Ночью, после подобного разговора, она лежала, не засыпая, пытаясь сосредоточиться на тиканье часов, которые Эльханан получил в наследство от своей бабушки. Она любила эти равномерные успокаивающие звуки, но сейчас в голову лезли мысли о бар-мицве[26] младшего сына. Ей так хотелось, чтобы мальчик наложил тфилин[27] ее деда! Деда, который остался там и просил маму взять с собой в Израиль эти тфилин, передававшиеся в семье из поколения в поколение. Но Эльханан отнес их на проверку своему деду в Меа-Шаарим и вернул в совершенно разобранном состоянии, сказав, что они недостаточно кошерны и непригодны для использования. Однако не стоит говорить с мужем об этом, лучше промолчать.
Навстречу им шли три арабские девушки в черных платках и кроссовках, они смеялись и обнимались. Сзади тоже раздавался смех. Юдит оглянулась и увидела толстого мужчину в черной ермолке, положившего руку на плечо явно умственно отсталому мальчику, вероятно, сыну. Оба они громко хохотали. Она поймала себя на зависти ко всем этим смеющимся людям. Ей хотелось, чтобы Эльханан ничего не говорил, но он вдруг громко произнес:
— Я слышал, что на этих научных конференциях все трахаются со всеми.
Отвратительные слова ударили ее, как пощечина. Где он набрался таких пошлостей? Поправив съехавший с головы платок, она резко прошипела, словно брызнула спрей на кухонных муравьев:
— Будь здоров! — и поджала верхнюю губу.
Конференция открылась в шесть вечера. Юдит заняла место рядом с проходом, вытянула ноги и, закрыв глаза, слушала приветственные речи. Не прошло и пяти минут торжественной вводной лекции о новых исследованиях в сфере русской культуры, как она уснула. Ее длинные стройные ноги в тайцах под широкой юбкой, обутые в темно-коричневые кожаные сандалии, были беспрепятственно вытянуты вперед, ступни расставлены в стороны, голова опущена на футболку.
Проснувшись от аплодисментов, она увидела перед собой очки со стеклами только в нижней части оправы, высокий лоб, изрезанный морщинами, кустистые брови и сине-зеленые глаза, глядевшие на нее поверх стекол озадаченно и шутливо. Очки держались на крупном носу. Тонкие светлые волосы, аккуратно разделенные пробором, были какими-то детскими, сквозь них виднелся смуглый череп. Заостренная бородка придавала загорелому лицу форму мотыги. Незнакомец склонился над ней, словно желая помочь ей — разбудить, чтобы никто не заметил, как немолодая, худощавая, курносая женщина с каштановыми волосами, виднеющимися из-под яркого цветастого платка, спешит подобрать под себя ноги в кожаных сандалиях времен Иисуса, надетых на босу ногу, — и не где-нибудь, а на открытии научной конференции!
Юдит быстро сориентировалась в обстановке, пробормотала: «I am so sorry!» — и улыбнулась виноватой улыбкой.
— Ничего страшного, — сказал он и поглядел по сторонам, словно желая убедиться, что никто, кроме него, не видел ее позора.
У него был большой опыт общения с женщинами. Он знал, что важнее всего дать женщине почувствовать, что она в безопасности, что она может опереться на него, что он тот, кому она может полностью довериться. И в любом случае не помешает поухаживать за ней. Он взглянул на значок, прикрепленный к ее одежде.
— Профессор Джудит Кейспи?
— Каспи, — поправила она, — но называйте меня, пожалуйста, Юдит.
— Не очень-то вы похожи на профессора! — заявил он решительно, но тут же добавил: — Это комплимент. А я бригадный генерал Эндрю Ховард. Рад познакомиться.
На его пиджаке не было значка участника конференции, зато красовался ряд военных значков, означавших, видимо, участие в боях и неизвестно что еще. Он поднялся со стула, опираясь на темную деревянную с золотой ручкой палку, которую держал в левой руке.
Он двинулся, и она увидела, что верхняя часть его тела раскачивается из стороны в сторону.
Юдит тоже поднялась и пошла вместе с ним вслед за теми, кто, казалось, знает, куда направляется.
— Вы идете на банкет? — спросил он авторитетным густым голосом с заметным оксфордским акцентом.
— Да, конечно, — ответила она и услышала, что произнесла эти два слова, как европейская женщина: с вопросительной интонацией в конце, выражающей явно не свойственные ей недоумение и женскую слабость. Юдит понятия не имела, о каком банкете он говорит. Видимо, она недостаточно внимательно читала программу конференции. Помнила только, что завтра днем ей предстоит читать лекцию. Она отметила для себя заседания, которые показались ей более или менее интересными, но не была уверена, что у нее хватит сил и желания слушать на английском и русском языках лекции, которые не имели прямого отношения к ее исследованиям.
— После вас, — сказал он, пропуская ее вперед и протянув ей свободную руку, словно приглашая на танец. Она не знала, куда идет, но чувствовала его взгляд на своей спине, взгляд, который заставлял ее бедра слегка раскачиваться из стороны в сторону.
