– Я бы и своих денег дал на сие дело – жду от этого большой пользы.
Но тут шум из общих залов, все нараставший и нараставший, стал уже совсем нестерпимым, завизжала женщина, начались крики.
Мы, не сговариваясь, кинулись к дверям, распахнули их и через приемную выбежали в зал.
Твою бога душу мать!
Гвардейский (а других в Питере, почитай, и не водилось) офицер саблей крест-накрест рубил «Молодую девушку» Пикассо! Я уж было подумал, что это чокнутый поклонник классицизма, но понял, что еще немало гвардейских офицеров сдерживают толпу гостей и даже выталкивают ее из зала. Черт, откуда они тут вообще взялись?!
Я провел глазами по взбаламученному залу и понял причину – немного в стороне от центра событий стоял, криво усмехаясь, великий князь Владимир Александрович, окруженный десятком офицеров. Он заметил меня и уставился – зло и презрительно.
Однако! Крепко я накрутил хвосты всей этой сволочи, что великий князь лично приперся скандалить и дебоширить. Ну да ладно, хотите обострения – будет вам обострение.
Я дернул за плечо рубщика картин, и, когда он, пьяно покачнувшись, повернулся ко мне, пробил ему прямой в рожу. Мы люди простые, гвардейским политесам необученные – он нелепо взмахнул руками, выронил свое пыряло и рухнул на пол, заливая мундир кровью из расквашенного носа.
Ко мне рванулись трое ближайших офицеров, и в образовавшуюся брешь немедля хлынула толпа. Первого я встретил на противоходе и точно так же впечатал ему кулак в лицо, второй было замахнулся, но его свалил удар здоровенного «небесника», третьего принял крестьянский депутат. Против народной стихии аристократия оказалась предсказуемо слаба, а у мужиков в глазах заиграло вырвавшееся на волю «Можно! Можно бить бар!».
Стенку мы сформировали почти инстинктивно, и в нее, влипая слева и справа, становилось все больше и больше народу, даже октябрист Гучков не удержался! Впрочем, он бретер и задира известный.
Офицеры от так очевидно выраженного народного волеизъявления попятились – не надо было обладать сверхъестественным чутьем, чтобы понять, что сейчас их будут бить, может быть даже ногами. И никакие сабли не спасут, клапан уже сорвало.
Ситуацию спас Зубатов, решительно вклинившись между сбившимися вокруг великого князя офицерами – аристократами и спортсменами – и русской кулачной стенкой, готовой посчитаться за вековые унижения.
– Господа, я предлагаю вам немедленно покинуть здание. В противном случае я, как министр внутренних дел, буду вынужден всех арестовать.
– Да как вы смее… – начал было Владимир Александрович.
– И в последующем разбирательстве буду свидетельствовать, – твердо и четко выговорил Сергей, – что вы начали дебош и спровоцировали драку.
Непрошеных гостей без малого не вытолкали взашей. Двоих, с разбитыми носами, вели товарищи, под смешки, кто-то ернически пропел вслед:
Офицерик молодой,
Ручки беленьки,
Ты катись-ка колбасой,
Пока целенький.
Под это дело я чуть не выдал на автомате:
…На фига нам император?
Создадим другую власть.
До свиданья, узурпатор!
Кто тут временные? Слазь!..
Но сдержался. Не сдержались остальные – проводили дорогих гостей свистом и хохотом. Для комплекта нужны еще «издевательства иностранных разведок», но на это у нас послы есть.
– Мы еще посчитаемся! – уже в дверях погрозил мне кулаком дядя царя.
Чисто «Ну, погоди!», ей-богу. Оброненная ценителем искусств сабля, которую в суматохе просто забыли, покинула дворец последней – я нарочито выкинул ее на набережную вслед гвардейцам.
Еще полчаса мы обсуждали случившееся, поднимали тосты, но адреналин, а с ним и азарт победы схлынули, за ними схлынули и почти все гости, мало ли что. Вот же сволочь гвардейская, изгадили праздник и даже от драки увильнули!
– Григорий Ефимович, – обеспокоенно подошел ко мне Зубатов, – Вам нужно срочно озаботиться безопасностью здания. Бог весть что могут учудить оскорбленные гвардейцы.
– Я, с вашего позволения, готов остаться, оружие у меня есть, – решительно влез Гучков.
Я поблагодарил его и прикинул – народу у меня хватает, депутаты да «небесники» теперь горы свернут, среди них немало стрелков, но это необученная сила, надо чем-то возможную атаку купировать…
– Сергей Васильевич, пулеметы из участков, насколько я знаю, с прошлого года еще не забрали?
Зубатов побледнел.
– Не слишком ли? Вы же не собираетесь расстреливать гвардейских офицеров?
Не хочется, но… не помешало бы. Меньше будет дураков, которые в 1914-м поведут солдат на убой, в полный рост под шрапнелью, бравируя собственной храбростью и похлопывая себя стеком по сапогам.
– Пугнуть, только пугнуть. Думаю, звук пулеметной очереди сразу горячие головы остудит.
Зубатов несколько секунд подумал, а потом решительно кивнул. Видимо, окончательно встал на мою сторону против всей этой прогнившей верхушки. Да, совсем непонятно – чего это в России так свою аристократию не любят? Может, съели чего?
