подушка безопасности для этого мира и средство самосохранения.
Вот если бы на Земле у каждого дома был мини-атомный реактор? Да наша хрупкая голубая планета уже давно бы превратилась в звездную пыль!
Элевис была империй процветающей.
Территорию страна занимала обширную и имела выход к нескольким морям, что делало ее одним из центров торговли этого мира. Экономика была на уровне, чего не скажешь про многих соседей, которым с географией повезло меньше.
А поскольку границы уже давно устоялись и вопросов не вызывали, остальным странам ради прогресса и собственного процветания оставалось либо вступать с более сильными странами в союзы, либо объединяться с такими же слабыми государствами, как и они сами, и идти воевать за ресурсы и территории против этих сильных.
В принципе, логичная и типичная схема, отработанная на Земле.
Самой распространенной формой правления была монархия.
В основном неограниченная, абсолютная власть короля или императора, но были и государства, где правил премьер-министр или глава парламента. Демократия скорее осуждалась, нежели насаживалась остальными и продвигалась как лучшая форма правления.
Но при это нельзя было сказать, что типичным режимам правления была тирания или тоталитаризм.
Главному лицу страны дозволялось далеко не все. Даже короли и императоры не могли, например, просто так отнять жизнь любого своего поданного, вне зависимости от его сословия, или отобрать собственность, которая им не принадлежала.
Конечно, как и на Земле, здесь были свои паршивые овцы. Были и королевства, которыми правили самодуры, а народ терпел лишения, были и самопровозглашенные диктаторы, поднявшиеся из низов и занявшие свое место благодаря харизме и преданным последователям. Были и государства, которыми правило духовенство — то бишь глава местной церкви.
Такие порядки мне были привычны.
Тяжелее пришлось принять и осознать, что здесь люди не рождаются от рождения равными. Сословное деление было везде. Ну, демократии почти нет, так что это логично.
Но мне все же становилось не по себе от мысли, что кто-то ограничен в своих правах и обременен обязанностями лишь потому, что родился в семье крестьянина или купца, а не дворянина.
В этом отношении мир Элиан отставал от Земли.
Пусть здесь есть магия, но она не является панацеей от всего, и там, где есть люди, есть и деление на сословия, на классы. Да, у нас оно выражалось мягче, в основном по экономическому и финансовому положению, а не по «голубизне» крови, что течет в жилах.
Выяснив это, стало проще понимать социально положение Флоренс и ее отца.
Да, баронство Винтер. Старые аристократы империи. Голубая кровь, но не настолько, чтобы позволить себе дорогую жизнь в столице и постоянное членство в совете императора… или позволить себе оплатить услуги садовника-мага, чтобы он привел в порядок сад.
Я со вздохом отодвинула пятый том гражданского кодекса и взглянула в окно библиотеки, которое выходило на сад и озерцо, больше напоминавшее болото из-за зарослей камыша и буро-зеленой тины.
С момента отбытия Джеймса прошло три недели.
Брат Флоренс и единственный сын барона Винтера — Томас — так и не появился. Его письмо о том, что каникулы он решил провести в академии пришло за день до ожидаемой даты визита.
Барон расстроился. Виду он пытался не показать, но потому, как быстро он отправился в свою теплицу, даже не дожидаясь дессерта — то было за ужином — дало мне ясно понять настроение папеньки.
Как бы уверенно и целеустремленно я не была настроена поначалу, едва попав в этот странный и чуждый мне мир, на деле моя адаптация еще не закончена.
После того, как я проводила Джеймса и вернулась в дом, который и не был моим домом, осталась одна в окружении незнакомых людей, говоривших на чужом языке, который я чудесным образом или по воле богов, понимала прекрасно, что, однако, не делало его для меня даже капельку роднее, как на меня навалилась страшная хандра.
Я проводила время в «своей» комнате, которая тоже по факту мне не принадлежала и оплакивала прошлую жизнь.
Скучала по друзьям и знакомым, привычным и таким повседневным вещам как телефон и кофеварка, реклама по телевизору и даже по постоянным пробкам по дороге на работу.
Если для остальных обитателей поместья барона Винтера мое состояние и было удивительным, они этого не показывали.
Отец Флоренс проводил свободное время в теплицах, цветы его интересовали больше дочери. А может, он был настолько привычен к такому поведению, что давно уже перестал удивляться.
Память Флоренс — прежней и полновластной хозяйки этого тела — так и не проявила себя. Вопреки моим надеждам. Я чувствовала себя такой невеждой в вопросах по обитанию в этом мире, что мне даже начали сниться по ночам кошмары.
В основном о том, как меня вытаскивают из постели слуги — обычно Мари, эта ехидная девица — и тащат на народный суд, где крестьяне выкрикивают слова на непонятном языке и грозят зажженными факелами. В конце концом я оказываюсь привязанной к столбу, вокруг которого разбросан хворост и солома для сожжения.
