Я отлично понимал, что он должен испытывать, потому что тоже никак не мог оторваться от моей чернокожей малышки, и тем не менее я старался не сделать ей больно. Она ни разу не пожаловалась! Только закрывала глаза.
Вот почему я не знал, будет ли Декс сегодня в приемлемой форме для уик-энда у Эсквитов. Я и сам накануне встал чуть тепленький. Рикардо мог бы это подтвердить: уже в девять утра он налил мне тройном зомби — я не знаю ничего лучше, чтобы привести человека в чувство. Я ведь, в сущности, совсем не пил, пока не приехал в Бактон, и теперь понимал, как был неправ. Я не знаю случая, чтобы это не прочистился мозги, конечно, если принять достаточную дозу. Сегодня утром все было в порядке, и я затормозил перед домом Декса, чувствуя, что я в прекрасной форме.
Против моих ожиданий, он уже ждал меня, свежевыбритый, в габардиновом костюме и в модной серо-розовой рубашке.
— Ты, Ли, уже позавтракал? Я терпеть не могу останавливаться по дороге, а потому хочу принять свои меры.
Сегодня Декстер был ясен, прост и чист, как младенец. Младенец, однако, немного постарел, особенно глаза.
— Я съел бы, пожалуй, ветчины и булки с джемом, — ответил я.
Его лакей накормил меня на совесть. Но я не могу без омерзения представить, чтобы кто-то запускал лапы в мою тарелку, хотя это и казалось вполне нормальным Декстеру.
Сразу после этого мы поехали. Я перенес свои вещи в паккард, Декстер сел справа.
— Веди ты, Ли. У тебя лучше получается.
Он бросил на меня быстрый взгляд исподлобья. Это был единственный намек на позавчерашний вечер. Весь остальной путь он пребывал в обворожительном настроении и рассказал мне тьму любопытного о стариках Эсквит, двух порядочных мерзавцах, вступивших в жизнь с изрядным капитальцем, что само по себе не плохо, но еще и с привычкой помыкать людьми, единственным недостатком которых был иной цвет кожи, чем у них. Они владели плантациями сахарного тростника где-то на Ямайке или на Гаити, и Декс утверждал, что в их доме пьют «адский» ром.
— Это будет покрепче, чем «зомби» Рикардо, Ли, а тебе ведь известно, что это за штука.
— Еще бы, — кивнул я и нажал как следует на газ.
Мы сделали добрую сотню миль всего за час с небольшим; когда мы въехали в Приксвилл, Декстер пил показывать мне дорогу. Этот городишко был еще меньше Бактона, но дома выглядели шикарнее, а сады пинались побольше. Бывают уголки вроде этого, где у псих, кажется, полно монет.
Ворота Эсквитов были открыты, и я с ходу въехал на площадку перед гаражом, у меня мотор работал без перебоев. Я припарковал наш клиппер позади двух других машин.
— Кто-то приехал раньше, — сказал я.
— Нет, — заметил Декстер, — это хозяйские. Думаю, что мы одни. Кроме нас, будет еще несколько здешних типов. Они тут все приглашают друг друга но очереди, потому что у себя дома лезут на стенку со скуки. Да и такие развлечения, надо сказать, у них бывают не часто.
— В общем, — сказал я, — этой публике, как я погляжу, не позавидуешь.
Он рассмеялся и вылез. Мы взяли свои чемоданы и нос к носу столкнулись с Джин Эсквит. В руках она держала теннисную ракетку. На ней были белые шорты и великолепно облегавший ее формы пуловер стального цвета, вероятно, только что натянутый после игры.
— А! Вот и вы! — сказала она.
Казалось, она была счастлива увидеть нас.
— Ступайте, приведите себя в порядок.
Мы с Дексом переглянулись и одновременно кивнули в знак согласия.
— А где Лу? — спросил Декс.
— Она уже поднялась наверх, — сказал Джин, — наверное, переодевается.
— О! — сказал я недоверчиво. — Здесь переодеваются к бриджу.
Джин расхохоталась.
— Да нет, разве что шорты меняют. Идите, надень те что-нибудь поудобнее и возвращайтесь. Вас проведут сейчас в ваши комнаты.
— Надеюсь, — подхватил я, — вы тоже поменяет шорты. Ведь уже прошло не меньше часа, как вы надели эти.
— А я не потею, — заявила Джин. — Как младенец!
— И вы проиграли, конечно?
— О, да!..
Она снова засмеялась. Она знала, что смех ей очень идет.
— Тогда я могу рискнуть вызвать вас на один сет? — сказал Декс. — Не сейчас, само собой. Завтра утром.
— Ну, разумеется, — сказала Джин.
Может, я ошибаюсь, но, кажется, она предпочла бы, чтобы это был я.
— Хорошо, — сказал я. — Если есть второй корт, я вызову Лу, и проигравшие будут играть между собой. Постарайтесь проиграть, Джин, и у нас будет шанс сыграть вместе.
— О’кей, — сказала Джин.
— Ну, — подвел итог Декс, — если все так плутуют, то проигравшим буду я.
Мы все засмеялись, хотя не сказали ничего смешного. Но надо было разрядить обстановку. Затем мы с Дексом пошли следом за Джин к дому, и она сдала нас на руки чернокожей прислуге, — худенькой женщине в белом накрахмаленном передничке.
