нием пузырей.
— Это мы, — согласилась Арха, отбирая наречённого пасынка во Тьме из нежных материнских объятий. Рангаш, немедленно воспользовался ситуацией и попытался засунуть в рот второй кулак. — А ты кого ждала?
— Догадайся, — язвительно предложила Ю, испорченная тесным общением с демонами.
— Ну, если встречаешь с ремнём, а не со сковородкой, то, наверное, Данаша, — послушно предположила ведунья, проходя внутрь и немедленно спотыкаясь о щенка, которому пришла блажь поприветствовать пришедших.
То есть, опробовать на молочный зуб подол лекарского платья.
— Гы! — сообщи младший Сарреш.
— Полностью с тобой согласна, — кивнула Арха, — безобразие.
Но вожделенную добычу у пса отбирать не стала. По собственному печальному опыту знала: панкийские волкодавы, конечно, не грахские волки, но уж что на зуб попало, то его. Тем более щён действительно был маленьким, и подолу грозила только отгрызенная оборка. А ни платьем, ни его отделкой леди Нашкас не дорожила. Поэтому собачий детёныш — к полному своему удовлетворению — поехал вслед за гостьей на пузе.
— И что в этот раз учудило твоё старшее чадо? — светски поинтересовалась лекарка, усаживаясь в кресло.
Правда, перед этим спихнув с сиденья кошку, сильно смахивающую на бегемота, и ножны от кинжала, к счастью, без клинка. Хотя, это был повод задуматься: где сам нож. Он вполне мог обнаружиться, например, в подушках спинки.
— Тоже, что и всегда, — откликнулась из кухни Ю, злобно громыхая железом. Архе только оставалось надеяться, что граха там чайник на плиту ставит, а не топор точит. — Как летом связались с кодлой каких-то оборванцев, так с ними и шляются! Приходят когда хотят, уходят, никого не предупредив. И я им не указ. А Ируш с ним везде таскается. Представляешь, позавчера явились и от обоих табачищем несёт!
— Ну, табак не самое плохое, что может случиться, — заметила ведунья.
Правда, сказала-то тихо — её только Рангаш и расслышал. Что-то лекарке подсказывало: не одобрит мистрис Сарреш такого педагогического подхода.
— Чего ты там бурчишь?
— Говорю, Тхию призови на помощь. Пусть продемонстрирует отцовскую волю.
— А где я того Тхию возьму? — злобно буркнула Ю, закончив греметь и появившись-таки в гостиной. Граха швырнула поднос на стол, наплевав на то, что расплескавшаяся заварка на печенье попала, и плюхнулась на диван. — Ты вот Дана часто видишь? Лично мне от мужа достаётся только храп перед рассветом и утренние вопли: «Где мои рубашки!».
— Это ты сама готовила? — подозрительно глядя на печиво, поинтересовалась Арха.
Взяла одно, повертела, со всех сторон осматривая, и предложила Рангашу — опять же, судя по наработанному опыту, желудок метисика с лёгкостью переваривал даже дегтярное масло для тележных колёс. Демонёнок подношение милостиво принял, вгрызшись в печеньку клыком, одиноко торчащим из младенческой десны.
— С ума сошла? — мрачно спросила Ю. — Мои познания в домоводстве дальше приготовления чая не пошли. В пекарне купила. Лучше скажи, ты рожать вообще собираешься?
— Вообще собираюсь, — вздохнула Арха, тоже за печенье берясь. Пить чай, который, по словам Ю, она готовить научилась, ведунья не спешила. Уж слишком напиток походил на то самое дегтярное масло. — Только не спрашивай когда.
Этот вопрос немало народу заботил. А ответ на него не только леди Нашкас дать не могла, но и премудрая мистрис Шор не знала. Как-то так получилось, что информации о правильном развитии плода от метиса человека с шавером и хаш-эда даже в университетской библиотеке не нашлось. По всему выходило, что такой дикой смеси вообще в природе существовать не должно. Но он был и, судя по всему, совсем неплохо себя чувствовал.
Только вот подсказок, когда чудо кровосмешения на свет появиться должно, никаких. По подсчётам самой Архи, беременность за шестой месяц перевалила. Поправилась она всего на пару килограмм и живот едва-едва округлился. Люди детей вынашивали по девять месяцев, шаверки — двадцать четыре недели, хаш-эды — почти два года.
Дан предложил высчитать среднеарифметическое и на этом успокоиться.
— А я ещё жира нарастила, — вздохнула Ю. — Терпеть не могу!
Чего граха не способна терпеть, ведунья уточнять не стала. Произведя на свет потомство, мистрис Сарреш действительно несколько округлилась. Что при её габаритах было практически незаметно. Но сама гигантша пребывала в твёрдой уверенности, что разрослась до размеров осадной башни. И больше всего Ю донимала невозможность отвести душу, вдоволь железками помахать: некогда, негде, да и не с кем.
— А ты мучного поменьше трескай, — участливо посоветовала добрая подруга.
— И чем ты мне предлагаешь заняться? — не менее ядовито отозвалась граха, забрасывая в рот разом два печенья. — У меня старший сын козлёнок, его сердечная подруга коза, а муж козёл! Сама я бочка с салом и туберозы помёрзли.
— Какие туберозы? — опешила лекарка.
