– Может, она решила сменить Саймона на модель поновее, – произносит Джастин, входя в гостиную.
Сын сменил рабочие джинсы и черную футболку на серые спортивные штаны и толстовку. Обуваться не стал. В одной руке у него телефон, в другой – тарелка с сосисками и картошкой.
– Не смешно, – отзывается Саймон и берет у меня газету. – А если серьезно, зачем ты разглядываешь объявления «Разговоров для взрослых»?
Он хмурит брови, по его лицу пробегает тень. Я замечаю это и сверлю Джастина взглядом. Саймон старше меня на четырнадцать лет, хотя иногда я смотрю в зеркало и думаю, что уже догоняю его. Вокруг глаз залегли морщинки, которых у меня не было в тридцать, да и кожа на шее начала увядать. Я никогда не обращала внимания на нашу разницу в возрасте, но Саймон довольно часто о ней упоминает. И, знаю, беспокоится по этому поводу. Джастину тоже об этом известно, и он пользуется любой возможностью вставить шпильку. Даже не знаю, кого пытается вывести из себя – Саймона или меня.
– Вам не кажется, что она похожа на меня?
Я тыкаю в объявление под рекламой «взрослых» услуг Ангела. Джастин наклоняется над плечом Саймона, а Кэти вытаскивает руки из ультрафиолетовой лампы, чтобы рассмотреть снимок получше. Секунду мы молча разглядываем фото.
– Нет, – говорит Джастин.
– Немного, – одновременно с ним отвечает Кэти.
– Ты носишь очки, мама.
– Не всегда, – замечаю я. – Иногда вставляю контактные линзы.
Хотя и не могу вспомнить, когда это было в последний раз. Очки меня никогда не напрягали, а та пара, которую сейчас ношу, – в толстой черной оправе – придает мне такой вдумчивый вид, о каком в школе можно было только мечтать.
– Возможно, кто-то решил тебя разыграть? – предполагает Саймон. – Нашел сайт и зарегистрировал в службе знакомств смеха ради.
– И кто же мог что-то подобное проделать?
Я смотрю на детей. Замечу ли, если они начнут перемигиваться? Но Кэти выглядит такой же смущенной, как и я, а Джастин вернулся к своей картошке.
– Ты звонила по этому номеру? – спрашивает Саймон.
– За полтора фунта в минуту? Шутишь, что ли?
– Так это все-таки ты? – говорит Кэти. Глаза у нее озорные. – Ну, знаешь, решила подзаработать на карманные расходы. Давай, мам, нам-то можешь признаться.
Тревога, которая поселилась во мне с того момента, когда я впервые увидела объявление, начинает утихать. Меня разбирает смех.
– Не уверена, что за меня станут платить полтора фунта в минуту, дорогая. Но ведь действительно похожа, да? Так перепугала.
Саймон достает из кармана мобильник и пожимает плечами.
– Готов поспорить, кто-то что-то замыслил на твой день рождения.
Он включает громкую связь и набирает номер. Вот ведь нелепая картина: мы все столпились вокруг «Лондон Газетт» и звоним в секс по телефону.
– Набранный вами номер не существует.
Тут я понимаю, что старалась не дышать.
– Ну вот и все. – Саймон протягивает мне газету.
– Но что там делает моя фотография? – упорствую я.
День рождения у меня не скоро, и не думаю, что кому-нибудь покажется забавным зарегистрировать меня в службе знакомств. Мне приходит на ум, что этот «кто-нибудь» может недолюбливать Саймона. И хотеть нас рассорить. Кто же это? Мэтт? Я отметаю эту идею так же быстро, как она появляется.
Невольно сжимаю плечо Саймона, хотя тот и не подает вида, что реклама его встревожила.
– Мам, да не похожа она на тебя. Это какая-то старая курица с отросшими корнями, – произносит Джастин.
В каком-то смысле это комплимент, я думаю.
– Джас прав, мам. – Кэти снова смотрит на объявление. – Она немножко похожа на тебя, но многие люди на кого-то похожи. У меня на работе есть девушка – вылитая Адель.
– Ну, наверное.
Я бросаю последний взгляд на страницу. Женщина на фотографии не смотрит прямо в камеру, и разрешение у снимка ужасное. Удивительно, как его вообще решили использовать в рекламе. Я протягиваю газету Кэти.
– Милая, сунь ее в мусорное ведро, когда пойдешь за ужином для остальных.
– Мои ногти! – возмущается она.
– Мои ноги, – парирую я.
– Я принесу. – Джастин переставляет свою тарелку на кофейный столик и встает. Мы с Саймоном обмениваемся удивленными взглядами, а сын закатывает глаза: – Что? Можно подумать, я никогда не помогал по дому.
Саймон коротко ухмыляется:
– Это о чем сейчас речь?
– Да пошел ты, Саймон. Сам иди за своей едой.
– Прекратите оба, – рявкаю я. – Господи, иногда трудно понять: кто ребенок, а кто родитель.
– В том-то и дело, что он мне не… – начинает Джастин, но замолкает, увидев выражение моего лица.
Мы ужинаем перед телевизором и препираемся из-за пульта. Я ловлю взгляд Саймона. Он подмигивает мне: интимный момент среди хаоса жизни с двумя взрослыми детьми.
Когда на тарелках остаются лишь блестящие пятна масла, Кэти надевает пальто.
– Ты собралась уходить? – произношу я. – Уже девять часов.
Она испепеляет меня взглядом.
– Это же вечер пятницы, мам.
– И куда ты направляешься?
– В центр. – Она замечает выражение моего лица. – Я поеду с Софией. На такси. Никакой разницы с возвращением после поздней смены.
Мне хочется сказать Кэти, что разница все-таки есть. Что черная юбка и белый топ, которые носят официантки на ее работе, не настолько вызывающие, как облегающее платье, надетое на ней сейчас. Что собранные в хвост светлые волосы делают ее лицо юным и невинным, а взъерошенная прическа придает ей излишнюю сексуальность. Что на ней слишком много косметики. Что каблуки слишком высокие, а ногти слишком красные.
Но я, разумеется, ничего не говорю. Мне самой когда-то было девятнадцать, и я достаточно долго была мамой, чтобы понимать, когда свои мысли лучше оставить при себе.
– Хорошо вам провести вечер. – И, не удержавшись, добавляю: – Будьте осторожны. Держитесь вместе. И много не пейте.
Кэти целует меня в лоб, а затем оборачивается к Саймону.
– Пообщайтесь наедине, ладно? – Она кивает в мою сторону, а затем улыбается, подмигивает мне, выходит за дверь и кричит уже из холла: – Ведите себя хорошо. А если не можете хорошо, то хотя бы осторожно!
– Беспокоюсь о ней, – произношу я, когда Кэти уходит. – Ничего не могу поделать.
– Знаю, но у нее есть голова на плечах. – Саймон сжимает мое колено. – Вся в маму. – Он смотрит на Джастина, который развалился на диване и уткнулся в телефон. – А ты никуда не собираешься?
– На мели, – отвечает тот, не отрывая взгляда от крошечного экрана.
Я вижу белые и голубые квадратики сообщений, но текст слишком мелкий, чтобы прочесть с моего места. Между спортивными штанами и толстовкой сына торчит полоска красных боксеров, капюшон поднят, хотя Джастин не на улице.
– Разве Мелисса не по пятницам тебе платит?
– Она сказала, что занесет деньги на выходных.
Джастин приступил к работе в кафе в начале лета, когда я уже потеряла надежду на то, что он найдет себе какое-нибудь место. У него была пара собеседований – в музыкальном магазине и в обувном, – но едва всплывала история про его судимость за мелкую кражу, все заканчивалось.
– Это можно понять, – говорил мне тогда Саймон. – Ни один наниматель не захочет рисковать и брать на работу человека, который способен запустить руку в кассу.
– Ему было четырнадцать! – вступалась я за сына. – Его родители развелись, а ему самому пришлось сменить школу. Едва ли похоже на портрет закоренелого преступника.
– И тем не менее.
Я оставила эти разговоры. Не хотелось спорить с Саймоном. По бумагам Джастин числился безработным, но если бы вы его знали… Пришлось пойти на поклон к Мелиссе.
– Доставка, – предположила я. – Раздача флаеров. Что угодно.
Джастин никогда не был прилежным. Не любил читать, в отличие от других детей подготовительного класса. До восьми лет даже алфавита не знал. Со временем заставлять его ходить в школу становилось все труднее – подземные переходы и торговые центры привлекали Джастина сильнее, чем уроки. Он окончил школу с аттестатом, в котором был только курс программирования, и предупреждением за кражу в магазине. К тому времени учителя уже поняли, что у него дислексия, но было слишком поздно что-то предпринимать.
Мелисса задумчиво смотрела на меня. Я даже подумала, что переступила границу и поставила ее в неловкое положение.
– Пусть работает в кафе.
Мне было слов не найти. Простого «спасибо» казалось недостаточно.
– За минимальную плату, – поспешно добавила она, – и с испытательным сроком. С понедельника по пятницу, поочередно ранние и поздние смены. Иногда будет прикрывать меня в выходные.
– Я твоя должница.
Мелисса отмахнулась:
– А для чего еще нужны друзья?
– Раз уж у тебя теперь есть работа, может быть, начнешь платить маме за жилье? – произносит Саймон.
Я пронзаю его взглядом. Саймон никогда не вмешивался в воспитание. Нам даже обсуждать это пришлось – когда я встретила Саймона, Джастину уже исполнилось восемнадцать, а Кэти четырнадцать. Они были почти взрослыми, пусть иногда и вели себя иначе. Им не нужен был новый папа, и, к счастью, Саймон никогда не пытался таковым стать.
– Ты же не просишь арендную плату с Кэти.
– Она младше. Тебе двадцать два, Джастин, ты уже достаточно взрослый, чтобы рассчитывать на самого себя.
Джастин взмахивает ногами и встает одним плавным движением.
– А ты оборзел. Может, сначала сам заплатишь за жилье, а потом начнешь мне указывать?
Как же я это ненавижу. Два моих любимых мужчины готовы вцепиться друг другу в глотки.
– Джастин, не говори с Саймоном в подобном тоне. – Я неосознанно выбираю сторону, но едва слова срываются с губ, вижу взгляд Джастина. Я словно предала его. – Он всего лишь предложил. А я ничего у тебя не прошу.
И не попрошу. Плевать, если люди сочтут это мягкотелостью. Буду стоять на своем. Я могла бы брать с Джастина символическую плату за жилье и еду, но даже так у него почти ничего не оставалось бы. И как ему жить? Не говоря о том, как ему откладывать что-то на будущее. Я была моложе Кэти, когда ушла из дома, не имея ничего, кроме чемоданчика с одеждой, беременности и звенящих в ушах упреков моих разочарованных родителей. Для своих детей я хочу большего.