Я вернулась домой. Собственное бессилие раздражало. Молодец, Звонарева, человек с тобой поговорить хотел, ты ему гадостей наговорила и ушла рыдать. А теперь найти не можешь. И страшно до рези в животе…
И тут я вспомнила, что у меня есть городской телефонный номер, который я выписала из классного журнала. Адрес его родителей я помнила наизусть, а номер – нет, хорошо, что записала. Надеюсь, ничего не изменилось. Снова вывернув из стола все свое имущество, я отыскала старый блокнот. Конечно, Андрей мог просто вернуться домой, тем более если заболел. Это очень предсказуемо – если плохо себя чувствуешь, поехать к маме, я бы так и поступила. Моя мама тем временем, видимо, чувствовала неладное, потому что именно в последние дни постоянно спрашивала, а все ли у меня хорошо. Ну и что я ей должна была ответить? Вариантов было два: либо у меня все хорошо, но при этом мне плохо, потому что я дура, либо все-таки у меня все плохо. И выяснить это я могла, только поговорив с Андреем.
Я закрылась в комнате и набрала номер. Позову Андрея, а там разберемся. Ответила Ольга Владимировна, но на мою просьбу его позвать отреагировала странно. Помолчала, а потом попросила больше не звонить. И это меня добило. Я поняла: то, что я называла «страшно и нехорошо», было еще сущими пустяками. А вот теперь мне на самом деле плохо, до тошноты и черных точек в глазах. Я была почти уверена, что с Андреем что-то случилось.
На то, что поздно, я махнула рукой. Начала одеваться. Тут уже и мама с папой вышли в коридор. Я соврала, что бегу буквально в соседний дом и сейчас вернусь.
Выскочив во двор, чуть не получила инфаркт – мелкие пацаны грохнули неподалеку петарду. Город готовился к Новому году, и только я, кажется, готовилась к чему-то неприятному. Причем это неприятное ощущалось настолько реально, что, когда я подошла к дому родителей Андрея и вдруг увидела выходящую из подъезда Ольгу Владимировну, то чуть с ног ее не снесла, затормозила в последний момент.
– Здравствуйте, это я вам звонила! Мне нужен Андрей. Надо с ним поговорить!
– Андрей здесь не живет, – она отвернулась.
– Тогда где он живет? – я взялась за дверь подъезда, чтобы мама Андрея ее не захлопнула. Тут все исправно. Сейчас решит вернуться домой, закроет – внутрь я не попаду.
– Девушка, вы кто? – спросила она.
– Я Катя.
– Катя, – она помолчала, – я так понимаю, уходить бессмысленно, вы пойдете следом?
Я кивнула.
– Проходите, Катя.
И я пошла за ней в подъезд, хотя уже было понятно, что дома Андрея нет. Но она же мать, она знает. Наверное…
– Чай будете?
– Не называйте меня на «вы», – попросила я. – Буду.
Чай – это хорошо, это значит, что мы поговорим и, возможно, я все выясню.
Пока она заваривала чай, я осторожно оглядывалась. Очень чисто, почти стерильно, я такие квартиры только в рекламах и видела. И совсем не могла представить здесь Андрея. Хотя ведь он тут раньше и жил…
– Бери печенье, – Ольга Владимировна подвинула ко мне коробку. – Я тебя, кажется, где-то видела.
– В школе, – сказала я, – мы с Андреем учились в одной школе.
Она так явно старалась меня вспомнить, что я поспешила уточнить:
– Не в одном классе. Я младше. А теперь мы учимся в одном университете.
– И что ты от меня хочешь?
– Узнать, где Андрей. Мы с ним не договорили. Я приходила туда, где он живет, а его не было.
– Куда приходила?
Неужели я так непонятно выражаюсь? Я быстро сообщила адрес Андрея, чтобы стало очевидно, что я его знаю. Может, Ольга Владимировна решила, что я к Андрею лезу с непонятными разговорами, которые ему не нужны, и поэтому тянет время, а в итоге скажет: деточка, я ничего не ведаю, иди себе откуда пришла. Представив себе такой исход беседы, я взяла печенье и затолкала в рот. Пусть не думает, что я сейчас встану и уйду. Буду сидеть и пить чай до победного исхода.
– Катя, если вы не договорили и Андрей не стремится с тобой договорить, наверное, у него есть на это основания. Может быть, тебе и не искать его?
Я отодвинула чашку.
– Нет, у меня есть основания его искать. Вы, конечно, можете мне не помогать, но я как-нибудь тогда по-другому…
Тут я вспомнила того парня, удравшего во время драки…
– Пойду к его другу.
– И какие же у тебя основания?
– Железные, – ответила я, засовывая трясущиеся руки в карманы, чтобы показать, что я совсем не нервничаю. – Я люблю Андрея. Поэтому буду искать, пока не найду. И мы обязательно договорим.
После этого я встала и пошла на выход. И уже в коридоре услышала:
– Катя, подожди.
Он
Раньше мне везло. Всегда. Если вспоминать детство, то это было какое-то сплошное затянувшееся везение. Например, на контрольных мне попадался именно тот вариант, который я мог решить полностью. Гляну к соседу – там обязательно есть задание, в котором бы я затруднился. А у меня – одна легкотня. В мой день рождения всегда была хорошая погода, родители практически никогда не ругались, и на Новый год мне дарили именно то, что я хотел. У нас был отличный класс – если я напрягусь и начну вспоминать конфликты, мне хватит пальцев на руках, чтобы их пересчитать. И еще я не влюблялся. Ни разу. Меня не бросали девчонки, не предавали друзья… В общем, все было слишком хорошо, чтобы затянуться на всю жизнь. Наверное, к концу первого курса лимит удач исчерпался.
