Старая Маула провела ладонью по морщинистому лицу, словно сметая с него паутину. Потом сказала:
– Поступай, как знаешь. Мне жаль, если мое уменье умрет вместе со мной. Но если этому суждено случиться – пусть случится.
Маула отвернулась и пошла к буфету.
У Юры Суслова, которого друзья обычно звали просто Сусликом, с утра было паршивое настроение. Прежде чем выбраться из своего старенького «жигуленка»-«копейки», он взял из пакета, лежащего на соседнем сиденье, банку пива «Балтика», открыл ее и, запрокинув голову, принялся пить большими, жадными глотками.
Суслику было двадцать два года. Из них восемь с половиной он прожил у Матвеевны. Он никогда не называл ее мамой, только Матвеевной или тетей Таней, однако в глубине души считал ее своим единственным родственником, если не матерью, то уж точно кем-то вроде тетки…
Восемь лет назад Матвеевна приютила его, когда он, потерявший родителей, позабытый и брошенный родственниками, слонялся по поселку, обезумев от горя и голода. Юра не помнил, что случилось с его родителями, поскольку в тот роковой вечер нанюхался клея с двумя дружками-приятелями, а потом «догнался» бутылкой паленой водки. Следствие установило следующее. Приятели Суслика, проголодавшись, стали обшаривать квартиру в надежде раздобыть какой-нибудь «хавчик». Но вместо холодильника почему-то полезли в шкаф. Где молодые раздолбаи наткнулись на мамину шкатулку с украшениями.
В тот момент, когда они принялись распихивать украшения по карманам, в квартиру вошли родители Юры. В точности не известно, что у них там приключилось. Скорей всего, мать, увидев, как двое «обдолбышей» опустошают ее шкатулку, завопила, отец бросился на них и попытался вернуть украденное, однако парни не согласились с таким раскладом и принялись бить отца и мать тяжелой шкатулкой. И делали это, пока не забили насмерть.
Потом юные убийцы сбежали из квартиры и попробовали впарить украденные кольца и цепочки прохожим на железнодорожном полустанке. Те вызвали ментов, менты приехали и попытались задержать правонарушителей, парни стали сопротивляться, и менты застрелили их «при задержании». Вот такая вот история.
Юра решил жить один, но спустя еще несколько дней выяснилось, что квартира его родителей была заложена банку «Строй-Ист-Кредит». Так Юра-Суслик остался не только без родителей и друзей, но и без дома. И неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы Матвеевна не подобрала его, обнюхавшегося клеем, на улице и не привела к себе домой.
…Пиво закончилось. Юра опустил банку и смачно рыгнул. Затем вышел из машины и захлопнул дверцу. Смял алюминиевую тару в руке и швырнул в железный бак, стоящий у гаража вместо урны.
Потом посмотрел на дом. Дом был старый, но просторный. Вот если бы Матвеевна померла, а ее дом достался Юре в наследство… Но рассчитывать на это особо не приходилось. Хоть старуха и жаловалась на миллион болезней, но для своих шестидесяти с гаком выглядела вполне крепкой.
Юра осадил себя.
«О чем я думаю? – с удивлением пробормотал он. – Откуда эти бредовые мысли?»
Суслик передернул плечами и решительно вошел в дом.
…Матвеевна сидела на диване перед включенным телевизором. На плечах – цветастый платок, на ногах – теплые шерстяные «чуни». Звук у телевизора был выключен, а на экране большой пятнистый хищник, притаившись в высокой траве, выслеживал стадо антилоп. Юра посмотрел на седоватый затылок Матвеевны и вдруг подумал о том, что этот затылок очень хрупкий. И если взять со стола тяжелую керамическую вазу и ударить этой вазой посильнее…
«Да что со мной?!» – с изумлением подумал Суслик.
Он тряхнул головой, прогоняя странные и страшные мысли, которые прежде никогда не водились у него под черепной коробкой.
– Матвеевна, не знал, что ты любишь передачи про животных! – весело сказал он.
Пятнистый хищник на экране выскочил из засады и бросился на антилопу. Повалил ее в пыль и вцепился зубами в горло. Из разорванной артерии хлынула кровь.
– Матвеевна! – Юра подошел к своей благодетельнице и положил ей руку на плечо. – Теть Тань!
Матвеевна медленно обернулась и посмотрела Юре в лицо. Глаза ее были пусты, словно перед ней сидел не живой человек, а огромная кукла.
– Теть Тань, ты чего?
Матвеевна вдруг вскинула руки и, резко подавшись к Юре, вцепилась ему пальцами в шею.
– Да ты чего! – завопил он.
– Ты помечен! – прошипела Матвеевна. – Поме-еч-е-ен!
Суслик с трудом оторвал от себя холодные пальцы тетки. Отпрыгнул в сторону и, выпучив на Матвеевну глаза, возмущенно и испуганно заорал:
– С ума сошла?! Ты же меня чуть не задушила!
Матвеевна еще пару секунд молча смотрела на Юру, а потом вдруг раскрыла рот и захохотала. И от смеха этого волосы у него на голове привстали, а по спине пробежала ледяная волна. Казалось, смеялся только рот Матвеевны, потому что глаза по-прежнему были пусты.
Юра, сам того не замечая, нашарил на комоде керамическую вазу. Матвеевна вдруг перестала смеяться. Она отвернулась от Юры и снова вперила взгляд в экран телевизора, на котором пятнистый хищник рвал клыками брюхо поверженной антилопы.
Юра увидел в своей руке вазу.
