[49], каждая песня произведет фурор, а я буду продавать по миллиону пластинок в неделю». Такое невозможно запланировать.
С другой стороны мы панически боялись влиться в ряды всех этих групп, которые начинали с парочки классных, по мнению публики, альбомов, а потом просто гнали сплошную халтуру. Никто из нас не мог осознать, как сильно изменилась наша жизнь после возвращения в 1969 году из «Star Club». Думаю, мы все ожидали, что однажды пруха закончится и наша песенка будет спета.
Лично меня больше всего беспокоил тот факт, что мы делаем не совсем то, что ожидают от нас поклонники. Я знал, что мы не можем бесконечно клепать «Iron Man», мы должны развиваться. Но с другой стороны, нельзя в каждую вещь воткнуть духовые инструменты и играть какой-нибудь дебильный абстрактный джаз. И пока группа будет носить название «Black Sabbath», мы должны играть тяжелую музыку в духе «Black Sabbath», чтобы люди относились к нам серьезно.
Возьмем, к примеру, того парня, что играл Бэтмэна. Это хороший актер, но если в следующем фильме ему придется сыграть официанта-гея, зрители все равно до конца фильма будут ждать, когда же он сорвет с себя смокинг и сиганет в окно в облачении супергероя.
А значит, мы должны были действовать крайне осторожно.
Если быть до конца откровенным, поначалу в замке Клиэрвэлл мы не знали с какой стороны подойти к работе. Первый раз в жизни Тони не смог придумать ничего нового. А значит, у нас не было риффов. А без риффов — не было песен. В конце концов, нас спасла эта голландская группа — «Golden Earring». Мы слушали их новый альбом «Moontan», когда в голове у Тони вдруг что-то переключилось. Пару дней спустя, он пришел в подвал и начал играть аккорды к «Sabbath Bloody Sabbath». Я уже говорил: всегда, когда мы думали, что Тони не справится, он справлялся, да еще как! С той минуты никаких запоров в записи уже не было.
Это было большое облегчение.
Но мы никак не могли сконцентрироваться в этом долбаном замке. Так себя накрутили, что ночью никто не мог заснуть. Лежишь на кровати — глаза широко открыты — и ждешь, когда доспехи рыцаря в любое мгновение сами по себе войдут в спальню и воткнут тебе кинжал в задницу.
А сраные сеансы только усложняли дело. Сам не знаю, о чем мы думали, ведь они были с душком, эти сеансы. Ты понятия не имеешь, кто передвигает стакан, а потом убеждаешь себя, что за спиной стоит прабабка Салли с простыней на голове. А в подвале все это выглядит еще страшнее.
Самым большим приколистом был Тони. Как-то раз нашел в шкафу манекен для примерки одежды, натянул на него платьице и паричок, а потом выбросил всю эту красоту из окна четвертого этажа, аккурат на вернувшихся из паба Билла и Гизера. Те чуть не обосрались. Билл проскочил двор с такой скоростью, что, наверняка, побил рекорд Англии в беге по пересеченной местности. Еще был случай — не видел этого собственными глазами, но кто-то мне рассказывал — Тони привязал белую нитку к старой модели парусника, которая стояла в комнате одного из техников, а потом запустил ее через дверь в соседнее помещение. Подождал, пока техник останется сам — и легонько потянул за ниточку. Техник смотрит, а там по пыльной каминной полке, поддерживаемой двумя горгульями, плывет сам по себе кораблик. Бедняга выбежал из этой комнаты и ни в какую не хотел туда возвращаться.
Но больше всего досталось Биллу. Однажды ночью он упился своим сидром и отъехал прямо на диване. Мы притащили туда огромное зеркало в полный рост и подвесили его таким образом, чтобы оно зависло в нескольких сантиметрах над лицом Билла. Потом толкали его, пока он не проснулся. Когда Билл открыл глаза, то увидел в отражении собственное лицо. Я до сих пор не слышал, чтобы взрослый человек так громко кричал. Наверное, Билл подумал, что проснулся в аду.
После этого случая Билл ложился спать с кинжалом.
В конце концов, шуточки вырвались из-под контроля. Люди стали уезжать на ночь домой, вместо того, чтобы спать в замке. Самое смешное то, что единственный, по-настоящему опасный случай, произошел со мной, когда я напился и уснул с ногой в камине. Помню, просыпаюсь в три часа утра, что-то странно щекочет ногу. Я вдруг вскакиваю с криком и начинаю прыгать по комнате с горящим ботинком, в поисках какой-нибудь жидкости, чтобы потушить пожар. Все вокруг при этом неплохо веселятся.
Гизер просто смотрит на меня и говорит:
— Огоньку не найдется, Оззи?
Но улыбка исчезла с его лица, когда от ботинка отлетел кусок раскаленного угля и поджег ковер. Собственно, я благодарю Бога за бочонок сидра, который Билл держал за своей установкой. Именно благодаря сидру, нам удалось погасить пламя. Скажу вам честно, меня это удивило. Я ведь пробовал сидр Билла и скорее надеялся, что он шарахнет как коктейль Молотова.
Когда мы покидали замок Клиэрвэлл, материал для пластинки был практически готов. Мы перебрались в «Morgan Studios» на Уиллэзден Хай Роуд в северном Лондоне, чтобы завершить работу.
