Фыркнув, конь поплелся знакомиться с новыми друзьями. Конюхи, выглянув из конюшен с удивлением и страхом наблюдали, как к ним приближается ЭТО.
— Ты видишь то же, что и я? — услышал я голос одного конюха. — Или это мне сниться?
Тот покачал головой.
— Видно, корги-кони были не самым странным, что я увижу за свою жизнь…
Приближаться к Булату не рискнул ни один, и хорошо. Уж больно вольная птица этот… конь.
— Ребята, и не думайте наваливать ему овса! — крикнул я им, когда Булат скрылся в конюшне. Оттуда сразу донеслось взволнованное ржание. — Все списки того, что он любит уже у Маруси.
Они закивали и аккуратно — с таким видом будто они в гостях в собственной конюшне — скрылись внутри. Там уже что-то светилось.
Я же забежал в усадьбу, поглядеть, как там освоились наши. На удивление все чувствовали себя как дома, и атмосфера уже мало отличалось от того домашнего уюта, что царил в московском поместье и в Широково. Духа прежних хозяев ничуть не ощущалось. И хорошо — выкуривать призраки Меладзе совсем не хотелось.
У меня была крамольная мысль по-тихому добраться до спальни, закрыть все двери и окна и пропасть там на пару часиков, но ни жены, ни остальные члены семейства не дали мне ступить и шагу. Все же дел в новом поместье было невпроворот, да и обе дамы требовали внимания. Особенно в свете исчезновения Виолетты. Обе были обеспокоены до крайности.
— Ладно, а то еще бы Есенина проспал, — буркнул я, поцеловав сначала Машу, а потом Свету.
На все их разговоры я только кивал. Нет, Виолетта всю дорогу не уходила у меня из головы, но сначала стоит дождаться новостей от Люси, а потом планировать операцию. Сначала накопим силы, оценим риски, спланируем операцию, и только потом…
— И когда это у нас было так гладко? Ну, про риски и планы? — ухмыльнулась Лора.
Тут я не мог с ней не согласиться. Редко когда все удавалось спланировать. Обычно все выходило исключительно через импровизацию.
— Вот попомни мое слово, — сказала Лора. — Уже к концу дня точно произойдет что-нибудь неожиданное, и все твои планы улетят в трубу!
Кстати про неожиданности. Не успел я добраться до кухни, как меня взяла в оборот Маруся и, усадив на стол, пододвинула полную тарелку борща.
— Ты там, поди, на этой своей Антарктиде задубел совсем! — заворчала она. — Тоже мне, полярник нашелся! Ешь, и пока не очистишь тарелку, не встанешь!
Со смиренным видом я взял ложку и принялся есть. Хотя борщ был просто пальчики оближешь.
Рядом тут же образовался Боря. Он хотел мне что-то рассказать, но ему тоже плеснули пару половников. Нахмурившись, он отодвинул тарелку.
— С ума сошел! — уперла руки в боки Маруся. — С утра и крошки в рот не брал! А ну быстро!
Боря тоже взял ложку, и со смиренным видом мы оба принялись делать Марусе приятно. Ну и подкрепиться не мешало, конечно.
— Вот-вот, а то поди ни в Кремле, ни в Антарктиде таких борщей и не ведали, — сказала Маруся. — Да и царь, поди, исхудал с этими своими делами… Мне сказали он совсем сдал. Одна кожа да кости на этих его кремлевских харчах!
Я горько хохотнул.
— Если хочешь, можешь попотчевать его чем-нибудь по своему рецепту. Раз он все равно недалеко, — бросил я, выпив остаток борща. В животе сразу стало хорошо.
Тут же услышал стук удаляющихся шагов — Маруся торопливо покинула кухню. Мы с Борей переглянулись.
— Эээ… Я же пошутил…
— Дошутился, шутник! — хмыкнул Боря и ткнул меня кулачком в бок.
Через пару минут Маруся вернулась — при параде и с сумкой. Ни слова не сказав, она принялась собирать свои ножи.
— Его поди там в этой гостинице кормят чем не попадя! — бормотала она, собираясь. — Кто знает, что ему дают?.. А вдруг его попытаются отравить! Не-е-е-ет! Не в мою смену!
— Там вообще-то первоклассные повара… — заикнулся я, чем вызвал на себя гром и молнии.
— Какие-какие еще повара⁈ Первоклассные!!!
— Ну ты попал, Кузнецов! — хихикнула Лора, появившись передо мной в костюме повара — фартучек, естественно был надет на голое тело. — Сейчас придется съесть всю кастрюлю этого борща!
— Так ты… — скосил я глаза. — Ты-то при ребенке в таком не разгуливай. Рано ему еще…
— Так он все равно меня не видит.
— И что? Я-то вижу!
Отбившись от рассерженной Маруси, я пообещал доставить ее к царю в гостиницу. А тут еще и Боря напросился. Мол, выходной, в школу идти не нужно, а в поместье ему скучно.
— Ишь какой! — фыркнула Лора. — В поместье ему скучно! В поместье!
— Не ворчи, — ответил я, поднимаясь со стула на «ходулях» из болванчика. — Немного удачи нам в гостинице не помешает. Все же Есенин вот-вот прибудет. Надеюсь.
Арктика,
Немногим ранее
Снег. Он был везде. Снизу, справа, слева, сверху… В ботинках, за шиворотом и даже в бороде. Он был везде! ВЕЗДЕ!
— Гадство… — проговорил Есенин, выгребая снег из капюшона. Он не слишком надеялся найти в этой ледяной пустыне Исаака, но хотя бы достойного противника так точно.
Но нет. Перебив не одну сотню монстров он только набил полные ботинки снега, замерз и пару раз чуть не стал причиной таяния льдов. На последнее ему было плевать, но по телевизору говорили, что это плохо.
Раскроив пасть очередному ледяному змею, Есенин огляделся. Снова снег да снег кругом, и больше ничего…
А тут еще в горле першит. И где, спросите, можно пропустить пару стаканов в этой чертовой снежной пустыне?
Оглядевшись, Есенин не нашел ни единого признака цивилизации и, сунув руки в карманы, побрел по снегу. Ему было грустно.
Через какое-то время он все же увидел впереди дымок, а еще немного погодя наткнулся на несколько заснеженных крыш и антенн, которые могли быть только полярной станцией. Рядом стояли снегоходы и трактор, а неподалеку даже вертолет имелся, а еще небольшое здание с табличкой «Бар». Настроение Есенина немного улучшилось, и он направился прямо туда.
Открыв двери, он оглядел полупустой зал. Все посетители — сплошь грустные бородачи — были ему одинаково неинтересны. Собака у барной стойки, да бармен. Вот и вся компания.
— Налей мне что-нибудь, любезный, — попросил он бармена, присев за стойку. А тот — тоже бородатый — смерил незнакомца удивленным взглядом и наполнил ему бокал до краев.
Пригубив пива, Есенин подпер кулаком подбородок. Разбавленное, как же иначе…
— Эй, ты Есенин? — спросили сбоку, но Саша даже не счел нужным оборачиваться.
— Нет, — ответил он, хлебнув еще немного. — Разве Есенин мог бы появиться в этом захолустье, где даже женщин нет, а сплошь какие-то тюлени?
— Нет, ты Есенин. Нечто сказал мне, что ты будешь тут.
И тут на его плечо упала чья-то рука. Саша ненавидел три вещи в этой жизни — слабаков, зануд и любителей трогать его без разрешения.
Он повернулся с четким намерением распылить наглеца на атомы, но…
— Хорошо, — расплылся в улыбке мужчина. А она у него была буквально до ушей. Глаза металлически сверкали. — Теперь ты понимаешь…
Как и у всех остальных. Весь десяток человек повернулись к Есенину и расплылись в улыбках. Нечеловеческих. Зубов у них были десятки, а у некоторых и сотни. Собака зарычала и облизнулась — язык у нее был раздвоенным.
Есенин же перевел взгляд на бармена, а тот стоял бледный как полотно. Ну хоть он оказался обычным человеком. Обычным слабым человеком.
— Налей еще, — бросил он. — И не думай бежать. Пока я с ними не закончу, это бесполезно.
Окружающие уродцы расхохотались.
— Некуда бежать, Саша, — сказал тот, что подсел к нему. Его Есенин немного знал. Однажды — по глупости — засадил за решетку, вместо того, чтобы оторвать голову. Ошибка, которую он намеревался исправить. — По крайней мере до тех, пор пока мы не договоримся…
— У тебя есть минута, — сказал Есенин, пока ему наливали пива. Рука бармена дрожала. — Вернее, до тех пор, пока я не допью стакан, можешь говорить, Герман. Ты же Герман, или?..
— Он мой верный слуга, — отозвался Нечто. — Мои верные слуги почти везде в этом затерянном море снега. Бежавшие от закона, неудачники и прочее отребье…
— Хреново же быть тобой, раз тебе служит одно отребье! — хохотнул Есенин, отпив разбавленного пива.
Нечто в облике Германа нахмурился. А его дружки превратились в настоящих исчадий тьмы — плоть у парочки уродов разошлась вместе с одеждой, и даже на животах у нескольких появились зубы. Собака тоже преобразилась — нынче она напоминала крокодила, покрытого шерстью.
— Ты направляешься на Сахалин? — спросил Нечто, пока за его спиной мужики превращались в монстров. — Не отнекивайся, я знаю обо всем, что творится под этими звездами.
— Ну допустим, на Сахалин — отозвался Есенин и сделал еще глоток. — Тебе-то какое дело?
— У меня есть к тебе деловое предложение, — и уродливая морда Нечто придвинулась. — Ты задержишься в Арктике еще на денек два, пока на Сахалине все не образуется без тебя. Пока Петр Петрович не уйдет на заслуженный покой, и его не проводят с почестями… Понимаешь меня? Ему уже пора на отдых.
— Угу. Ты хочешь, чтобы вместо того, чтобы поехать на Сахалин, где есть нормальное пиво, я еще сутки тух среди этих уродов, — и он кивнул на окружающую его «публику». — Прости, но нет. Тебе нужно предложить мне что-то и впрямь серьезное, чтобы я сказал «да».
— Я могу дать тебе все! — сказал Нечто.
— Ох, нет-нет, — и подняв недопитый бокал, Есенин отставил палец и поводил им перед лицом Нечто. — Это ты своих последователей будешь так стращать, — и продолжил «зловещим» голосом: — Я дам тебе все! Власть, женщин, силу! А на деле… Судя по мордам этих балбесов, они тут пива от тебя едва получили, и то…
Он отхлебнул еще напитка. Уроды же сзади зашипели и, поднявшись на ноги, ринулись на Есенина. Нечто же повернулся и рявкнул на них. Вся банда остановилась в шаге от них.
Бармен был едва жив — прижавшись к стене, он обливался холодным потом. Больше всего его беспокоила собака. Кажется, была его любимицей.