Эффективные собеседники задают много вопросов, их проще понять, они не пытаются манипулировать и почти всегда ищут способы установить эффективную коммуникацию. Вычислять хороших людей по манере поведения довольно просто. Когда вы услышите такого человека, вы тотчас распознаете его.
Шаг 6. Проследите за стабильностью. Демонстрирует ли ваш собеседник устойчивую эмоциональную зрелость, осознанность и навыки социального общения?
Многие хорошие люди просто не обладают достаточной эмоциональной стабильностью, позволяющей делать то, что ожидают от них окружающие. И эта нестабильность делает таких людей неблагонадежными и непредсказуемыми. Эмоциональная неустойчивость личности может быть следствием травмы в прошлом, биохимического дисбаланса в организме, чрезмерного стресса, злоупотребления различными веществами, эмоционального или физического насилия или возникать из-за усталости, а часто имеет место комбинация нескольких факторов. Конечно, временами люди просто эмоционально ленивы и необоснованно предаются сетованию, нытью, поискам недостатков во всем, критиканству, недовольству и самобичеванию.
Проявлять сострадание к другим необходимо, но я думаю, что у нас нет морального права пренебрегать собственными обязанностями и откладывать свои мечты, чтобы удовлетворять нужды других, чья эмоциональная нестабильность ограничивает их возможности быть предсказуемыми и приемлемыми.
Поведение эмоционально нестабильных людей сложно предугадать, поскольку иногда они считают, что действуют на благо своих интересов, когда в действительности это не так. Когда люди периодически ведут себя как собственные злейшие враги, почти невозможно догадаться, чего ожидать от них в следующий момент.
Сегодня эта проблема считается распространенной, потому что наша культура характеризуется наличием рефлексивной, гиперэмоциональной поляризации, которая способствует развитию еще большего цинизма и конфронтации. В такой среде, где враждебная реакция возникает из-за банальных затруднений, эмоциональная стабильность личности – необходимое условие для прогнозирования ее дальнейшего поведения.
Разумеется, никто из нас не идеален. Когда вы оцениваете предсказуемость человека, обладающего умеренными эмоциональными недостатками, как это бывает со многими из нас, вы все равно сможете точно предугадать его действия, принимая во внимание его наиболее характерные поступки. Например, если вы предлагаете что-либо пессимисту, то вас не удивит его недоверчивая реакция. Ее можно с легкостью объяснить характером человека, и вы можете с уверенностью утверждать, что этот индивид продолжит вести себя так же и в будущем.
К счастью, эмоциональная стабильность протяженна во времени. Большинство людей адекватно стабильны, в то время как другие обладают большой эмоциональной стабильностью, характеризующейся эмпатией, рациональностью, эмоциональным контролем, постоянством, развитыми умениями в коммуникации и проницательностью, необходимой для социального взаимодействия. Поведение таких людей обычно легко предсказывать, с ними просто вести совместные дела, если ваши интересы совпадают с их интересами. Но так происходит не всегда. Так что придерживайтесь следующей стратегии: усиливайте собственную эмоциональную стабильность, и тогда вы удивитесь тому, насколько стабильными станут окружающие.
Вот мои шесть шагов на пути к предсказанию чужого поведения. В мрачные дни после теракта 11 сентября я не знал об их существовании. Но тогда я продолжал думать, что уже знаю о доверии между людьми достаточно много.
К счастью, у меня были хорошие учителя.
5 января 2002 года
Конец истории
Я направлялся на вторую встречу с Лео, медленно двигаясь на машине через строй печальных людей, стоящих по обочинам дороги. Окно было опущено, так что я чувствовал запах гари от руин Всемирного торгового центра, и казалось, он навечно пропитал воздух Нью-Йорка.
Эмили, волонтер из Нью-Джерси, стоявшая на краю тротуара, протянула мне бутыль воды вместе с запиской, в которой говорилось: «Спасибо вам за то, что спасаете Америку». Я был измотан и пребывал в отчаянии, а доброта Эмили заставила меня испытать болезненное чувство вины. Каждый день моя работа воспринималась мною как балансирование между жизнью и смертью, но каждый вечер я понимал, что не добился, черт возьми, никаких значимых результатов, которые могли бы помочь хоть кому-нибудь. Я помню, как сидел в автомобильной пробке, думая: «Боже мой! Я же совершенно бесполезен!»
Мотивационная беседа с Джессом помогла мне, но у меня еще не было времени проверить все высказанные им идеи на практике.
Наступила черная полоса в моей карьере, и, по большому счету, моя работа тогда была смыслом всей моей жизни. Я уже четыре года работал в ФБР, до того прослужил пять лет в корпусе морпехов, а перед тем учился в Военно-морской академии, но я не мог спасти Америку, точно так же, как не мог летать.
Но крушение моих грез заставило меня ощутить, словно теперь мне было нечего терять, и мой умственный настрой и мышление изменились будто бы сами по себе. Теперь я придерживался мнения, что было совершенно нормально просто помочь хотя бы одному человеку в какой-то один отдельно взятый момент времени. И я не считал это ни капитуляцией, ни откровением. Все воспринималось мною как обещание, которое я дал самому себе когда-то давно в прошлом, но надолго забыл об этом в своих мечтах о величии.
