Это что касается села, в мире и в стране не всё так безоблачно. Я политикой особо не интересовался, разгружал сознание после учебного года, даже телевизор по вечерам не смотрел, в отличии от мамы с Максом. Те каждый месяц с предвкушением ждали новой передачи, «До и после полуночи», выходившей в ночь с субботы на воскресенье. Пускай смотрят, дело молодое, я на выходные брал Сашу в охапку и к бабушкам с дедами отправлялись, с ночевкой. Не мешать родителям по ночам в телевизор пялиться.
«Время» иногда смотрел по вечерам, до начала августа, когда в эфире появилась программа «Прожектор перестройки», от музыкальной заставки которой у меня сразу же начиналась идиосинкразия. Проявляющаяся в непроизвольном скрежете зубовном и неконтролируемых приступах агрессии, так что если в это время был дома — запирался с мелкой в своей комнате, где вместе читали книжки. Иногда слушал вражеские голоса, благо ту же «русскую службу БиБиСи» с зимы перестали глушить. А краткую политинформацию о том, что происходит в мире, мне ежедневно дядя Паша выдавал — тот и газеты читал, и телек по вечерам смотрел, и «голос Америки» слушал перед сном. И Равиль, который нет-нет да приезжал к нам рыбачить, просвещал о происходящем в обществе и политике.
Пока, по моим скромным прикидкам, никаких кардинальных изменений от моего вмешательства не было видно. Так же Матиас Руст в конце мая беспрепятственно пролетел через советское ПВО и сел на Красной площади, что послужило поводом для кадровых перестановок в армии. В Москве жена Меченого с фанфарами провела торжественный вечер в честь выхода в СССР первого номера журнала «Бурда моден» на русском языке, так что питерские друзья Андрея теперь русифицированными журналами мод снабжают. Тогда же, весной, приезжала Тэтчер с официальным визитом. Летом Рейган в Берлине призывал Горбачева разрушить Берлинскую стену, в общем, всё примерно в тех же рамках, что и в моем мире.
Из хороших новостей — пиндосы экстрадировали в СССР нацистского преступника Карла Линнаса, служившего в годы Великой отечественной комендантом концлагеря в Тарту. Двадцатого апреля его отправили из аэропорта имени Кеннеди, а уже второго июля эта гнида скоропостижно скончалась в тюремной больнице Ленинграда, по официальной версии — от болезней сердца и почек. И поделом, с шестьдесят первого года добивались его выдачи, а на его руках — по официальному обвинению — смерть двенадцати тысяч человек.
Больше ничего из хорошего не было, из свободной пропажи пропал сахар, на который ввели талоны. Хотя вру: вражеские голоса заливались истошным воем о судьбе крымских татар, чью мирную демонстрацию на Красной площади в конце июня, по словам иностранных журналистов, буквально втоптали в асфальт, даже расползтись не дали, упаковали и увезли, на этом протест и закончился. Тут я с вопросом был знаком слабо, вроде бы в моей истории они долго и настойчиво прав и свобод требовали, но могу и ошибаться. Скорей всего, такая жесткая реакция не возникла на ровном месте: власть была раздражена событиями в Казахстане, которые то ли вышли из-под контроля, то ли были жестоко подавленны, все зависело от того — из каких источников информации черпать знания.
Ну а по селу гуляли всевозможные слухи, где новомодный СПИД таинственным образом коррелировал с экстрасенсами и НЛО. Первоначальная эйфория от прихода к власти нового и молодого генсека успела схлынуть, полки в магазинах потихоньку пустели, а от перестройки гласности, после антиалкогольной компании, перестали ждать чего-то хорошего. А в первой декаде августа я впервые поругался с Равилем, да так, что две недели не разговаривали. Поводом послужила как раз новая политика СССР и то, что военно-патриотические объединения взяли курс на радикальное отмежевание от официальной идеологии в целом, начав поддерживать демократизацию.
Ещё бы курс на разоружение и демилитаризацию поддержали, о чем я не преминул высказать Равилю. Его объяснения, что так надо — меня не устроили, слово за слово — и поругались, оставшись каждый при своем мнении. Приезжать к нам на речку он не прекратил, но общались при этом исключительно через дядьку. Обязанность писать то, что я помнил, в основном, как ответы на передаваемые запросы, с меня никто не снимал, но я всё больше и больше сомневался — не зря ли я во всё это вписался…
Всё, как мультфильме про Простоквашино: я давал дядьке упакованные в конверт листы тетрадные, заполненные моим ужасным почерком и кивал в сторону Равиля:
— Передай, пожалуйста, этому демократу хуеву!
— Вот, Паш, это нашему черносотенцу, будь добр, передай — Не оставался в долгу мой куратор, в свою очередь передавая мне конверт с новыми вопросами.
Позавчера только помирились, и то — по вынужденной необходимости: Андрюха привез уже ставшей традиционной «гуманитарную помощь» от питерского отделения военно-патриотического клуба — пришлось вечером идти к в секцию мотокросса. Там и мои заказы привезли — их забрать, и новинки видеопроката (видеосалоны после принятия закона о индивидуальной трудовой деятельности — как грибы после дождя стали возникать по всей стране) и для бойцов подгоны.
