Ее глаза расширяются, и она звучно сглатывает. Уголок моих губ дергается. Оказывается, медсестричку надо держать в тонусе, чтобы не тупила. Стоит припугнуть, как в ее голове ржавые шестеренки в движение приходят.
Я отпускаю ее и, пока она стрелой летит мимо меня в ванную, бросаю вслед:
— Время пошло!
Глава 4. Первая ночь в волчьем логове
Ася
На краске этот засранец не поскупился. Дорогую купил, качественную. Хоть волосы в солому не превратились. Правда, непривычно снова видеть себя шатенкой. Олегу я нравилась блондинкой. Ради него и осветлялась регулярно.
Хорошо выполоскав волосы, залезаю под душ. Не знаю, зачем. Наверное, смыть с себя грязь от вранья Олега. Подставляю лицо к прохладной воде, возвращая себя трезвость ума.
Камиль говорил загадками. Ляпнул что-то про долги, но почему-то связал меня с врагами Олега так, словно это я им дорогу перешла. А что, если он лжет? Может, Олег ни в чем не замешан. Он же врач! Он давал клятву, работает в крупной клинике, часто ездит по другим городам на самые сложные операции.
А ты уверена в этом? Ты знаешь об Олеге лишь с его слов. Ни разу не была в его клинике, не общалась с его пациентами, да и твои коллеги ничего о нем никогда не слышали.
Из ванной я выхожу, обернув волосы первым попавшимся полотенцем, от которого пахнет мужским гелем для душа, и напялив на себя свои джинсы и водолазку.
— У тебя там кран течет, — докладываю Камилю, но он это и без меня знает.
Проигнорировав мое замечание, отвлекается от плиты и срывает с меня полотенце, больно потянув за волосы. Я морщусь, втянув воздух через стиснутые зубы.
— Хорошо прокрасила? — Он грубо наклоняет мою голову, как хочет, словно я кукла, убеждается, что задание выполнено на отлично, и отпускает меня. — Я не разрешал тебе пачкать мое полотенце.
— Дай мне мое, — говорю я, скрещивая руки на груди. — И сменное белье мне тоже не помешает.
— Не заработала на свое. — Он ловко переворачивает стейк, от запаха которого меня начинает мутить. Аппетита совсем нет. Хочется просто исчезнуть. — Завтра смотаемся по делам, заскочим в магазин — купишь себе пару трусов.
— У меня есть трусы, раз уж мы об этом. Просто они дома. Нужно съездить и забрать.
Камиль вышвыривает стейк на тарелку, выключает плиту и поступью охотника приближается ко мне, сжимая в руке лопатку.
— Ты реально узколобая или притворяешься? У тебя больше нет дома. Ты никто. Не существуешь для внешнего мира. Но в нашем будешь делать все, что тебе прикажут. Зеленкой помазать? Помажешь. Сифилис излечить? Излечишь. Пулю вытащить? Мне насрать, как ты это сделаешь. Теперь ты — сапер.
— Сапер? — не понимаю я.
— Ну да. Он же ошибается только раз, — зло ухмыляется Камиль и возвращается к своему мясу.
Навалив к стейку приличную порцию соуса и взяв кусок хлеба, он садится за барную стойку, где приступает к обеду, уткнувшись в телефон. Даже не пытается притвориться гостеприимным.
— Ты купил матрас? — интересуюсь я, хоть как-то разряжая атмосферу.
— М-м-м… — мычит он, жуя и водя пальцем по экрану. В телефоне ему явно интереснее, чем со мной.
— Это да или нет?
Проглотив пережеванный кусок, Камиль косится на меня и рычит:
— Какая же ты шумная. Терпеть не могу болтливых. В шкафу журналы. Почитай. Посмотри телек. Погладь кошку. Поплачь где-нибудь в углу. Только заткнись, пока я тебе рот скотчем не залепил.
— Тебе кто-нибудь говорил, что ты невероятно милый парень? — Я развожу руками. — Наверное, от девушек отбоя нет. С тобой же так весело!
— А тебе кто-нибудь говорил, что ты заноза в заднице? — фыркает он, закинув в рот еще кусок мяса.
Выдохнув от разочарования, я усаживаюсь в кресло, но снова ловлю на себе недобрый взгляд хозяина этого волчьего логова.
— Что? Кресло тоже под запретом? У тебя тут из комфорта только стул, на котором ты сидишь, это старое кресло и кровать. Или мне перебраться на коврик у порога?
— Хорошая идея. Я бы точно не расстроился.
Ну уж фиг тебе, а не такое счастье! Беру пульт от телевизора и включаю свой любимый женский канал, где как раз началась новая серия моего любимого сериала. Делаю громче, но получаю новое замечание:
— Убавь.
И пальцем не пошевелю. Громко? Подними жопу и убавь сам!
Минут через пять это и происходит. Камиль подрывается с места, бросается к телевизору и вырывает вилку из розетки.
— Ты сам разрешил смотреть телевизор! — возмущаюсь я. — Или смотреть не означает слушать? Ты садист, ты в курсе? Изувер! Бессердечный, невоспитанный, неисправимый!
— Еще одно слово, медсестричка, и спать сегодня ты точно будешь на коврике, — грозит он мне.
— Ох ты батюшки! Напугал! Да с ковриком приятнее, чем с тобой!
Камиль хватает одну подушку с кровати и швыряет ее к порогу.
— Располагайся! — рявкает мне, вернувшись к своему обеду.