Я хотел начать с Лео. При условии, если он будет достаточно трезв, чтобы принять помощь.
Он на самом деле был трезвым в тот день, но выглядел так, будто переживал похмелье. Было видно, что ему не терпелось погрузиться в очередной запой. Зимнее солнце быстро склонялось к горизонту, на снегу лежал слой сажи, будто черное покрывало, а погруженное в полумрак, пропахшее кислятиной помещение бара, где мы встретились, воспринималось мною как еще одно воплощение моей неудачи и символ американской тоски. Когда же я сел за стол, физиономия Лео была так мрачна и искажена болью, что я забыл о своих отрепетированных заранее вопросах и пробурчал:
– Могу ли я что-нибудь сделать для вас?
Он ничего не сказал, как и я, потому что у нас просто не было сил.
Наконец Лео спросил:
– Знаешь что-нибудь о продлении виз?
Я кивнул, и Лев (такой была кличка Лео в советской тайной полиции, которую он получил благодаря своей комплекции и физической силе) рассказал мне немного о своем прошлом. В обмен на освобождение из ГУЛАГа Лео предложили работать на КГБ, и это было единственное возможное для него тогда место работы. Его вынудили работать там, и это наполнило бы душу любого здравомыслящего человека стыдом. Лео поклялся искупить свою вину за работу в КГБ и очистить душу, рискуя всем ради свободы, которой ему довелось наслаждаться так редко.
Пытаясь понять Лео, я задал несколько глупых вопросов о чувстве вины, которое испытывал этот русский. Его ужасно развеселила моя неопытность, и он сказал:
– Я не виню себя за то, что в конце концов выжил, мой юный друг. Мне совестно оттого, какими методами я боролся за свою жизнь. Немножко смухлевал, чтобы получить нормальную работу в одном месте, стащил кусок хлеба в другом, нашел для себя тайное укрытие и заботился лишь о себе. Сильные не выживают. Выживают только пронырливые.
Лео потерял своего единственного сына в афганской войне, а его первая жена умерла от рака груди. Большую часть денег ему пришлось потратить на бюрократов, которым удалось пережить крушение СССР, заключив сделку с русскими гангстерами. Его семья сейчас состояла из второй жены и внука Виктора, который работал велосипедным рассыльным, но 11 сентября 2001 года попал под машину. Пролежав на тротуаре в течение двенадцати часов, парень надышался ядовитым воздухом, и теперь его легкие были наполнены водой и кровью. У меня было некоторое представление о произошедшем, потому что мои легкие тоже пострадали во время крушения башен ВТЦ.
Страховая компания Лео была завалена требованиями по выплатам в связи с терактом, и он потратил свои последние деньги на оплату текущих медицинских расходов, не особо надеясь на их возмещение, а срок действия визы его внука между тем истекал.
– Это Виктор звал тебя тогда?
Лео кивнул.
– Он очень напуган, – сказал старик, и его голос дрогнул. – Если его депортируют в Россию, то там он, скорее всего, не получит нужной медицинской помощи.
Я заказал Лео выпивку, а потом сказал:
– У меня есть пара друзей. Нужно проверить, что я могу сделать.
Каким-то непонятным образом Лео знал, что я в самом деле преследовал хорошие намерения.
– Моя благодарность не будет иметь границ, – ответил Лео.
Я не представлял свое предложение как обязанность, которую на себя взвалил. Моя помощь мне напоминала о той свободе, которая всегда царила в Америке. Наш с Лео союз был альянсом двух свободных личностей. И наши договоренности не могли быть аннулированы ни приказом правительства, ни бизнес-кодексом или религиозным постулатом.
Лео прикончил свою выпивку и сказал, что мог бы представить меня «другим членам клуба», подразумевая некий актив контрразведки. Эти люди могли обладать информацией о секретных убежищах Аль-Каиды в бывшем советском государстве. Чувствовалось, что мы наконец-то выстраиваем предсказуемые, основанные на доверии отношения. Я совсем не ощущал, что мною манипулируют, да и мой собеседник полностью полагался на меня.
Я поднял стакан и сказал:
– Доверяй, но проверяй.
Лео повторил тост и стукнулся своим стаканом о мой.
Его заявление по Аль-Каиде поразило меня, точно как и мое предложение помочь ему было, вероятно, удивительным и неожиданным для него. Но мы оба знали, что будем работать вместе, чтобы помочь его внуку, так что у нас была одна миссия. Мы также знали, что пройдет по крайней мере год, прежде чем Виктор выздоровеет, поэтому у меня была куча времени для проверки надежности Лео и наоборот. Я никогда не сомневался в его компетентности, а его прилежность подпитывалась и подстегивалась желанием помочь своему внуку. Я был уверен, что вскоре он в полной мере осознает мою благонадежность, после того как я решу визовые проблемы Виктора и помогу ему подать заявления сразу по нескольким федеральным программам, которые предоставляют медобслуживание пострадавшим от теракта ВТЦ.