Я никогда не верил в миражи — страница 4 из 21

Кричала: «Ясно вижу Трою, павшей в прах!»

Но ясновидцев – впрочем, как и очевидцев —

Во все века сжигали люди на кострах.

И в эту ночь, и в эту смерть, и в эту смуту,

Когда сбылись все предсказания на славу,

Толпа нашла бы подходящую минуту,

Чтоб учинить свою привычную расправу.

Без умолку безумная девица

Кричала: «Ясно вижу Трою, павшей в прах!»

Но ясновидцев – впрочем, как и очевидцев —

Во все века сжигали люди на кострах.

Конец простой – хоть не обычный, но досадный:

Какой-то грек нашел Кассандрину обитель

И начал пользоваться ей не как Кассандрой,

А как простой и ненасытный победитель.

Без умолку безумная девица

Кричала: «Ясно вижу Трою, павшей в прах!»

Но ясновидцев – впрочем, как и очевидцев —

Во все века сжигали люди на кострах.

1967

Лукоморья больше нет

Антисказка

Лукоморья больше нет,

От дубов простыл и след.

Дуб годится на паркет – так ведь нет:

Выходили из избы

Здоровенные жлобы,

Порубили все дубы на гробы.

Ты уймись, уймись, тоска

У меня в груди!

Это – только присказка,

Сказка – впереди.

Распрекрасно жить в домах

На куриных на ногах,

Но явился всем на страх

Вертопрах.

Добрый молодец он был:

Бабку Ведьму подпоил,

Ратный подвиг совершил – дом спалил.

Ты уймись, уймись, тоска

У меня в груди!

Это – только присказка,

Сказка – впереди.

Тридцать три богатыря

Порешили, что зазря

Берегли они царя и моря:

Каждый взял себе надел,

Кур завел – и в ём сидел,

Охраняя свой удел не у дел.

Ободрав зеленый дуб,

Дядька ихний сделал сруб,

С окружающими туп стал и груб —

И ругался день-деньской

Бывший дядька их морской,

Хоть имел участок свой под Москвой.

Ты уймись, уймись, тоска

У меня в груди!

Это – только присказка,

Сказка – впереди.

Здесь и вправду ходит Кот,

Как направо – так поет,

Как налево – так загнет анекдот.

Но ученый, сукин сын:

Цепь златую снес в торгсин

И на выручку – один в магазин.

Как-то раз за божий дар

Получил он гонорар:

В Лукоморье перегар – на гектар!

Но хватил его удар!

И чтоб избегнуть божьих кар,

Кот диктует про татар мемуар.

Ты уймись, уймись, тоска

У меня в груди!

Это – только присказка,

Сказка – впереди.

И Русалка – вот дела! —

Честь недолго берегла

И однажды, как смогла, родила.

Тридцать три же мужика

Не желают знать сынка,

Пусть считается пока сын полка.

Как-то раз один Колдун —

Врун, болтун и хохотун —

Предложил ей как знаток дамских струн:

Мол, Русалка, все пойму

И с дитем тебя возьму…

И пошла она к ему, как в тюрьму.

А бородатый Черномор,

Лукоморский первый вор, —

Он давно Людмилу спер, ох хитер!

Ловко пользуется, тать,

Тем, что может он летать:

Зазеваешься – он хвать – и тикать!

Ты уймись, уймись, тоска

У меня в груди!

Это – только присказка,

Сказка – впереди.

А ковёрный самолет

Сдан в музей в запрошлый год —

Любознательный народ так и прет!

И без опаски старый хрыч

Баб ворует, хнычь не хнычь.

Ох, скорей его разбей паралич!

«Нету мочи, нету сил! —

Леший как-то недопил,

Лешачиху свою бил и вопил:

– Дай рубля, прибью а то!

Я добытчик али кто?!

А не дашь, тады пропью долото!»

«Я ли ягод не носил?! —

Снова Леший голосил. —

А коры по скольку кил приносил!

Надрывался издаля —

Все твоей забавы для,

Ты ж жалеешь мне рубля.

Ах ты, тля!»

И невиданных зверей,

Дичи всякой – нету ей:

Понаехало за ней егерей…

Так что, значит, не секрет:

Лукоморья больше нет,

Все, о чем писал поэт, – это бред.

Ты уймись, уймись, тоска,

Душу мне не рань!

Раз уж это – присказка,

Значит сказка – дрянь.