Теперь мне даже с собой покончить так, как я хотел, не удалось. Я пришел в себя в банальном токсикоцентре, куда меня привезли с улицы с алкогольным отравлением. Хотя это было, наверное, все-таки везение – уж в больнице точно лучше оказаться с ярлыком алкоголика, чем с попыткой суицида. Алкоголики нафиг никому не нужны, их откачивают и отправляют по домам.
Правда, ко мне все-таки успели прислать какого-то психолога раньше, чем я вызвонил Водовоза, попросил привезти свой паспорт и доказал, что совершеннолетний. Но их можно понять, возрасту меня на лбу не написан. Психолог успел побеседовать со мной на тему «Спиртное не решает проблем». Убедившись, что мне уже двадцать, медики ко мне тут же потеряли интерес и быстро выписали.
На улицу я вышел в отличном состоянии – без проблем смог пройти метров десять до ближайшей скамейки. Ну еще бы, эти ангелы в белых халатах промыли мне все внутри до полной стерильности. Штормило не хуже, чем с перепоя. Водовозов ругался. Конечно, у него были другие планы, я в них не вписывался.
– Иди уже куда хочешь, – сжалился над ним я.
– А ты куда пойдешь?
– Я?
Подумав, понял, что идти мне некуда. Я не мог вернуться в ту квартиру, потому что туда приходила Катя, я не мог вернуться к родителям, потому что с ними уже попрощался. Единственное, что я мог, – это, наверное, все-таки броситься под поезд. Только уже трезвым. А трезвым – страшно. Жить нет сил, умереть нет смелости. В этом я весь.
– Поехали ко мне, – неожиданно предложил Водовоз. – Заедем за твоими шмотками, и поживешь у меня пару дней.
Зачем это ему было нужно – я не понял, но согласился.
– Только не будем заезжать.
– Будем, – сказал Водовоз, – переоденешься, на тебя смотреть противно.
Да, я был грязный. Выписался в той же одежде, в которой валялся на улице. К тому же меня начало рвать еще в скорой. Я этого не помнил, но мне сказали. Мол, нажрутся как свиньи, потом пол отмывай… В общем, мой чистоплотный друг совершал подвиг уже тем, что пустил в свою машину.
Мы приехали ко мне, я пошел в душ. Было тепло, и перед глазами все плыло. Водовозов уединился с телефоном и с кем-то трепался. А я решил, что в эту квартиру больше не вернусь. Даже если так и не соберусь с духом и останусь существовать. И на диван этот ни за что больше не лягу.
– Поехали, – сказал я Водовозу, выбравшись из душа, – такой я тебя устрою?
– Мокрым, что ли, попрешься? – хмыкнул он.
– Тебе не все равно?
Он пожал плечами. Я покидал в сумку кое-какие вещи, решил, что потом, когда меня не будет так качать, заберу все остальное. Подошел к окну, чтобы закрыть форточку. Когда уходил в прошлый раз – забыл. А хозяйка требовала, чтобы было закрыто, когда меня нет дома. Ей все казалось, что в форточку на первом этаже могут что-то кинуть. Интересно только, что и зачем. Глянул на подоконник и тут увидел ЭТО. Ту самую капельку… деталь от молнии ЕЕ платья. И как-то сразу стало ясно, в чем дело. Я вернул долг тем уродам, а Кате вот эту штуку – не вернул. Поэтому умирать мне было рано.
В водовозовской машине я начал засыпать. И даже не очень хорошо понимал, как добрался у него до дивана. Правда, оттуда он меня выгнал, разложил кресло и предупредил, что, если я буду во сне орать, он меня отвезет обратно. Я уснул с капелькой в кулаке. И так же проснулся. Не разжимал.
А на следующий день меня добило высоченной температурой. Наверное, валяться на снегу и потом кататься с мокрой головой – не очень полезно. Тем более что подобрали меня не сразу. Мало ли кто у нас где упал… Бомжи всякие… Граждане предпочитают проходить мимо. Но Водовоз вдруг нашел в этом плюс. Сказал, что теперь у меня будет приличная справка для универа. С каким-нибудь ОРЗ или ангиной, а не алкогольным отравлением. Зачеты пропущу не просто так. А я совсем забыл о зачетах. И о сессии забыл. Да и обо всем на свете… Мне снилась Катя. Постоянно. Я все пытался с ней поговорить, но или голос терял, или она стояла слишком далеко. Я просыпался, засыпал, и все повторялось.
Я очень устал. Несколько дней такой карусели – температура, кашель, невозможность продышаться, какие-то мерзкие таблетки, которые припер Водовозов и от которых меня мутило, и еще эти сны… Сны изматывали и раздражали. Зачем она мне снится? Что я ей сделал, чтобы так со мной?
Потом я решил, что дело все-таки в этой детальке. Надо ее вернуть. Уговорил Водовоза поехать к универу. Отдал. Теперь все должно было пройти.
Ничего не прошло, ничего не изменилось. Катя, Катя, Катя… Я признал, что я полный псих. Водовозов, конечно, уже проклял тот день, когда позвал меня к себе. Но я сейчас не мог искать другое жилье. Оставалось надеяться, что он еще чуть-чуть потерпит.