто и не знал, где ты живешь! Мы у всех спрашивали — никто не знает! Хорошо еще, что Семенов из параллельной группы вспомнил, что ты вроде как в студии работаешь, но я тебя и там не застала…