XII
Я переоделся в своей комнате и спустился вниз к остальным. Кроме Декса там были еще двое парней и две девицы, фифти-фифти; Джин с одной из дезиц и двумя парнями играла в бридж. Лу тоже сидела там. Предоставив Дексу развлекать вторую девицу, я повернул ручку приемника, чтобы поймать что-нибудь танцевальное. Я наткнулся на Стена Кентона и оставил. Это было лучше, чем ничего. От Лу пахло новыми духами, они понравились мне больше, чем предыдущие. Но мне хотелось подразнить ее.
— Вы сменили духи, Лу.
— Да. Разве эти вам не нравятся?
— Нет, отчего же, они неплохи, но ведь это не принято.
— Что?
— В порядочном обществе не принято менять духи. Настоящая леди верна одному запаху.
— Откуда вы это выкопали?
— Это всем известно. Старое французское правило.
— Мы не во Франции.
— Тогда почему вы пользуетесь французскими духами?
— Они самые лучшие.
— Бесспорно, но если вы следуете одному правилу, надо следовать и всем остальным.
— Скажите на милость, Ли Андерсон, где вы этого набрались?
— Плоды просвещения, — усмехнулся я.
— Какой колледж вы закончили?
— Ни один из тех, что вы знаете.
— То есть?
— Перед тем как вернуться в США, я учился в Англии и в Ирландии.
— Почему вы работаете на такой работе? Вы могли бы зарабатывать больше.
— Я зарабатываю достаточно, чтобы делать то, что хочу, — сказал я.
— Расскажите о вашей семье.
— У меня было два брата…
— И?
— Младший умер. Несчастный случай.
— А другой?
— Другой жив. Сейчас он в Нью-Йорке.
— Мне хотелось бы с ним познакомиться, — сказала она.
— Я предпочел бы, чтобы вы его не знали, — сказал я.
Казалось, она оставила свою резкость, выказанную у Декстера и у Джики, и забыла, что я с ней тогда делал.
Я представил себе это.
Но я ошибся, полагая, что она все забыла.
— Забавные у вас друзья, — сказала она, без всякой связи переходя к другой теме.
Мы продолжали танцевать. Мелодии следовали почти без перерыва, и это помогло мне избежать ответа.
— Что вы сделали с Джин в тот раз? — сказала она. — Ее словно подменили.
— Ничего я с ней не делал. Только помог ей протрезветь. Есть известный способ.
— Похоже, вы рассказываете мне сказки. С вами хорошему не научишься.
— Я чист, как младенец, — заверил я.
Была ее очередь не отвечать, и на несколько минут она полностью погрузилась в танец. Она затихла в моих руках и, казалось, ни о чем не думала.
— Хотела бы я быть там с вами, — заключила она вдруг.
— Я тоже сожалею об этом, — сказал я. — Вы были бы теперь спокойны.
От одной этой мысли кровь бросилась мне в затылок. Взять их обеих и покончить с ними разом, после того как я им скажу… Нет, это невозможно…
— Мне кажется, что вы говорите не то, что думаете.
— Я не знаю, что мне еще сказать, чтобы вы поверили, что именно это я и думаю.
Она энергично запротестовала, назвала меня педантом и обвинила в том, что я говорю, как австрийский психиатр. Все это было несколько утомительно.
— Я хочу понять, — пояснил я, — в какие моменты вам кажется, что я говорю правду?
— Мне больше нравится, когда вы ничего не говорите.
— И когда я не делаю ничего тоже?
Я прижал ее немного сильнее. Она поняла, конечно, на что я намекаю, и опустила глаза. Но я не собирался отстать от нее так просто. Впрочем, она сказала:
— Смотря по тому, что вы делаете.
— Вы не одобряете все, что я делаю?
— Нет ничего интересного, если вы делаете это со всеми подряд.
Я почувствовал, что потихоньку продвигаюсь. Она почти созрела. Еще несколько усилий. Мне хотелось знать, насколько она действительно готова.
— Вы говорите загадками, — сказал я. — О чем это вы?
На этот раз она опустила голову, а не только глаза. Она была намного ниже меня. К волосам у нее была приколота большая белая гвоздика. Она все же ответила:
— Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. О том, что вы делали со мной в тот день, на диване.
— И что дальше?
— Вы делаете это со всеми женщинами, с которыми встречаетесь?
Я расхохотался, и она сжала мои руки.
— Не смейтесь надо мной, я вовсе не идиотка.
— Конечно, нет.
— Отвечайте на мой вопрос.
— Нет, — сказал я. — Я делаю это не со всеми женщинами. Если откровенно, то очень мало найдется женщин, с которыми мне захотелось бы это сделать.
— Опять вы мне рассказываете сказки. Я же видела, что вытворяли ваши друзья.
— Это не друзья, а приятели.
— Не придирайтесь к словам, — сказала она. — Значит, вы делаете это с вашими приятельницами?
— Вы думаете, что может возникнуть желание заниматься этим с подобными девицами?
— Я думаю, — прошептала она, — бывают минуты, когда можно пойти на многое — и с разными людьми.
Я решил воспользоваться этой фразой, чтобы покрепче обнять ее. Одновременно я попытался погладить ее грудь. Я взялся за это слишком рано. Она высвободилась мягко, но решительно.
— Вы же знаете, в тот день я была пьяна, — сказала она.
— Я не заметил, — ответил я.