— пробормотала Дженни, когда двери открылись и мое прекрасное новое отражение исчезло.— Признайся, ты на себя засмотрелась?
—Да.
—Умница.
Дженни взяла меня за руку и потащила прочь из моего нового любимого места на всем свете.
Подумаешь, что теперь я официально банкрот. По крайней мере я обанкротилась самым стильным образом. К тому же я была слишком занята разглядыванием Лексингтон-авеню, чтобы думать об этом. Улица казалась слишком суетливой, слишком оживленной и слишком шумной, но меня это только восхищало. Взглянув направо, я застыла, потрясенная видом на, казалось бы, бесконечный центр города, который открывался благодаря шахматному порядку застройки. Повсюду небоскребы, упирающиеся в самое небо. Множество гудящих такси и слепящий солнечный свет дополняли картину всеобщей суматохи, которая все s нарастала, так что даже воздух стал казаться разреженным. Я подумала, что тут безумно красиво.
—Как ты считаешь: сколько ты еще пройдешь, прежде чем рухнуть в обморок?— спросила Дженни, возвращая меня с небес на землю.
—Ну… минут пятнадцать.
Я не вполне поняла, был ли это вопрос или она просто подначивала меня. На самом деле идти мне совсем, совсем не хотелось.
—Тогда стоит пройти пешком, как можно дальше.
Она кивнула в сторону перехода и бросилась под колеса автомобилей.
—Пошли, Энджи!
Мы пересекли дорогу и отправились дальше, добрались до Парк-авеню и даже кое-как миновали Мэдисон. Пятнадцать минут пешком казались мне вечностью.
—Я хотела дойти до Пятой авеню,— громко сказала Дженни, вытягивая руку, когда мы перешли последнюю дорогу.— Давай поймаем такси.
Если такое вообще возможно, поездка на такси по Манхэттену взволновала меня еще больше. Мы мчались по Пятой авеню, со свистом пролетая по пять домов сразу, а затем останавливаясь на светофорах, так что мои пакеты, голова и живот не один раз ударялись о перегородку между нами и водителем. На каждой остановке передо мной возникала какая-нибудь достопримечательность. Собор Святого Патрика возвышался над всеми магазинами самым несуразным образом, как если бы какую-нибудь забегаловку разместили близ фешенебельного универмага «Харви Николс», но здесь, в Нью-Йорке, это выглядело удивительно гармонично. Когда мы миновали огромную общественную библиотеку с ревущими львами на фасаде, я не смогла удержаться от мысли, что, если бы такие гигантские львы сторожили все библиотеки, возможно, люди стали бы больше читать. Или по крайней мере чаще сюда приходить, чтобы сфотографироваться у львов на спине.
—Эй, видишь Эмпайр-стейт-билдинг?
Дженни указала через мое окошко на неприметное здание сбоку. Я видела лишь огромную толпу людей, даже когда прижала лоб к стеклу, а потом отпрянула в ужасе, заметив отвратительные грязные следы, оставленные предыдущим пассажиром.
—О, черт, а так хотелось его увидеть!— сказала я, откинувшись назад и пытаясь не думать о других пятнах вокруг нас.
—Уверена, оно и завтра никуда не денется!— заявила Дженни, когда я повернулась назад, глядя через заднее стекло,— шпиль все выше и выше уходил в небо, по мере того как мы отдалялись.
Водитель вдруг снова резко затормозил, и я стукнулась подбородком о заднее сиденье.
—Через минутку ты увидишь Флэтайрон-билдинг, или «Утюг», а это намного круче.
Она не соврала. «Утюг» показался мне просто невероятным — треугольный с острыми краями, но в конце концов мне нравилось все, что я видела. Красиво, логично, крутой очень по-нью-йоркски. Нью-Йорк невероятно отличался от Лондона, и если этот водитель не начнет обращаться с рулем, аккуратнее, он станет последним городом, который я видела в своей жизни. Через пятнадцать минут мы доехали до конца острова и остановились у Южной паромной пристани.
—Мы поедем на пароме?— спросила я.
Дженни загадочно молчала на протяжении всей поездки по центру, что было довольно необычно, а я слишком увлеклась городом и подсчетом кофеен «Старбакс», чтобы заметить это вовремя.
—Ты пока не готова для Стейтен-Айленда [10], — рассмеялась она, протягивая водителю двадцатку, и выпрыгнула из автомобиля с парой моих пакетов. Я выползла из машины с оставшимися пакетами и потащилась за ней.— Но увидеть это ты точно готова.
Мы прошли в парк. Я была так поглощена разглядыванием скульптур и многочисленных групп людей, которые болтали, смеялись и ели мороженое, что чуть не впечаталась в забор, прежде чем увидела ее! А когда увидела, то встала как вкопанная. Вот она. Самый известный символ Нью-Йорка, символ Америки, который гордо стоит и охраняет вход в залив. Статуя Свободы.
Дженни повернулась в мою сторону, прикрывая глаза от солнца.
—Впечатляет, правда?
Я кивнула, не найдя, что ответить, и медленно подошла к новой подруге. Мы бросили пакеты на землю и облокотились о перила. Это было красиво, я чувствовала себя как в кино.
—Я раздумывала над тем, куда отправиться, когда ты примеряла одежду,— мягко сказала Дженни.— И решила: что может быть лучше, чем место, где тысячи людей впервые знакомятся с Нью-Йорком? Может, это слишком сентиментально, но кто поприветствует тебя тут лучше, чем леди Свобода?