— Хорош дуться, Вань! — Сделал Равиль первый шаг к примирению, передавая мне объемный баул и показывая головой на картонную коробку. — Вот, как и просил, всего изданного Пикуля привезли, что нашли, и так: фантастику. Устроим пару библиотечных полок, пусть читают пацаны.
— Ага, прям бросились читать, их от видака палкой не отгонишь. Ладно, убери пока; мне эту сумку оттащить бы, а книжки — это хорошо, Лене надо показать, она давно новенького чего-нибудь просила. А где Андрюха-то?
— Учителя повез на квартиру, будет у вас новый педагог. Пошли, помогу унести до дома, поговорим заодно по пути. — Равиль закинул на спину сумку и удивился. — Ты чего, гантели заказал что ли?
Гантели, не гантели — какая разница? Возможность доставать практически без ограничений то, что сейчас считалось дефицитом, я использовал не стесняясь, не испытывая никаких угрызений совести, и себе ни в чем не отказывая, и близких радуя. А это, скорей всего, электромясорубка такая тяжелая или блендер, или все вместе, помимо остальных вещей. Мы всё-таки в селе живем и когда обязанность прокручивать мясо на фарш лежит на мне, поневоле хочется этот процесс автоматизировать, слава богу, что с чем-чем, а с убоиной у нас проблем нет. И родственники обрадуются, это тебе не с чугунным изделием Каслинского завода мудохаться, вручную ту же лосятину прокручивая. А блендер — привык я к нему, буду Сашку смузи поить, ей понравится.
— Учитель этот, из города, — по дороге начал разговор Равиль. — из этих, которых ты не любишь, но наш. В курсе про тебя и твое появление, так что по легенде будешь к нему на дополнительные занятия ходить, а на деле — непосредственно общаться будете. Утомились твой почерк разбирать, да и продуктивней выйдет вот так, тет-а-тет, чем этот эпистолярный жанр.
— Из каких ваших, — не удержался я. — из дерьмократов что ли?
— Они такие же мои, как и твои! Заманал уже — вроде взрослый, а ведешь себя порой, как подросток! Надо так пока, все по заветам Ленина, используем временных попутчиков и настроения общества. Тебя не поймешь: то сам на коммуняк ядом исходил, то вдруг защищать стал!
— Да я только сейчас понял, что мы потеряли, когда поменяли социализм на развивающийся капитализм. — Сознался я. — Минусы есть, не спорю, но они намного меньше плюсов. Вот скажи, Равиль, что у нас за особенность такая и тяга к переустройству глобальному? Весь мир до основания разрушить и новый на обломках строить; хорошо же живем, только мало кто это понимает. Ничего, поймут в девяностых, но поздно будет…
— Ты не идеализируй, Вань, социализм. — Немного спустил меня на землю Равиль. — И не забывай, что ты сейчас живешь, как номенклатура, по сути, вон, ежемесячно баулами привозят всё, что ни попросишь.
— Да тут не только в уровне жизни дело, Равиль, тут больше в отношениях между людьми и общественным настроением. Ладно, чо спорить, ты в мое время не жил — не с чем сравнивать. Но я тебе говорю, нет ничего хорошего ни в демократии, ни в капитализме! Так что за учитель-то?
— Да кто спорит-то, Вань, наслушался уже, как там у вас — волосы дыбом. А с учителем завтра познакомлю, будет тебе сюрприз, удивишься, ты же всё; закончил с коровами, после обеда свободен?
С работой подпаском да, я этим летом закончил и завтра был свободен. Лена в город хотела съездить, правда, но это решим, Можно и без поездки обойтись, чего она там найти хочет, что я не смогу достать благодаря своим подвязкам? А Равиль, заинтриговав — уперся, ни в какую не сдаваясь, не желая раскрывать личность того, кто приехал под легендой учителя. Из чего я сделал закономерный вывод, что это кто-то из знаковых фигур, так что потом долго не мог уснуть ночью, гадая, с кем придется завтра познакомиться.
У подъезда забрал сумку, поблагодарил сухо (припомню когда-нибудь, любителю этому заинтриговать и оставить в неведении) и закинул в нашу с Сашей комнату, не разбирая, успею, никуда не денется. На холодильнике прочитал записку от мамы, прикрепленную магнитом: «Мы у Арлена в бане, сменку я тебе взяла, не задерживайся, весь пар пропустишь!» Да уж, десятый час уже, какой пар, младшую уже спать, наверное, там уложили, надо поторапливаться.
Спасибо деду — позаботился о внуке. Поворчал, конечно, что из-за меня подбрасывать дров пришлось (баня у Арлена не классическая, а с возможностью мыться и топить одновременно, специфика и издержки работы кладовщиком в МТС, какие только жулики к нему в гости не приезжают по делам, вернее, снабженцы городские), но зато получилось попариться от души. Вот и всё, второе лето в этом мире заканчивается, завтра — последний день, и осень начнется, школа, учеба, со всеми вытекающими.
Саша уже тоненько посапывала, свернувшись клубком, а я, не в силах уснуть, включил старую ламповую радиолу. Нашел «голос Америки» и, выкрутив звук до минимума, послушал, что там клевещут на советскую действительность. Хватило меня нен