— Может быть, в этой толпе мне лучше пойти впереди, если вы не против?
Теперь она шла за ним. Он хромал со сноровкой, говорившей о давней инвалидности. Даже припадая на одну ногу, он оставался заметно выше Юдит. Крепкое тело. (Регулярное посещение тренажерного зала?..) Светло-коричневый летний костюм, замшевые туфли того же цвета. Кто он? Что он здесь делает? Какова область его исследований? Что-то связанное с политикой? До падения железного занавеса слависты довольно легко получали гранты от государственных фондов тех стран, которые вели холодную войну против советского блока. Да и любимцами СМИ они были. Некоторые из них прямо или косвенно были связаны со спецслужбами своих стран.
Ее несло вслед за ним по коридорам университета, и вскоре она оказалась в просторном зале, заполненном людьми. Столы вдоль стен были уставлены напитками, вазами с фруктами, блюдами с крошечными бутербродами и пирожными. Значит, коктейльная вечеринка, как обычно. Возможность говорить по-русски со знакомыми оттуда и знакомиться с потенциальными рекомендателями отсюда — возможность, от которой на этот раз она откажется. Полностью. Профессор кафедры и постоянная должность — большего ей не нужно, а скоро, о Боже, она будет еще и завкафедрой. Она никому не будет льстить, напомнила она себе, тем более что это у нее не очень-то и получается. Она в отпуске.
Юдит подошла к столу с напитками и взяла бокал на высокой ножке, наполовину заполненный светлой искрящейся жидкостью. Некошерное вино? Ну, если не знаешь, то не страшно. Осторожно, до маленьких бутербродов лучше не дотрагиваться, раз есть подозрение, что они некошерные. Бригадный генерал Эндрю Некто (что значит бригадный генерал? видимо, он генерал в запасе, раз не в форме) последовал примеру своей спутницы и тоже взял бокал шампанского.
— Позвольте чокнуться с вами? — улыбнулся новый знакомый.
— Почему бы и нет? — ответила она, понимая, что это не более чем вежливый жест, позволяющий начать разговор.
— Вы многих здесь знаете? — одним движением выплеснув себе в глотку содержимое бокала и тут же беря следующий, спросил он.
— К сожалению, совсем немногих, — ответила она с поддельным сожалением в голосе и вдруг спросила с израильской прямотой, которая давно уже стала частью ее личности и даже усилилась в последнее время, такой удобной и приятной, позволяющей бесхитростно и доверчиво открываться другому человеку прямотой, близкой русской душе:
— А вы из какого университета?
— Хм… Честно говоря, я не из университета… — начал говорить Эндрю и замолчал, подбирая подходящие слова.
— Так что тогда… вы здесь делаете?
— Я приехал, чтобы поискать известных ученых, готовых написать статьи для книги, которую я редактирую.
— О, интересно… А я думала, что вы военный.
— Я был военным… еще как был… Но в последние годы я занимался в армии исследованиями, которые теперь частично можно публиковать. Я хорошо пишу, без этого не получишь степень магистра в Оксфорде.
— Степень магистра в какой области? — Юдит продолжала «стрелять от бедра».
— История. История Европы, но, разумеется, с упором на Англию.
— А о чем эта книга?
— О процессе декаданса и распада советской империи.
— А-а-а…
Юдит на мгновение погрузилась в размышления. Он выжидательно и изучающе смотрел на нее сквозь свои забавные очки.
— А меня интересовал декаданс как культурный климат в Европе в конце девятнадцатого и начале двадцатого веков, — сказала она заученным голосом, каким называют номер удостоверения личности. — Моя область — русская литература Серебряного века. Я выросла на этом. В нашем доме говорили: «Кто не читал „Анну Каренину“, тот не имеет доли в наследстве». Но я знаю некоторых советологов… Я имею в виду израильтян…
— Это как раз то, что мне нужно, — советологи! Вы видите здесь кого-нибудь из них?
— Вижу двоих. Правда, они не из моего университета, — сказала она и подумала с досадой: «Ну вот и все, каникулы закончились».
— Буду весьма признателен, если вы познакомите меня с ними. Но сначала расскажите, пожалуйста, что вы о них знаете — и хорошее и плохое.
Что ей оставалось делать? Пробираясь сквозь толпу к знакомым израильтянам-советологам, Юдит рассказывала, что один из них — эксперт мирового уровня по мусульманским странам в советском блоке и блестящий лектор, гомосексуалист, недавно перенес операцию по уменьшению желудка, чтобы сбросить двадцать килограммов, и это серьезно навредило его энергии как исследователя и лектора.
— А что насчет других энергий?
— Не задавайте мне таких вопросов!..
Сильно прихрамывая, он следовал за ней. Ее походка казалась ему чудесной — изящной, гибкой, свободной. Стоит как-нибудь слетать в Израиль, красивых женщин там наверняка больше, чем среди англичанок…
Два профессора, Габи Амит и Ами Шавит, стояли, держа в руках тарелки с бутербродами, и слишком громко говорили на иврите. Они старались по возможности не говорить по-русски и предпочитали читать лекции на а