—Так странно…— произнесла я, все еще глядя через реку.— Я видела ее тысячу раз по телевизору, на открытках, но здесь… На самом деле… Это невероятно.
—Да,— согласилась Дженни.— Помню самый первый раз, когда я оказалась тут. Я первым делом отправилась на встречу с ней, когда переехала в центр. Мама терпеть этого не может, поэтому мы никогда не приходили сюда в детстве. Но эта статуя здесь, чтобы наблюдать за всеми нами. В Нью-Йорке миллионы людей, Энджи, и все приезжают сюда в поисках чего-то, как и ты.
—О нет, я ничего не искала,— возразила я, глядя на то, что, как мне казалось, являло собой Эллис-Айленд.
—О нет, не надо скромничать,— возразила Дженни, поворачиваясь ко мне.— Ну да, быть может, не каждая сбегает за океан от своего бывшего, но тебе многое нужно преодолеть. И это не психологическая ерунда, а жизненный опыт. Когда меня бросил парень, я была просто раздавлена, и я не шучу. Раздавлена. Полностью. Хотя обо мне заботились самые замечательные друзья на свете. А если ты почувствовала, что дома тебе не окажут должной поддержки, то лучшим решением было взять и уехать. И Нью-Йорк — прекрасный выбор. Это город, где все можно начать сначала. Люди едут в Лос-Анджелес, чтобы «найти себя», а в Нью-Йорк — чтобы измениться.
—Наверное,— протянула я, думая обо всем, что случилось. Удивительно, но я не вспоминала о Марке с тех пор, как мы вошли в бутик «Шанель».— Просто все кажется каким-то странным и ненастоящим. Я чувствую себя так, словно должна, даже не знаю… чувствовать больше.
—Значит, ты до сих пор в шоке,— заключила Дженни, поворачиваясь к заливу.— Есть и худшие места, чтобы пребывать в шоке, чем «Блумингдейл». А если серьезно, то ты перенесла душевную травму. Знаешь, разрыв в чем-то напоминает тяжелую утрату…
—Я и ощущаю нечто подобное,— призналась я. На самом деле мне не хотелось обсуждать это тут, среди посторонних людей. В конце концов, я англичанка, а мы не любим показывать чувства на людях.— Сначала мне показалось, что все кончено, и я даже думать об этом не хотела. А потом я не могла поверить в случившееся. Хотя я все же считаю, что правильно поступила, когда решила приехать сюда.
Прежде чем Дженни успела поддержать меня или отругать, громкий звонок прервал нашу беседу. Мой телефон. Я выудила его из сумки, собираясь напомнить маме, как дорого обходятся международные звонки по мобильному, но тут увидела, кто мне звонит.
Марк!
Я задержала взгляд на мигающем экране и задалась вопросом: зачем он звонит после нашего последнего разговора? Он передумал? Он чувствовал себя ужасно? У Тима выяснили столь тяжелые повреждения, что ему решили ампутировать руку?
Дзынь-дзынь. Возьми трубку. Возьми трубку.
И вдруг без лишних мыслей я бросила телефон как можно дальше за перила, прямо в воду. И сразу почувствовала себя очень, очень хорошо.
—Прошу прощения,— сказала я, глубоко вздохнув.
—Этот город — отличное место, чтобы справиться с личной трагедией, дорогая. Мы и сами многое пережили, но сейчас у нас все прекрасно.
Дженни достала из сумки пакетик с бумажными носовыми платочками и передала их мне на всякий случай, совершенно проигнорировав телефонную ракету, которую я только что запустила.
—О Боже, знаю,— быстро ответила я, взяв платочки.— Если подумать, что здесь пришлось пережить многим другим, то расставание отходит на второй план.
—Это правда, но я о другом, солнышко,— объяснила Дженни.— Просто хотела сказать, что ты приехала в нужное место, чтобы преодолеть нечто трудное и мучительное, то, что гложет тебя. У всех это «что-то» разное. Для меня двадцать первый век начался заново через пять месяцев после одиннадцатого сентября, когда я наконец прозрела. Я поняла, что мне хватит смелости на что угодно, если передо мной открылись двери бутиков и мне продали обувь от известного дизайнера со скидкой семьдесят процентов.— Она взяла меня за руку.— Скоро начинается моя вечерняя смена. А ты, должно быть, едва стоишь на ногах. Хочешь вернуться в отель?
Я бросила последний взгляд на статую. Необыкновенно! Я в Нью-Йорке!
И я ужасно устала.
—О да, пожалуйста, поедем.
Мы собрали все свои сумки и поймали еще одно такси. Надо же, новая подруга, новый гардероб и новый город. По сравнению с субботой денек выдался неплохой.
Глава 6
Вздремнув, приняв душ и совершив несколько неудачных попыток сделать международный звонок из гостиничного номера, я наконец добилась своего.
—Аннетт Кларк у телефона.
—Мама, это я.
—О, Энджел, слава Богу! Я весь день пыталась с тобой связаться,— выдохнула она с чрезмерной радостью.
Значит, все пройдет быстро и легко.
—Ну, мой телефон здесь не работает.
Обычно мы полагались на ложь во имя спасения, что свидетельствует о более здоровых отношениях между дочерью и матерью, чем когда они говорят друг другу только правду. К тому же я не желала отвечать на вопросы о своем душевном состоянии. В очередной раз.