Лара, моя маленькая, преданная горничная, не прекращала попыток привести меня в чувство. Именно от нее я узнала, что все в поместье решили, что мое депрессивное состояние связано с тем, что Джеймс отправился на войну.
Честно говоря, о нем я вообще не думала.
Уехал и черт с ним. Хотя он тоже мне снился.
Этот его взгляд, словно вся моя персона вызывает в нем отвращение и убожество. А принимал ли он меня и Флоренс, в ту последнюю встречу я не могла отделить нас с прежней хозяйкой тела друг от друга поскольку очнулась тогда накануне и выглядела совсем как она, за человека?
Настоящего, живого человека с собственной личностью и взглядами?
Нет.
Это было очевидно.
Из подслушанного разговора с его приятелем я познала основную прелесть этого патриархального общества, что подтвердилось и найденными в библиотеке позднее подборками старых газет и журналов.
Если мужчина был повесой — о нем писали с легким восхищением и с юмором следили за его похождениями и победами. Если женщина позволяла себе «легкомысленность» — она была падшей и исключалась из высшего общества.
Если мужчина был дельцом и успешным предпринимателем — он талантлив и умеет достигать высот, если писали о деловой женщине — она добилась всего жалостью и благодаря уступкам чутких мужчин ее слабой априори половой принадлежности.
Разведенный мужчина или вдовец мог беспрепятственно жениться снова, женщине же оставалось носить траур до конца дней или запереть себя в монастыре при храме, спасаясь от порицания во взглядах представителей высшего общества…
Такие двойные стандарты меня бесили особенно.
На земле подобное тоже было распространено, но женщины могли такому противостоять. Были феминистки и борцы за права женщин, существовали законы о запрете дискриминации, профсоюзы и гражданские общества.
Здесь же подобным и не пахло.
Одновременно с развитием магической науки и работающих на этом уникальном топливе технических устройств, социальная сфера жизни общества оставляла желать лучшего. Но судя по прессе и книгам, которые я успела прочесть, такое обстоятельство дел никого не смущало.
Слова Джеймса эхом прозвучали у меня в голове.
В бесчисленный раз за эти три недели с тех пор, как он умчал на своем бравом коне вперед войне, лишь бы подальше от неугодной невесты и навязанного воле договорного брака.
«…корова… не левис… рта не раскрыла, сказать совсем нечего…»
Почему я позволила этому неотесанному чурбану отнестись ко мне как к вещи? Я ведь живой человек, у меня есть чувства! Почему я не ворвалась в его спальню и не закатила скандал? Почему не постояла за себя?
Пускай я тогда только очнулась в незнакомом месте, но мой характер и сила духа никуда не делись. Когда это я спускала на тормозах, что со мной относятся как с тряпкой?
Быть всю жизнь сильной, чтобы потом оказаться слабой.
Это было больно. И стало второй, после первой — тоски по дому — причиной моей хандры.
Слова Джеймса, его шовинистское мировоззрение стали для меня ударом ничуть не меньше того, что я умерла и оказалась в этом мире в чужом теле.
Время лечит.
Вот и мою душу залатали секунды, минуты и часы иступленной боли.
Я умерла.
Меня больше нет.
Кто я — Флоренс, или Полина?
А может, ни та, ни другая?
Сейчас я могу дать ответ.
Меня зовут Флоренс Винтер, я дочь барона Нельсона Винтера, и сестра Томаса Винтера, приятно познакомиться. Я не та девушка, которая будет лить слезы по своему жениху Джеймсу или какому-либо другому мужчине. Я не та, кто будет сидеть дома, тратить деньги и смотреть как приходит в упадок ее собственный дом.
Но я и не та одиночка и карьеристка, что ставила работу превыше всего на свете.
Я Флор.
Я буду жить так, как мне хочется.
И я непременно разорву эту помолвку.
Глава 4. «Пока что помолвлена»
— Госпожа? — робко замялась у двери Лара.
Я уже проснулась и сейчас одевалась напротив зеркала.
По поводу самостоятельного облачения у нас с Ларой споры уже утихли, но она еще смотрела с неодобрением. Ну и пусть, я испытывала неловкость, когда мне кто-то прислуживал. Сначала было непривычно, приходилось носить корсет и миллион подъюбников, но и с этим я разобралась.
— Доброе утро, Лара, — поздоровалась с девушкой.
Сегодня Лара была с заплетенными в косу русыми волосами. Но эта консервативная прическа все равно не могла скрыть от взгляда смотрящего юность ее нежного личика. Мне очень нравилась эта девушка.
— Не желаете ли сегодня отправиться в Лоррин?
— Зачем? — спросила с ноткой меланхолии в голосе.
Я планировала снова засесть в библиотеке, разбитое на три части Брачное уложении империи Элевис никак не сдавалось на славу победителю.
— Вы опять хотите просидеть весь день над этими пыльными талмудами?