Два пулемета привезли на санях через полчаса. Приставленных к ним унтеров я немедленно припахал для обучения меня, Гучкова и еще десятка желающих. Самым трудным было сбить полицейских с наезженной программы и объяснить, что нам нужно крайне быстро узнать азы – как заправлять и подавать ленту, как взводить, что делать при задержке и так далее. А внутреннее устройство, сборку-разборку мы как-нибудь потом изучим.
К ночи определились со схемой охраны дома, сильно помогли присланные Зубатовым полицейские, а также трансваальский опыт Гучкова. Выставили часовых, определили места для «максимок» в окнах, порядок смены и… завалились спать, не железные, чай.
Напоследок только поржали над новостями из города: по нему усиленно растекался слух, что старец Гришка великого князя Владимира Александровича с лестницы спустил пинком под зад. Второй раз на задницу страдает, болезный. Причем народ передавал этот слух со смешками, одобрением и даже сожалениями, что не был при сей баталии хотя бы мичманом. Народная любовь к великим князьям она такая, ага.
Утром я проснулся с гудящей, как бидон, головой – и вовсе не от выпитого, как можно было бы подумать. Я дежурил второй очередью, так что ложиться до нее я посчитал бесполезным и сел писать статью для Перцова – «Слово» должно было выйти с заголовками «Великий князь под следствием!» и статьей про художества генерал-адмирала. Так что поспал всего часа три, как меня разбудили с офигительной новостью – гвардейцы строятся на Дворцовой площади. Я сначала и не поверил. Прямо фантасмагория какая-то. Милорадович скачет на лошади к восставшим, в него стреляет Каховский…
– И много их там? – мрачно спросил я у вестника.
– Видимо-невидимо, батюшка! – закланялся запыхавшийся мужичок из иоаннитов.
Видать, прямо от Зимнего бежал.
– Видимо-невидимо это сколько?
– Много, батюшка!
Твою мать, при моей больной голове еще и такие загадки. Выручил Евстолий:
– Надо в Зимний позвонить, им же из окон видно.
«Видимо-невидимо» оказалось цифрой в пределах двухсот человек, даже роты не набрали. Но сам демарш и наличие прямо перед правительственным зданием профессиональных военных с оружием уже немало. Пока все укладывается в понятие «мирная, но вооруженная демонстрация», но шажок влево или вправо – и вот вам военный мятеж.
В голове стрельнуло, и я, разозленный сверх меры, решил – терять нечего, и так вляпался по самые уши. Хотите повысить ставки? Да на здоровье, а коли меня пристрелят, так хоть в историю войду, как пробивший Конституцию. Только хрен я дам меня пристрелить, скорее, сам…
А это мысль. Нет, это даже идея!
И минут через пятнадцать мой автомобиль уже вез меня, прилипшего, как банный лист, Гучкова и полицейского унтера в сторону Эрмитажа. Сзади между нами, рылом наружу, торчал «максим», укрытый первым попавшимся покрывалом.
Стороны прибыли на площадь одновременно – я проехал по набережной Мойки до Певческого моста и оказался между Главным штабом и штабом гвардии, а минутой раньше по Миллионной прикатил Владимир Александрович. Он вышел из авто в распахнутой шинели на красной подкладке – весь такой модный – и встал со своими гвардейцами в строй.
Я заложил два пальца в рот и свистнул так, что соседи покачнулись. Над площадью взвились и захлопали крыльями птицы, гвардейские головы повернулись в мою сторону. Что примечательно – солдат там не было, сплошь офицерье. Белая кость, голубая кровь. Сбоку, в окнах Зимнего дворца, замелькали головы чиновников, среди которых вроде бы мелькнула лысина Столыпина. Ну и отлично. Устроим для него показательное выступление.
– Что, господа хорошие, никак, в новые декабристы наметились? – прокричал я. – Так вспомните, чем они закончили.
Штыки качнулись было в мою сторону, но выдрессированная гвардейская сволочь без команды старшего не сдвинулась с места.
А старший, разглядев, с кем имеет дело, матерно выругался, скомандовал повернуть фронт и взять винтовки на руку. Это что же, они на меня в штыковую собрались? Ладно, будет вам штурм Зимнего дворца.
По моему взмаху шофер поставил автомобиль задом к площади, гвардейцы заржали – видно, решили, что удираю, но заткнулись, стоило мне сорвать покрывало с пулемета.
– Как прицел выставлен?
– На две головы выше, – подрагивающим голосом ответил унтер.
– Вали отсюда, ты ни при чем, тут моя война.
Взялся за гашетку и врезал очередью над головами. Пули прошли мимо Александровской колонны, мимо Исакия и Адмиралтейства, над Конногвардейским бульваром, в сторону Новой Голландии… Гвардейцы аж присели, Владимир Александрович рот открыл – мир рухнул!!! Мужик, быдло, выскочка стреляет в великого князя из пулемета!
Собравшиеся было зеваки сыпанули прочь, а я чуть-чуть крутанул вертикальную наводку и еще раз провел стволом туда-сюда. Посыпались гильзы, вокруг кисло запахло порохом, несколько гвардейцев не выдержали, упали на булыжник, остальные замерли в полуприседе. Опытные, суки, знают, что до меня добегут от силы человек пять.