— Ну и говнюк же ты, — бубню я себе под нос. Маркиза запрыгивает ко мне на колени и начинает тереться о грудь, будто поддерживая и успокаивая. Увы, лапочка, твой хозяин — козел. — Я хочу пить! — говорю я, погладив кошку. — Можно? Или сдохнуть от жажды?
— Да пей уже, только заткнись! — орет Камиль, как припадочный. Ему явно надо показаться психологу.
— Ты, если жалеешь, что привез меня сюда, можешь обратно увезти.
Я не рискую брать воду из холодильника, чтобы снова не нарваться на истерику этого пришибленного, а набираю воду из-под крана.
— Я не пойму, чего ты добиваешься? — Он бросает посуду в мойку и выпрямляется прямо передо мной, задрав подбородок. — Ты не уйдешь от меня живой, медсестричка. Но если доведешь меня, и у меня нервы сдадут, тебе конец. Хавчик в холодильнике. В двадцать два отбой. Ночью по квартире не шататься. На горшок только на цыпочках. Разбудишь меня, спросонок могу мозги вышибить. Все поняла?
— А подъем? — Я делаю глоток воды, поверх стакана глядя на Камиля.
— Завтра в пять. Но чаще — в три. Я вон с того мешка день обычно начинаю. — Он кивает мне на боксерский мешок у кровати.
— А фен у тебя есть?
— Ты прикалываешься?! — Он опять хватает меня за локоть. Когда-нибудь точно руку вывернет, идиот!
— Просто хочу сразу все уточнить, чтобы больше не бесить тебя своими расспросами. И перестань хватать меня. Больно!
Он нарочно сильнее сдавливает мою руку, наслаждаясь мукой на моем лице.
— Я уже начинаю жалеть, что сжалился над тобой.
— По-твоему, это сжалился? Да лучше бы ты шлепнул меня! Притащил меня в свинарник на пытки и возомнил себя великим спасителем!
— О, детка, — выдыхает он, смакуя каждый звук и обнажая свои ровные белоснежные зубы, — это еще не пытки. Не нервируй меня, иначе у твоего будущего появится возрастной ценз «восемнадцать плюс».
От этой угрозы веет решимостью и колючим холодом. Мне действительно лучше притормозить коней. Молча киваю, убеждая Камиля, что поняла, и он меня отпускает.
Оставшийся день я молча листаю журналы, иногда смахивая слезы и гладя Маркизу. А Камиль то чистит и заряжает пистолеты, то колотит мешок, демонстрируя мне крупные твердые мышцы своего пугающего тела. А за пять минут до отбоя указывает мне на коврик.
Не шутит, гад. Всерьез решил показать свое превосходство надо мной. Ладно, пусть не думает, что буду рыдать и просить матрас или хотя бы одеяло. Обойдусь! Может, проснутся в нем остатки совести.
Стряхнув с коврика мусор, я взбиваю подушку и ложусь, отвернувшись от Камиля. У порога немного дует, поэтому я сворачиваюсь клубком. Главное — поясницу не застудить. Насморк-то переживу, а почки — дело серьезное.
Свет гасится вместе с моей призрачной надеждой получить одеяло.
Ну и черт с тобой! Унижаться все равно не стану.
— Спокойной ночи, — говорю я в темноту, когда Камиль перестает шуршать постелью.
Секунду в квартире стоит могильная тишина, нарушаемая лишь звонкими каплями из крана в ванной, а потом Камиль предупреждает:
— Советую выспаться. Завтра у нас тяжелый день. Будешь храпеть — завалю.
Я молча хмыкаю. Какой же он… душка…
Глава 5. Первый пациент
Камиль
Утром нахожу медсестричку в кресле. Замерзла, значит, у порога, раз сюда перебралась. А меньше языком трепала бы, и спала бы по-человечески.
Поколотив мешок, толкаю ее по коленке. Не реагирует. Крепко спит, мерзавка. Приходится наклониться и потрясти за плечо — тонкое, хрупкое. Эта девчонка весит не больше пятидесяти килограммов. А со мной еще похудеет. И это при ее-то модельных длинных ногах.
Вздрагивает от испуга. Хорошо, что не вскрикивает, увидев меня над собой.
— Я надеялась, ты — всего лишь дурной сон, — тихо бурчит она, поднимаясь и разминая шею.
Хоть раз бы придержала мысли при себе. Но нет — все надо озвучить!
— У тебя пятнадцать минут.
— На что? У меня даже зубной щетки нет.
— Возьми в шкафчике новую.
Я стягиваю полотенце с плеч. Медсестричка, взглядом скользнув по моему торсу, отворачивается. Ломает из себя недотрогу, а ведь не станет отрицать, что ее «Олегу» далеко до такой формы.
Пока она приводит себя в порядок, я кормлю Маркизу, надеваю наплечную кобуру под куртку и созваниваюсь с братом.
По-хорошему, мне следует сдать Адель со всеми потрохами и рассказать ему, что пока он торчит в Палермо, наша дорогая сестрица притащила на его виллу своего муженька. Но тогда я стану стукачом. Наказания не боюсь, а репутацию запачкать из-за какого-то гондона не могу.
— Как дела, брат?
— Все отлично. Сам не ожидал, что все так сложится, — голос у него бодрый. — Сегодня вылетаем домой. — Прекрасней новости просто не может быть! — Только не говори Адель. Она ждет нас на следующей неделе. Дети хотят устроить ей сюрприз.
— Ты же знаешь, я нем как рыба. Вас встретить?
— Нет, не надо. Азиз встретит, — отвечает он, явно что-то недоговаривая.
— Паола с вами, да? — догадываюсь я. Ну конечно, эта змея тоже прилетит!