— Да, которые я у крыльца посадила, — обречённо махнула рукой Ю. — Правда, они бы всё равно не прижились. Потом-то мне сказали, что корни им обстригать не стоило. А я смотрю: торчат усы какие-то. Ну, подумала, что лишние.
Да уж, если граха решила садоводством заняться, то дело, наверное, совсем труба. Только и остаётся, что жизнь свою горькую сладким заедать.
***
У дома Саррешей имелась и ещё одна отличительная особенность — двери его были открыты двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю. О визитах сюда никто заранее не договаривался. Просто брали и приезжали, когда нужда такая случалась. Правда, в гости преимущественно наведывались бывшие сослуживцы по гвардейскому корпусу и северные лорды. Но в очередной раз звякнувшему колокольчику никто не удивлялся.
Не спрашивая, кого там ещё Тьма принесла, Ю просто открывала. И порой даже без ремня и ребёнка подмышкой. Например тогда, когда родное дитё у названной матери на коленях уснуло, а ремень куда-то запропастился.
Правда, к гостеприимству грахи требовалось ещё привыкнуть.
— Здрасти, кого не ждали! — поприветствовала радушная хозяйка нового посетителя. — А ты чего?
— А я попрощаться вот… — по своему обыкновению едва не шёпотом сообщила Ллил.
Хотя с таким же успехом она могла бы и во всю глотку кричать или вовсе молчать. Окончание её фразы Арха всё равно бы не услышала. Потому что стоило двери открыться, как лай поднялся такой — мыслей не слышно. Щенок, преспокойно на обгрызенном подоле лекарки уснувший, яростно затявкал. Из кухни подала голос подобранная сердобольною Ю старая дворняга. А со двора забухал, будто железом громыхая, сторожевой пёс. А тут и младший Сарреш проснулся, громко высказав собственное мнение по поводу устроенного бардака, нарушившего дневной сон.
А вот ирхан-поводырь, спокойно стоявший у юбки слепой, даже ухом не дёрнул. Кошка-переросток, лысая, как новорождённая мышь, только шкурой на спине презрительно подёргивала, да красными глазищами сверкала. Правда, костяной гребень, за ушами начинающийся и тянущийся до самого кончика тощего хвоста, приподнялся, как у ящерицы. Вроде бы Дан говорил, будто это признак агрессии.
По глубокому убеждению Архи, ирхан целиком — от кончиков когтей, до кисточек на ушах — был признаком агрессии. Может, он и непревзойдённый поводырь и охранник, а всё равно кошмар ходячий. И куда Ирраш смотрел, когда подарок для любимой выбирал, ведунья искренне не понимала.
Шай утверждал, что неприязнь лекарки от примитивных инстинктов идёт. Мол, ирханы с шаверами общие корни имеют. Но говорить он такое рисковал, только убедившись предварительно, что Ирраш его не услышит. Тот ведь тоже мог рассказать что-нибудь о близких родственниках ифоветов. А то и доказать. Причём использовав самые убедительные доводы. С выбитыми клыками спорить сложновато: дикция нарушается, и твои аргументы для оппонента становятся непонятны.
— Я попрощаться зашла, — сообщила Ллил, когда чудовище в конюшне заперли, собак успокоили, Рангашу рот очередным печеньем заткнули, вынули из-под Архи нашедшейся кинжал, на живую нитку распоротую юбку заштопали и чай по новой разлили.
— Уезжаешь? — всё-таки спросила ведунья, хотя вопрос этот был чистой воды риторическим.
Об отъезде вот в этой же гостиной говорили немало. В том, что Ллил в столице не приживётся, понимали все, кроме Ирраша. Делать тут слепой было абсолютно нечего. Арха пробовала её к Шор пристроить, но из этого ничего не вышло: одно дело за больными в собственном доме ходить, и совсем другое в немаленькой клинике. В университет её не приняли, несмотря на все протекции. Всё же обучение там на зрячих рассчитано. В доме восстановленного на прежнем месте капитана городской стражи ей тоже занятий не нашлось, кроме как читать целыми днями. А без работы девушка попросту чахла.
Да ещё очень её донимал собственный статус. Старейшины ни в какую не соглашались признать Ллил иррашевской женой. Второй — бери, никто слова не скажет. Но сначала на первой женись, да роди от неё чистокровного наследника. И даже угроза на Шхара наследство скинуть старых ослов не убеждала. Ну а дальше угроз котяра и сам зайти не решался.
В общем, сложно всё.
— Уезжаю, — кивнула Ллил.
— Как это его не разорвало тебя домой отпустить? — проворчала Ю.
— А он и не отпустил, — светло улыбнулась блондинка. — Помните, Ир моих крестьян на свои земли переселил? Вот туда я и еду. Помогу обустраиваться. От его старейшин подальше, но всё равно под охраной. И вроде как своя деревня. Пока там поживу, а дальше посмотрим, что получится.
— Да обязательно хорошее получится! — оптимистично предсказала Арха, с расстройства даже чай глотнув.
Лучше б она этого не делала. Напиток не только своим видом, но и вкусом дёготь напоминал.
— Даже я и не знаю, завидовать тебе или как? — буркнула Ю. — Тоже сижу тут, будто… А, да что там! Ладно, хватит сопли лить! Слушай, Ар, а чего ты там называла лучшим лекарством от хандры?
— Я не могу! — испугалась ведунья, моментально вспомнив, чем её «лечение» обычно заканчивается. — Мне ещё в клинику надо. Никак отвертеться не получится.