1967

Деревянные костюмы

Как все мы веселы бываем и угрюмы,

Но если надо выбирать и выбор труден,

Мы выбираем деревянные костюмы,

Люди, люди…

Нам будут долго предлагать – не прогадать.

– Ах! – скажут, – что вы, вы еще не жили!

Вам надо только-только начинать… —

Ну, а потом предложат: или-или.

Или пляжи, вернисажи, или даже

Пароходы, в них наполненные трюмы,

Экипажи, скачки, рауты, вояжи…

Или просто – деревянные костюмы.

И будут веселы они или угрюмы,

И будут в роли злых шутов иль добрых судей,

Но нам предложат деревянные костюмы,

Люди, люди…

Нам могут даже предложить и закурить.

– Ах! – вспомнят, – вы ведь долго не курили.

Да вы еще не начинали жить… —

Ну, а потом предложат: или-или.

Дым папиросы навевает что-то…

Одна затяжка – веселее думы.

Курить охота, ох, курить охота!

Но надо выбрать деревянные костюмы.

И будут вежливы и ласковы настолько —

Предложат жизнь счастливую на блюде.

Но мы откажемся… И бьют они жестоко,

Люди, люди, люди…

1967

«Подымайте руки, в урны суйте…»

Подымайте руки, в урны суйте

Бюллетени, даже не читав!

Помереть от скуки! Голосуйте,

Только, чур, меня не приплюсуйте —

Я не разделяю ваш устав!

1967

«Запретили все цари всем царевичам…»

Запретили все цари всем царевичам

Строго-настрого ходить по Гуревичам,

К Рабиновичам не сметь, тоже – к Шифманам!

Правда, Шифманы нужны лишь для рифмы нам.

В основном же речь идет за Гуревичей —

Царский род ну так и прет к ихней девичьей:

Там три дочки – три сестры, три красавицы…

За царевичей цари опасаются.

И Гуревичи всю жизнь озабочены:

Хоть живьем в гробы ложись из-за доченек!

Не устали бы про них песню петь бы мы,

Но назвали всех троих дочек ведьмами.

И сожгли всех трех цари их умеючи,

И рыдали до зари все царевичи,

Не успел растаять дым от костров еще —

А царевичи пошли к Рабиновичам.

Там три дочки – три сестры, три красавицы.

И опять, опять цари опасаются…

Ну, а Шифманы смекнули – и Жмеринку

Вмиг покинули, махнули в Америку.

1967 или 1968

Моя цыганская

В сон мне – желтые огни,

И хриплю во сне я:

– Повремени, повремени, —

Утро мудренее!

Но и утром все не так,

Нет того веселья:

Или куришь натощак,

Или пьешь с похмелья.

В кабаках – зеленый штоф,

Белые салфетки.

Рай для нищих и шутов,

Мне ж – как птице в клетке!

В церкви смрад и полумрак,

Дьяки курят ладан.

Нет! И в церкви все не так,

Все не так, как надо.

Я – на гору впопыхах,

Чтоб чего не вышло.

А на горе стоит ольха,

А под горою – вишня.

Хоть бы склон увить плющом,

Мне б и то отрада,

Хоть бы что-нибудь еще…

Все не так, как надо!

Я тогда по полю, вдоль реки.

Света – тьма, нет Бога!

А в чистом поле васильки,

Дальняя дорога.

Вдоль дороги – лес густой

С Бабами-Ягами,

А в конце дороги той —

Плаха с топорами.

Где-то кони пляшут в такт,

Нехотя и плавно.

Вдоль дороги все не так,

А в конце – подавно.

И ни церковь, ни кабак —

Ничего не свято!

Нет, ребята, все не так,

Все не так, ребята!

Зима 1967/1968

Две песни об одном воздушном бое

I. Песня летчика

Их восемь – нас двое, – расклад перед боем

Не наш, но мы будем играть!

Сережа, держись! Нам не светит с тобою,

Но козыри надо равнять.

Я этот небесный квадрат не покину —

Мне цифры сейчас не важны:

Сегодня мой друг защищает мне спину,

А значит – и шансы равны.

Мне в хвост вышел «мессер», но вот задымил он,

Надсадно завыли винты, —

Им даже не надо крестов на могилы —

Сойдут и на крыльях кресты!

Я – «Первый», я – «Первый», – они под тобою!

Я вышел им наперерез!

Сбей пламя, уйди в облака – я прикрою!

В бою не бывает чудес.

Сергей, ты горишь! Уповай, человече,

Теперь на надежность строп!