– ВСЕГО ОДИН УДАР, И ТЫ ХОЗЯИН СВОЕЙ ЖИЗНИ!
– Что? – дрогнувшим голосом спросил он. И завертел головой, словно ожидая увидеть в комнате кого-то постороннего. Но, кроме него и Матвеевны, рядом никого не было. Юру прошиб холодный пот.
– Да что же это… – с тоской и досадой пробормотал Юра.
Он поставил вазу обратно на комод, вымученно хмыкнул и проговорил, обращаясь к Матвеевне:
– Ну, теть Тань… Шуточки у тебя.
– Затопи печь, – произнесла вдруг Матвеевна ровным, чуть глуховатым голосом. Поежилась и добавила после паузы: – Холодно.
– Хо… хорошо, – чуть запинаясь, ответил Юра, снова глядя на ее затылок.
На экране телевизора несколько гиен, отогнав леопарда, с рычанием и жутким лаем-хохотом рвали на куски плоть антилопы.
– ОДИН УДАР! ВСЕГО ОДИН УДАР! ЭТО ЖЕ ТАК ПРОСТО!
Суслик с усилием отвел взгляд от затылка Матвеевны. Быстро подошел к двери и снял с гвоздя топор. На пару секунд остановился, взвешивая его в руке и со странным выражением косясь на Матвеевну, затем чертыхнулся и вышел из дома.
Хозяин городской лесопилки, гостиницы и станции техобслуживания Игнат Борисович Соболев сидел за широченным столом, сдвинув брови и пронзительно глядя на сына. Двадцатилетний Егор Соболев стоял перед отцом навытяжку, как солдат перед генералом.
Отец и сын были похожи. Игнат Борисович – грузный, ширококостный, с властным лицом, пересеченным несколькими резкими морщинами. Одет в дорогущий костюм, седоватые волосы аккуратно зачесаны назад.
Егор Соболев – двухметровая конопатая орясина с плечами, о которые можно гнуть рельсы. Волосы острижены под машинку, в серо-голубых глазах – затаенная усмешка. Егор три месяца как вернулся из армии. За это время он уже дважды попадал в милицейский «обезьянник» за драку, но оба раза отец сумел спустить дело на тормозах.
Чуть в стороне, в креслице, пристроился Алексей Еременко, лысый, очкастый тридцатилетний парень в строгом костюме, с умным лицом и двумя высшими образованиями в загашнике.
Игнат Борисович метнул в сына грозный взгляд из-под сдвинутых бровей и раздраженно произнес:
– Егор, ты думаешь, мне легко каждый раз тебя вытаскивать?
– Нет, – буркнул в ответ Егор.
– Что? Не слышу!
– Нет, не легко, – повторил Егор. Вздохнул и добавил: – Пап, я все осознал. Правда. Я больше не буду никого задирать. Я решил образумиться.
Глаза Соболева-старшего подозрительно сузились. Он погрозил сыну толстым пальцем и сказал с угрозой:
– Если еще раз мне позвонят по твоему поводу из милиции, я выгоню тебя из дома. Будешь сам искать деньги себе на пропитание.
– Ну и найду, – тихо проговорил Егор.
– Что? – нахмурился Игнат Борисович. – Повтори, что ты сказал!
Пару секунд отец и сын смотрели друг другу в глаза. Егор отвел взгляд первым. Игнат Борисович откинулся на спинку кресла.
– Будем считать, что мы поняли друг друга, – грозно сказал он.
Егор пару секунд помолчал, потом снова посмотрел отцу в лицо и вдруг спросил:
– Хочешь, чтобы я перестал валять дурака?
– Хочу ли я этого? – Лицо Соболева-старшего посуровело. – Да я только об этом и говорю! Или все мои слова для тебя – пустой звук?
– Нет, не пустой. Пап… – голос Егора дрогнул. – Одолжи мне денег, чтобы я начал собственный бизнес. Я тебя не подведу. И через пару лет верну все до копейки. С процентами.
Игнат Борисович неодобрительно посмотрел на сына.
– Я предложил тебе работу на своей фирме, – сухо сказал он. – Ты до сих пор ничего мне не ответил.
– Я не хочу пахать на твоей фирме! Я хочу сам! Понимаешь – сам!
– Чтобы открыть собственное дело, нужно учиться! Получить образование. Поступить в Оксфорд или Кембридж. На худой конец в МГУ. И окончить его. Желательно с отличием!
– Кембридж-хренбридж, – едва ли не брезгливо пробормотал Егор. – Сам-то ты много университетов окончил?
– Тогда было другое время.
– Времена всегда одинаковые. Ты сам мне об этом много раз говорил.
Игнат Борисович помолчал, хмуро глядя на сына.
– Ладно, – жестко произнес он. – Доказывать я тебе больше ничего не буду. Денег не дам.
Губы Егора обиженно дрогнули.
– Пап, ты не понимаешь…
– Не дам! – повторил отец. – Но двери моей фирмы для тебя всегда открыты. Захочешь – приходи. Поработаешь с полгодика мастером заготовительного цеха. Ты с этим справишься. Потом сделаю тебя заместителем департамента. Ну, а еще через полгода…
– Да, папа, – с сухой усмешкой перебил Егор. – Так точно, папа. Я все понял, папа.
Еременко, все это время молча наблюдавший за спором отца и сына, незаметно ухмыльнулся. Это не укрылось от взгляда Игната Борисовича. Он недовольно зыркнул на помощника и раздраженно пробасил: