Ему бы самое право быть озлобленным, ему бы самое право умереть! Но он живет, никому не мешает. Он живет. Как? Пожалуй, счастливо, не сознавая, во всяком случае, несчастья, пусть пусто и механически — не он в этом виноват.
Показалось, что это фильм не о каком-то там особом характере как таковом, а о характере и судьбе, в которых вскрывается отношение к человеку — именно в этом смысле «Шинель» бессмертна и очень сильно должна звучать сейчас.
Для того чтобы эта тема звучала, необходимо, чтобы Акакий был безмерно симпатичен и обаятелен, а главное — не надоедал никому из зрителей своими несчастьями и злоключениями, не красовался бы ими и не выставлял их напоказ.
Нигде Акакий не должен находиться в унынии или в подавленном состоянии, кроме ограбления, но тут никакой сентиментальности — горе открытое и бесконечное, как горе ребенка, умеющего не рисоваться им, не скрывать его, горе — вопль зверя и животного, крик! И слезы взахлеб, так неутешно и просто плачут дети и лошади.
Наоборот, довольство своей жизнью, счастье, безмерное открытие счастья приобретения шинели — будут пропастью между объективным отношением ко всему этому зрителя и его глупым, наивным, детским ощущением. Только эта пропасть будет волновать зрителя. И пусть зритель вначале и везде, где можно, далее смеется над ним, пусть Акакий будет по-чаплински смешон, пусть зритель в конце получит по физиономии, и больше всего тот, кто засмеется над Акакием вместе с чиновниками.
На второй фотопробе грим был точнее, дело было в возрасте. На кинопробу взяли произвольный кусок на сто с лишним метров.
Кинопроба нравится, говорят о голосе, торопливости речи, неорганичности косноязычия. И Алеша пристает с тем, что много игры.
Посмотрел пробу, понравилось. Хорошо нашлась манера письма. Подумал: что такое для Акакия каллиграфия? Смысл для него неважен: есть три элемента — толстая палочка, тонкая и закорючка. И все! Толстая — она солидна, тонкая — она ребенок, а закорючка — что-то вроде сильного ощущения в жизни. Вообще — Акакий одинок, и поэтому все живет с ним, все его понимает. Он один, и поэтому вещи, его окружающие, живут и общаются с ним, как живые существа. И несмотря на серость его будней, они полным-полны содержания, волнений и сюжета.
Репетиции в Москве
Дважды подолгу встречались с Алешей в гостинице, оговаривали роль, картину.
Баталов мне нравится. И, пожалуй, больше всех, с кем приходилось встречаться в той или иной работе. Он явно талантлив и умен, с хорошо устроенной головой. Своеобразен, глубок и как-то по-настоящему интеллигентен. Это даже раздражает и настораживает, он из-за этого кажется хитрым, где-то рождается недоверие; но дело с ним иметь приятно. Наши мысли совпадают, он многое принимает, почти все. Возражает толково, переубеждая, — со мной такое первый раз. Ни разу я не встречал серии таких обоснованных предложений и возражений. Слава Богу, есть с кем работать!
В основном оговаривали общее строение фильма и общий ход развития роли. Описать это сейчас невозможно — заняло бы слишком много времени.
15.11.58 г.
Настроение хорошее, к съемкам был готов. Напредлагал кучу вещей — Алексей все принял. Сняли вместо 7 метров 25 метров. Стали снимать лишнее, 5 дублей: 1,2 — одного варианта, 3 — другого и 4, 5 — пустые. Ему нравится 5-й, мне больше — 3-й. Хоть 5-й, конечно, вернее.
18.11.58 г.
Смотрели 1-й материал. На мой взгляд, по моей линии ничего. 5-й дубль действительно вернее, но 3-й лучше.
Но дело не в этом, на месте Алеши я бы эту декорацию переснял:
1. На первом плане из-за того, что Гена поменял объективы, нет гробов, таким образом, и задние фоновые гробы почти не читаются. А из-за этого не дошла интересная мысль Алеши — на гробе играют в карты и веселятся. Потом непонятно, чего я остерегаюсь.
2. Сама игра и сам смешок — изображение веселья, а не конкретная игра.
3. Не играется мой проход, исключительность «действий» Акакия.
Было освоение сцены у ростовщика. Сцена отрепетирована, по-моему, интересно, но придумали эту чертову лестницу и теперь не знают, как снимать. Мучились — ничего не решили.
Были вечером в Доме кино — выставка рисунков Эйзенштейна. Необычайно интересно, необычайно! Еще раз убеждаюсь: в искусстве можно делать все как угодно, но на одной основе — надо выражать жизнь, впечатление о ней; рассказ о ней — свою мысль.
Самое изумительное — сатирические! Рисунки: «Негритянские львицы», «Метерлинк», «Испанка на балконе», «Высший свет» ... перечислять, наверное, пришлось бы почти все.
После выставки смотрели американскую кинокартину «Лили». Бред сивой кобылы, но начало и середина смотрелись приятно. Картина цветная. Но и цвет — говно, и артисты, и все на свете... Приятного и трогательного все-таки много. Наверно, потому, что нельзя отойти от какого-то содержания. Ход с куклами и Лили необычайно хорош. Все портит общая пошлая и слюнявая концепция фильма.