«Morgan Studios» пользовалось огромной популярностью и если вы ехали туда на запись, неизбежно встречались с другими группами. Все заканчивалось совместным походом в тамошнюю кафешку, где можно было немного развеяться: поиграть в дартс и выпить. Я пошел поприветствовать соседей по студии, а тут — парни из группы «Yes», что означало облом. Когда мы работали над своим альбомом в «Студии 4», они записывали в «Студии 3» «Tales From Topographic Oceans». Эти ребята были хиппи и притащили с собой вырезанных из картона коров, чтобы их пространство в студии было ближе к природе. Позже я узнал, что у каждой коровы было электрическое вымя. И никакой это, на хер, не прикол! Разбросали там горы сена, поставили заборчик из белых кольев, а в углу — маленький амбар. Детский сад какой-то! «А мне казалось, что только Гизер какой-то странный» — подумал я.
За все время, проведенное в «Morgan Studios», единственным участником «Yes», которого я повстречал в кафешке, был клавишник Рик Уэйкман, их мегазвезда. Он был знаменит тем, что с космической скоростью исполнял соло на синтезаторе «Муг», облаченный в мантию волшебника. Как оказалось, он был единственным нормальным парнем в группе «Yes». Действительно, он постоянно зависал в кафешке, где конкретно напивался, и ему было по барабану все это хипповое дерьмо вместе с коровами. Рик предпочитал отвлечься от работы и побросать со мной дротики.
Не раз мы конкретно отрывались, я и Рик, и до сих пор остаемся друзьями.
У парня просто врожденный талант рассказчика. Каждая встреча с ним как передача «Вечер с…» Однажды он мне рассказал, как в законном порядке изменил фамилию на Михаэль Шумахер — на случай, если полицаи поймают его за превышение скорости и потребуют представиться. Чуваки в погонах бухтят, мол, перестань прикалываться, требуют предъявить водительское удостоверение, и он дает, получите и распишитесь, черным по белому. Чего не сделаешь, лишь бы позлить людей с жезлом.
Тогда в его коллекции насчитывалось около тридцати «Роллсов» и «Бентли», хотя я не знаю, когда он на них ездил, потому что Рик всегда был под мухой. В этом смысле он ненамного переплюнул меня. Спустя годы, с ним случилось несколько сердечных приступов подряд и с бухлом пришлось завязать.
Похоже, что Уэйкман страшно скучал на записи «Tales From Topographic Oceans». Одна из самых смешных историй про него связана с гастролями «Yes» в поддержку этого альбома. Рик так проголодался, что посреди одного из восьмичасовых проигрышей заставил своего техника купить и принести на сцену карри. Сидел потом под клавишами и, накрытый пелериной, уплетал курицу в остром соусе и покуривал сигаретку.
После этого надолго в «Yes» он не задержался.
Во всяком случае, однажды в «Morgan Studios», когда Рик скучал больше обычного, я спросил его, а не хочет ли он заглянуть в Студию 4 и послушать несколько наших новых вещей. Там, на своем синтезаторе ARP 2600, наиграл ему мелодию из «Sabbra Cadabra». Корявенько вымучил этот рифф одним пальцем: да-да-дау да-да-да-дау, а Рик смотрит на меня. Когда я закончил, он говорит:
— Хм, а может так прозвучит лучше.
Склоняется над синтезатором и лабает свои диддли-диддли-диддли-диддли-дад-диддли-дад. Пальцы его летают так быстро, даю слово, их даже не видно.
Начинаю ковать железо, не отходя от кассы, мол, не сыграл бы на нашем альбоме, на что он, с удовольствием согласился, если мы заплатим ему обычную ставку.
— Сколько? — спрашиваю я.
— Два бокала самого лучшего директорского биттера.
Если не брать в расчет Рика, музыканты «Yes» жили как монахи. Не ели мяса. Выглядели так, будто каждый день брали уроки йоги. Никто из них не ходил бухой. Делали только одну рок-н-ролльную вещь: курили травку. А я только получил свежую порцию афганского гашиша, этой феноменальной травки. По-настоящему крепкий товар. В то время, я уже был знатоком этих дел и мне было интересно, как оценят моего «афганца» кореша из «Yes». Однажды утром, я принес в студию кирпичик хаша, посетил соседей и отломил им большой кусок. Так случилось, что в тот день отсутствовал только Рик.
— Вот, парни! — говорю. — Забейте-ка этим косячки.
А они на это, мол, сейчас испробуют.
Вернулся в «Студию 4», сам выкурил пару косячков, записал немного вокала, в обеденный перерыв выскочил в кафешку пропустить пять-шесть бокальчиков, вернулся, пыхнул еще одну самокруточку и решил проверить, что там слышно у соседей.
Вхожу в «Студию 3», а там пусто. Нахожу администраторшу и спрашиваю:
— Видели где-нибудь «Yes»?
— А, всем стало плохо в обед. Они поехали домой.
Наш новый альбом уже имел название: «Sabbath Bloody Sabbath» — так же как и песня, которая прорвала творческую блокаду Тони и стала следующим хитом. А заодно, и нашей последней, по-настоящему великой пластинкой, я так думаю. Даже оформление конверта было попаданием в яблочко: парень лежит на кровати, во сне его атакуют демоны, над головой виден череп и число 666. Офигенная обложка. В плане музыки, нам удалось найти удачное сочетание старого тяжелого звучания и нового, я бы сказал, экспериментального. Попадались такие вещи, как «Spiral Architect» с участием полного оркестра и «Fluff», похожий на записи «The Shadows» (мы назвали «Fluff» в честь Алана Фримена, по прозвищу «Fluff», ди-джея, который всегда крутил наши песни на Radio 1