Так и читаешь между строк, что она до сих пор для него много значит… В своей долгой жизни они встречались не часто. Но эти редкие встречи радовали обоих. Например, в июле 1840 года они встретились в Тагернзее – живописной местности недалеко от Мюнхена, где Тютчевы и Крюднеры отдыхали семьями.
Описывая в письме родителям свой отдых, Тютчев с радостью и в то же время с оттенком грусти сообщает им: «Вы знаете мою привязанность к госпоже Крюднер и можете легко себе представить, какую радость доставило мне свидание с нею. После России это моя самая давняя любовь. Ей было четырнадцать лет, когда я увидел ее впервые. А сегодня 2 (14) июля четырнадцать лет исполнилось ее старшему сыну. Она все еще очень хороша собой, и наша дружба, к счастью, изменилась не более, чем ее внешность».
Дружен был по-прежнему Федор Иванович и с мужем Амалии Максимилиановны, бароном Александром Сергеевичем Крюднером. Александр Сергеевич был даже шафером на свадьбе поэта…
С годами Тютчев и Амалия Максимилиановна встречались все реже и реже. Еще в 1842 году барон Крюднер был назначен военным атташе при русской дипломатической миссии в Швецию. В 1852 году он скончался. Через некоторое время его вдова вышла замуж за графа Николая Владимировича Адлерберга, генерал-майора, впоследствии финляндского генерал-губернатора, члена Государственного совета. У Тютчева были свои заботы – увеличение семьи, служба, которая так и осталась ему в тягость…
И все-таки судьба еще дважды подарила им дружеские свидания, ставшие достойным эпилогом их многолетней привязанности. В июле 1870 года Федор Иванович лечился в Карлсбаде. В это время сюда, на целебные воды, съезжалась европейская и русская знать, многие были знакомы Тютчеву. Но самой радостной для него стала встреча с Амалией Максимилиановной, которая с мужем также приехала на лечение.
Прогулки с пожилой, но все еще сохранившей привлекательность графиней вдохновили поэта на одно из самых прекрасных стихотворений. 26 июля, возвратившись в гостиницу после прогулки, он на одном дыхании написал свое стихотворное признание: «Я встретил вас – и все былое…» И здесь, вопреки своей привычке не давать заглавия интимным стихотворениям или, во всяком случае, скрывать их за ничего не значащими буквами, он поставил впереди своего сочинения вполне определенные инициалы: К. Б. Но и они мало бы что сказали любителю поэзии, не будь в стихотворении до сердечного трепета знакомого признания про «время золотое». Да и сам поэт, возвратившись на Родину, поведал своему другу и сослуживцу по Комитету цензуры иностранной Якову Петровичу Полонскому, кому оно посвящено. И Полонский подтвердил потом, что инициалы К. Б. обозначают сокращение переставленных слов: баронессе Крюднер.
Последняя их встреча произошла 31 марта 1873 года, когда у своей постели уже разбитый параличом поэт вдруг увидал Амалию Максимилиановну. Лицо его сразу просветлело, в глазах показались слезы. Он долго молча на нее смотрел, не произнося от волнения ни слова.
А на следующий день Федор Иванович продиктовал несколько слов в Москву дочери Дарье: «Вчера я испытал минуту жгучего волнения вследствие моего свидания с графиней Адлерберг, моей доброй Амалией Крюднер, которая пожелала в последний раз повидать меня на этом свете и приезжала проститься со мной. В ее лице прошлое лучших моих лет явилось дать мне прощальный поцелуй». Амалия Крюднер пережила своего поэта на пятнадцать лет.
К сожалению, стихотворение «К. Б.» при жизни Тютчева не успело получить широкой известности. Напечатанное впервые в 1870 году, в декабрьском номере небольшого петербургского журнала «Заря», органа позднего славянофильства, оно было почти забыто. И лишь спустя двадцать два года, как новое, оно было опубликовано в «Русском архиве».
Стихотворение не было замечено и большими русскими композиторами. Музыку на эти стихи писали в конце XIX века С. Донауров и позже А. Спирро, но эта музыка больше напоминала медленный вальс, чем песню или романс, и поэтому не прижилась. Ближе всего к исполняемой ныне мелодии подходила музыка талантливого русского композитора Л. Малашкина, автора оперы «Илья Муромец» и симфонии «Жизнь художника», достигшего своего творческого расцвета в конце семидесятых годов XIX века и примерно тогда же написавшего романс на стихи Тютчева.
А возрождением романса мы обязаны замечательному российскому певцу Ивану Семеновичу Козловскому, который начал исполнять романс «Я встретил вас…» в своей аранжировке в начале пятидесятых годов XX века. Этот романс много лет назад он, в свою очередь, услышал от народного артиста Ивана Михайловича Москвина и потом записал его по памяти. Простая задушевная мелодия полюбилась слушателям, легко запоминались и волнующие слова романса. Его запели повсюду. И теперь с каждым годом он становится все популярнее, так же как стихотворение величайшего русского поэта.
«Опять увиделся я с вами…»
В феврале 1826 года, вскоре по возвращении из полугодового отпуска в Россию, Тютчев, опять-таки по страстной любви, женился на вдове одного из российских дипломатов барона Александра Петерсона, Элеоноре Петерсон, урожденной графини Ботмер. Вероятно, этот брак поначалу можно было считать гражданским. О тайном браке Тютчева упоминает Генрих Гейне. В то время Элеонора, вероятно лютеранского вероисповедания, решала еще и свои наследственные дела после смерти мужа, что и объясняло отсрочку в законном бракосочетании. В 1829, 1834 и 1835 годах у Тютчевых родились дочери Анна (в замужестве Аксакова), Дарья и Екатерина.
Ничто, казалось бы, не могло омрачить счастливого для поэта брака, он не переставал восхищаться заботливостью и практичностью жены в их материальных затруднениях в связи с увеличивающейся семьей. Осенью 1837 года Тютчев после отпуска в Россию получает назначение на пост первого секретаря русской дипломатической миссии в Турин и отправляется туда пока один. И вот в июне 1838 года, когда Элеонора Тютчева с дочерьми плыла к мужу, на пароходе «Николай I» случился пожар. Мужественная женщина спасла детей, но от сильной простуды и нервного потрясения тяжело заболела и 27 августа того же года умерла в Турине. Тютчев очень переживал смерть жены; по свидетельству дочерей, за ночь, проведенную у гроба Элеоноры, он совершенно поседел, а ведь тогда ему исполнялось всего лишь тридцать пять лет.
В июле 1839 года произошло бракосочетание Тютчева с баронессой Дернберг, которое поэт совершил «ради покоя и воспитания своих детей». Эрнестина Федоровна действительно оказалась заботливой матерью трем дочерям Федора Ивановича, а ему – подлинным другом и советчицей на всю их долгую совместную жизнь. В новой семье у поэта родились дочь Мария (1840), сыновья Дмитрий (1841) и Иван (1846). Уже во втором браке Тютчев окончательно решает возвращаться в Россию. Свое желание он осуществляет в сентябре 1844 года, высадившись с парохода в Кронштадте вместе с женой и детьми Марией и Дмитрием.
Как мы уже говорили, Тютчев родился в Овстуге. Но так уж сложилась жизнь его, что буквально по пальцам можно было пересчитать годы, когда он посещал свое родовое гнездо. Но и вдали от родных мест память о красотах придеснянского края никогда не покидала поэта. И как доказательство любви к родине поэт оставил нам стихи, написанные на Брянщине. Пожалуй, одни из самых лучших в его поэзии.
В 1846 году Тютчеву наконец предстояло более чем через четвертьвековую разлуку побывать в Овстуге. И тому было немало причин. В первую очередь надо было вместе с недавно вышедшим в отставку братом, Николаем Ивановичем, заехать в Москву из Петербурга, где поэт обосновался с семьей, чтобы после свиданий с матерью и сестрой Дарьей Ивановной Сушковой вдвоем отправиться в Овстуг – решать наследственные дела.
Эта встреча родных состоялась в самом начале августа. «На этот раз я приехал в Москву в великолепный вечер, – писал Федор Иванович жене. – Я смотрел ради вас на ее купола и пестрые крыши, но что касается меня, то мне уже ни на что не хотелось смотреть…»
Действительно, 1846 год начался для поэта трудно. Сперва это были хлопоты по службе. Но к 15 февраля они успешно разрешились: Тютчев был назначен чиновником особых поручений VI класса при государственном канцлере. Затем состоялся переезд семьи на новую квартиру, в дом их дальнего петербургского родственника Сафронова на Марсовом поле. А тут пришла тяжелая весть: 23 апреля в Овстуге умер отец. Глаза ему закрыл единственный находившийся рядом из близких людей верный дворецкий, Матвей Иванович Богданов, бывший пятью годами старше барина. Екатерина Львовна, по-видимому, не успела приехать на похороны из Москвы, и это ее и сыновей очень огорчало. Подоспели и радостные события – 30 мая у Тютчевых родился сын, которого в честь деда назвали Иваном.
И вот теперь, после всех петербургских хлопот, предстояла еще поездка для родственного раздела имения. Это дело для Федора Ивановича представлялось самым неприятным, и в нем он целиком полагался на брата. Встречи же с родным гнездом он и желал, и боялся. Оттого и нервничал, оттого и появлялось у него раздражение в письмах жене.
Подробно делясь горем с женой, Федор Иванович чувствовал временное облегчение и поэтому вспоминал все новые и новые подробности. «Я пишу тебе в кабинете отца – в той самой комнате, где он скончался. Рядом его спальня, в которую он уже больше не войдет. Позади меня стоит угловой диван – на него он лег, чтобы больше уже не встать. Стены увешаны старыми, с детства столь знакомыми портретами – они гораздо меньше состарились, нежели я. Перед глазами у меня старая реликвия – дом, в котором мы некогда жили и от которого остался лишь один остов, благоговейно сохраненный отцом для того, чтобы со временем, по возвращении моем на родину, я мог бы найти хоть малый след, малый обломок нашей былой жизни… Старинный садик, 4 больших липы, хорошо известных в округе, довольно хилая аллея шагов во сто длиною и казавшаяся мне неизмеримой, весь прекрасный мир моего детства, столь населенный и столь многообразный, – все это помещается на участке в несколько квадратных сажен…»