19.11.58 г.
Сегодня съемка объекта «Ростовщик».
Съемка шла ужасно. Началось с того, что Толя-гример оказался в дым пьяным. Я гримировался сам, потом с помощью Риты, потом помогали все.
Со мной происходила дикая истерика внутреннего порядка.
Алешка меня заговорил, из потока слов и объяснений я перестал его понимать и понял наоборот. В результате главный игровой кусок снял хрен знает как. Стыдно страшно.
Второй кусок должен быть ничего, в общем, сняли два объекта и оба хочется тут же переснять!
Никак не научусь распределять время — как съемка, так я без обеда.
Эх! Надо было снять без интонаций!
20.11.58 г.
Сегодня освоение сцены в участке. Освоение прошло нормально. Ничего особенного. Придумал пару трюков — Алеша принял, до конца не поняв. Лучше бы не принимал!
21.11.58 г.
Съемка сцены «Участок». Снимался с удовольствием. Верно, по-моему, определилось иное звучание Акакия, это первые шаги после ограбления, это первые слова, произнесенные им...
Самое трудное здесь — не сентименталить. Дело в точном определении задач. Ургант (в красотке) очень хороша. Сниматься с ней приятно.
Очень интересна реакция на меня одной пожилой женщины из массовки. Она, как только видела меня, умильно улыбалась и говорила какие-то незначащие хорошие слова. Женщина очень простая — и это было выражением сочувствия Акакию.
Группа вроде мною довольна. Трюки, которые придумались, как и предполагал, остались недоигранными, но все же внесли какую-то живинку в сцене. А главное, нашлось одно — некоторая прострация, которая овладевает Акакием, и доверие к людям, к тому, что поймут...
24.11.58 г.
Было освоение сцены у частного. В конце смены стали снимать. Установили кадр, и на репетиции неожиданно получилась интересная вещь. Акакий закричал, и полились слезы. Алеша и Генрих тут же придумали наезд, стали ставить свет. Особый свет, с каким-то лучом, ставили полтора часа. Началась съемка, и я ничего не смог повторить. Но сняли и хотели перейти в новую декорацию. Все были страшно недовольны.
Я ополчился на Алешу и убедил его назавтра снова снимать этот план.
25.11.58 г.
Пришел готовый, с несколько новым решением. Уже не соглашался репетировать, пока не поставят свет. Свет поставлен, все готово и вот — мотор! Раз — слабо. Два — «хорошо», — говорит Алеша. «У меня плохо», — говорит Генрих. Я не попадал глазами в луч света. Дубль за дублем не попадаю в свет. Затем иссякли слезы, пошли нервы — нажим — неправда. Несколько раз раздавались предложения ограничиться снятым — все равно плохо. Объявили перерыв — со мной истерика.
После перерыва снимали снова, Алеша предложил новое решение, я был против, но возражать уже не имел сил! Решил — пусть кто-то один уж решает. Наконец сняли. Настроение у всех убийственное, обо мне и говорить нечего.
26.11.58 г.
Доснимали сцену. Но странно — работал уверенно и быстро. Почему-то пришло успокоение. Не знаю, откуда пришло убеждение — вчерашние планы не так уж и плохи.
Хейфиц и дирекция смотрели вчера материал. Мне рассказали: они поздравили группу с главным — с тем, что есть Акакий. Николаев говорил, что за артистом интересно следить и что это решает дело.
Смотрели материал — оказалось, что есть хорошие дубли. Как гора с плеч. Группа потеряла лишний съемочный день, 600 метров пленки — очень страшно было, если получилось бы, что все это ни к чему.
27.11.58 г.
Свободный от съемок день. Репетировал с Тейхом (мне не нравится). Он пробовался на значительное лицо. По-моему, зря. Был в Сенате полдня, было любопытно, смотрел материалы: «Вольную» Шевченко, подписи Петра I, Александра и пр. Но для Акакия это абсолютно не нужно. Не понимаю музеев, их надо, наверно, научиться понимать, как классическую музыку.
Завтра съемки объекта — лестница Акакия; пока ничего не придумалось.
28.11.58 г.
Снимали лестницу Акакия. Снимался с большим удовольствием. Вокруг смотрели на меня все весьма благосклонно. Алеша, Генрих, Бела — довольны. Довольны и рабочие и осветители.
Снимали сцену прихода Акакия после ограбления: вместо 8 метров — 32. Но никто не жаловался. Собственное ощущение — удовлетворенность. И не от результата, о нем сказать на сей раз совсем не могу. Удовлетворенность пришла от точности работы, от легкости выполнения всех заданий режиссера и оператора. Удовлетворение от отдачи сыгранному.
Очень я настаивал на своем варианте: Акакий после того, как постучал и ему не открыли, после того, как упал цилиндр, плачет и укладывается на ступени. Сняли так, как просил, потом сняли вариант с выходом хозяйки.
Сегодня вообще день малых побед: художники построили чудесные декорации, но комнату определили на средней площадке. Алешу долго пришлось убеждать, что лучше, чтобы комната Акакия была наверху. Во-первых, дверь менее выделена интонационно, а во-вторых, можно, чтоб скатывался цилиндр и пр. А уже вместе с Алешей, которому очень понравилось, чтоб скатывался цилиндр, мы убедили всех.