— А я вас ни о чем не спрашиваю. Через час мне сообщат ваше имя. Но ведь не в этом дело… Я знаю о вас вполне достаточно.
Я подшил в дело последнюю страницу, с удовольствием разгладил папку, отложил ее в сторону. Бандит молча сидел напротив, а я просто рассматривал его. Высокий, темноволосый, с черными, длинными, как у кота, зрачками. Все-таки мне удалось материализовать фантом. Вот теперь — аз воздам. Я прочитал книгу от начала до конца…
В ЦЕНТРАЛЬНУЮ ОПЕРАТИВНО-СПРАВОЧНУЮ
КАРТОТЕКУ МИНИСТЕРСТВА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СССР
Направляя дактилоскопическую карту задержанного, отказавшегося дать сведения о себе, прошу проверить наличие регистрации; в положительном случае сообщить демографические данные задержанного и наличие у него судимостей.
Следователь.
Начальник уголовного розыска сказал:
— Получено указание этапировать его завтра в Москву. Дальнейшее следствие будет вести Прокуратура Союза.
Я пожал плечами:
— Им виднее…
— Вас подвезти до гостиницы?
— Нет, спасибо, лучше пройдусь. Людям кабинетного труда надо больше гулять перед сном…
Я вышел на улицу. Дождь кончился. Ветер расшвырял облака. Над головой висели звезды, тяжелые, яркие. А я уже совсем отвык от звезд. Шуршали под ногами подсохшие листья платанов, ветер подхватывал их и с треском гнал по мостовой. В костеле часы пробили три.
Я шел по длинной пустынной улице, полого опускавшейся вниз, и думал о том, что хорошо бы приехать сюда вновь. Не ловить Бандита, а просто гулять по этим тенистым улицам и возвращаться ночью в гостиницу не из тюрьмы, а из ресторана. Или из театра. Мне все равно. Только бы не из милиции и не из тюрьмы. И ходить по магазинам, чтобы покупать гуцульские безделицы, а не поджидать в них бандитов.
Я ведь совсем не герой, и приключения Джеймса Бонда не по мне. Наверное, беда в том, что у меня совсем нет честолюбия, и следователем я стал случайно. Когда все мои приятели-пацаны мечтали быть летчиками, пожарными и пограничниками, я мечтал стать дворником. Честное слово! Мечтал стоять по утрам у дверей нашего дома, в белом фартуке с красивой бляхой, и первым, самым первым в этот день говорить всем жильцам: «Доброе утро!» Просто я хотел говорить всем людям «Доброе утро!». А получилось совсем наоборот. И когда я могу сказать людям «Спокойной ночи!» — во мне теплится глупая детская радость, что и я не зря живу на земле.
Завтра я уеду из этого прекрасного города к себе домой, и кто знает, попаду ли когда-нибудь сюда снова. Потом подумал, что, наверное, у меня уже и дома никакого нет. Не ответила Наташа. Не смог я сказать ей про настоящую нежность. Да и не в этом дело. Не может, видно, одной любви хватить для счастья двум совсем непохожим людям…
Я постоял около памятника Мицкевичу, потом сказал ему:
— Адам, вы слышите, какая тишина?
Мицкевич смотрел на меня молча, с доброй улыбкой. Тогда я сказал:
— Снизойдите, Адам! Конечно, я не поэт, а простой и не слишком удачливый человек. Но я ведь и для вас, поэтов, стерегу эту тишину.
Я положил руку на его теплый бронзовый башмак:
— А в смысле невезучести Пашке Каргину еще хуже, чем мне. У него даже день рождения 8 марта…
И тут вспомнил, что сегодня у меня день рождения. Да-да, день рождения — 1 октября! А не 29 февраля или 8 марта, что было бы по отношению ко мне правильнее. И я почему-то ужасно обрадовался, что у меня день рождения. Что сегодня мне исполнилось двадцать девять лет! Хорошо было бы выпить по этому поводу, да в три часа ночи нигде не выпьешь. Прекрасно, что общепит так принципиально борется за мое здоровье и нравственность.
— Ура общепиту! — сказал я и пошел в гостиницу. И настроение у меня было великолепное.
Я бегом поднялся на второй этаж и вдруг увидел напротив своей двери фигуру. Инстинктивно бросив руку на карман, спросил строго:
— Это кто тут ходит? — и сделал еще шаг. — Элга? Как вы сюда попали?
Она подошла ко мне вплотную и уткнулась лицом в грудь.
— Мне надо было хоть еще один раз вас увидеть…
Я обнял ее за плечи и почувствовал себя необычайно мужественным и сильным.
— А почему вы ждали в коридоре, а не в номере?
— Потому что посторонних людей в номер не пускают.
— Ну, уж это дудки! Я сам разберусь, кто мне посторонний…
И я понял, что жизнь замечательна, даже если ты в детстве мечтаешь быть дворником и за тобой никто не хочет стоять в очереди.
Москва, январь 1968 г.
Лекарство против страхаРОМАН
Светлой памяти отца нашего посвящаем
-
— Меня зовут Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм.
— У вас красивое имя, — сказал он.
— Да. Но чаще меня называют Парацельсом. И я считаю это правильным, потому что в искусстве врачевания я уже давно превзошел великого латинянина Цельса.
— От каких болезней вы исцеляете? — спросил он, и в его прищуренных серо-зеленых глазах не было недоверия — хамского сомнения невежд, а светилось лишь искреннее любопытство.
— Я освобождаю от мук, ниспосланных человеку: водянки, проказы, лихорадки, подагры, от тяжких ран и болезни сердца…
— У вас есть помощники?
— Разум мой и опыт, да сердце, скорбящее о страждущих в мире сем.
— Вы одиноки?
Я засмеялся:
— У меня нет детей, нет жены и друзей не осталось. Но разве все люди не со мной? Разве благодарность пациентов не согревает мне сердце? Разве ненависть завистников — лекарей ничтожных и корыстных аптекарей — не угнетает мою память? И сотни учеников разве не связали меня с тысячами неведомых людей благодатью моего учения?
— Вы богаты?
Я показал ему на стопку рукописей:
— Вот все мое богатство. Да старый конь на конюшне. И меч ржавый в ножнах. А сам я живу здесь в немощи, и кормит меня из дружбы и милости последний мой товарищ и ученик — цирюльник Андре Вендль.
— Но говорят, будто вы можете простой металл превратить в золото. Почему вы не обеспечите себя и не облагодетельствуете единственного своего друга Вендля?
— Я, Парацельс, — великий маг и алхимик, и при желании достопочтенный господин может легко разыскать людей, которые собственными глазами видели, как я вынимал из плавильной печи чистое золото. Но господь сподобил меня великому знанию врачебной химии, и когда я получил в своем тигле лекарства, которые исцелили обреченных на смерть людей, я понял, что это знамение, ибо щепоть моего лекарства могла дать человеку больше, чем все золото мира. И тогда я дал обет не осквернять потной жадностью святой очаг мудрости и милосердия.
— А как вы сюда попали?
— Я вышел из своего дома на Платцле, перешел по подвесному мосту через Зальцах, дошел до Кайгассе и потерял на улице сознание. Очнулся я уже здесь, в гостинице «У белого коня»…
— Как вы себя чувствуете?
— Мой разум, чувства и душа совершенно бодры. Но у меня нет сил двигаться. Энтелехия — тайная жизненная сила, открытая и утвержденная мной, — неслышно покидает мое тело.
Вошел служитель, поставил на стол кружку сквашенного молока и печенье.
— Почему вы не принесли еды для моего гостя? — строго спросил я служителя, но гость торопливо сказал:
— Благодарю вас, не беспокойтесь, я недавно обедал. Да мне уже и собираться пора. Приятного аппетита, а я пойду, пожалуй…
— Счастливого вам пути. А как вас зовут?
— Станислав Тихонов.
— Приходите еще, нам найдется о чем поговорить.
— Спасибо. Могу я спросить, над чем вы работали последнее время?
Сначала мне не хотелось говорить. Но он не мог быть шпионом, у него лицо честного человека, любопытные, немного грустные глаза. И я сказал ему:
— Я создал лекарство против страха…
Глава 1ТЕНЬ И СВЕТ
«Стенограмма объяснения
участкового инспектора
капитана милиции А. Ф. Позднякова
в инспекции по личному составу
Главного управления внутренних дел Москвы.
… Вопрос. Когда вы пришли в себя?
Ответ. В воскресенье утром.
Вопрос. Где именно?
Ответ. В медвытрезвителе № 3.
Вопрос. Сотрудникам медвытрезвителя сразу сообщили, кто вы такой?
Ответ. Нет, я назвал себя и место работы после того, как выяснилось, что у меня пропали пистолет и служебное удостоверение.
Вопрос. Почему?
Ответ. Не знаю, я плохо соображал, у меня сильно болела голова.
Вопрос. Могли вы потерять пистолет и служебное удостоверение по пути от стадиона до сквера, где вас подобрал в нетрезвом виде экипаж патрульной машины?
Ответ. Нет, нет, нет! Я не был в нетрезвом состоянии!
Вопрос. Вот заключение врача: «Сильная стадия опьянения с потерей ориентации во времени и пространстве…» Вы полагаете, что врач мог ошибиться?
Ответ. Не знаю! Пьяным я не был!
Вопрос. Хорошо, расскажите снова, как вы попали на стадион.
Ответ. В пятницу был финал Кубка, играли «Спартак» и «Торпедо». Я очень люблю футбол и хожу на все интересные матчи, а тут всю неделю дел было невпроворот, и я не успел купить билет. Надеялся достать около стадиона. Походил у касс, вижу — билетов совсем нет, а желающих толпы. Тут подходит но мне какой-то гражданин и говорит: «Слушайте, у меня есть лишний билет, но я просто боюсь достать его из кармана: эти фанатики меня на части разнимут. Идите со мной, я вам у входа оторву билет, а деньги вы мне потом отдадите». Ладно, договорились. Оторвал он билет, объяснил, что товарищ не смог прийти; отдал я ему рубль. А жара стояла — больше тридцати градусов. Минут за пять до перерыва между таймами он мне говорит: «Посмотрите, пожалуйста, за моим местом, чтобы никто не сел, а я сбегаю в буфет — пивца хлебнуть». Скоро он вернулся и принес мне бутылку пива и бутерброд с колбасой. Я его, конечно, поблагодарил, а он мне отвечает, что есть латинская поговорка — не могу вспомнить, как это он сказал, — и перевел: кто, мол, дал однажды, тот даст и дважды. Выпил я бутылку пива, поговорили мы маленько про футбол. И чувствую я, что совсем у меня жажда не прошла, а даже еще сильнее пить захотелось. Жарко невыносимо, голова начала кружиться, все перед глазами зелено и круги плывут. Хочу соседу сказать, что сомлел я на жаре, и голоса своего не слышу. Все заплясало в голове, и больше ничего не помню…