Это не имело значения. Наркотик был распространен слишком сильно. Гонконг стал мировым опиумным центром, огромным рынком наркотиков, где «почти каждый человек, обладающий капиталом и не связанный с правительством, замешан в торговле опиумом», как писал британский губернатор колонии в 1844 году. Перевозка наркотика в Китай все еще была технически незаконной, но по мере того как росло могущество контрабандистов, британское правительство закрывало на это глаза. Некоторые из опиумных курьеров превратились в князей от торговли: покупали небольшие опиумные клиперы – самые быстрые корабли в мире – для перевозки грузов из Индии и использовали прибыль для покупки роскошных поместий в Англии. Большие флотилии пиратских джонок, некоторые из которых контролировались контрабандистами, а некоторые – теми, кто на них охотился, заполонили прибрежные воды. Китай погружался в беззаконие и анархию. В середине XIX века сочетание высоких налогов, голода, отвращения к свободным нравам и торговле опиумом привели к революции – восстанию тайпинов, во главе которого встал лидер китайского культа, считавший себя младшим братом Иисуса Христа. Императору потребовалось 14 лет, чтобы подавить восстание. К тому времени более 20 миллионов китайцев были убиты, а еще десятки миллионов были вынуждены покинуть родину. Многие из тех, кто был изгнан, превратились в подневольных работников – это было началом того, что стало известно как «торговля кули», – и навсегда покинули Китай. По мере того как китайское государство рушилось, а голод и беззаконие охватывали значительные части империи, все больше людей обращались к опиуму.
В 1888 году лондонская Times высказала предположение, что 70 % взрослых мужчин в Китае были зависимы от опиума либо были с ним хорошо знакомы.
И тогда он стал распространяться за пределы Китая. Китайские рабочие-кули, десятки тысяч которых завозили кораблями в Америку как дешевый наемный труд для шахт, ферм и строительства дорог, привезли с собой опиум. К 1880-м годам Сан-Франциско славился своими 26 опиумными притонами, чудовищными местами, где в тумане от курения царили азартные игры и проституция. Опиум набирал популярность у городского полусвета, артистов, богемы и богатых белых искателей приключений. Так рождалась американская наркосубкультура.
Наконец, после десятилетий заработков на торговле опиумом даже Великобритании показалось, что пора прекращать. В конце XIX века серия сенсационных новостей о коррупции и трагическом положении в Китае внушила отвращение британской элите и привела к парламентскому решению прекратить торговлю. Почти вся поддержка, официальная и неофициальная, испарилась.
Но ущерб уже был нанесен. Незадолго до Первой мировой войны вышел еще один императорский указ, который предписывал прекратить курение опиума в Китае и закрыть все притоны к 1917 году. Однако император к этому времени был настолько слаб, а империя настолько бессильна, что мало кто обратил на этот указ внимание. Он игнорировался даже в Запретном городе, где богатая элита, освобожденная от эдиктов об опиуме, которые коснулись остальной страны, продолжала употреблять наркотик.
Это приводит нас к истории Ваньжун, жены последнего китайского императора. Эта красивая молодая женщина, родившаяся в 1906 году и вышедшая замуж в 16 лет за равнодушного молодого императора Пу И, вела жизнь изнеженную, бесцельную и почти полностью лишенную любви. В раннем возрасте она начала курить опиум. И так и не смогла избавиться от этой привычки. На протяжении десятилетий, во время окончательного упадка имперского Китая, революций и вторжений 1920-х и 1930-х годов, Второй мировой войны и ухода мужа, она находила все большее утешение в наркотике. К 1946 году империя превратилась в пыль, а Ваньжун стала пленницей своей привычки и китайских коммунистов.
Они выставили ее на посмешище. Они бросили императрицу в камеру, унижали ее и не давали ей принимать наркотик. Солдатам и крестьянам разрешили проходить мимо и заглядывать через решетку, смеясь и охая. У Ваньжун началась сильная ломка, ее лохмотья были забрызганы рвотой и фекалиями, она бормотала, плакала, выкрикивала приказы воображаемым слугам. Ее охранники отказывались убирать у нее и кормить ее. В 1946 году она умерла от недоедания и абстиненции.
Такой была новая китайская реальность. В 1950 году коммунистическое правительство запретило выращивание, продажу и употребление всех наркотиков. После того как британцы покинули рынок, китайцы выращивали мак самостоятельно. Теперь эти маковые поля были сожжены, распаханы и переведены на производство продуктов питания. Запасы опиума были уничтожены. Притоны были снесены. Десятки тысяч дилеров и наркозависимых были отправлены в тюрьму, перевоспитаны, а если упорствовали в употреблении, то были убиты.
Вот чего стоило разорвать долгую зависимость целой нации. К 1960 году опиум был окончательно изгнан из Китая.
Но опиум был слишком силен, слишком заманчив, чтобы исчезнуть.
Во время поездки в Париж в конце XVIII века Томас Джефферсон познакомился с Ла Брун, маслянистым темным французским лекарственным отваром, основным ингредиентом которого была значительная доза опиума. Джефферсон был так впечатлен, что привез некоторое его количество с собой и порекомендовал Ла Брун своим друзьям в новообразованных Соединенных Штатах как средство от всех болей и страданий.
Это было началом общего помешательства. Тогда, как и сейчас, «американцы все время хотели попробовать что-то новое», как утверждала одна из публикаций того времени, – от нового механического устройства до нового патентованного лекарства и нового наркотика. В новой Республике было множество мелких фармацевтических фирм, которые охотно приступили к производству эликсиров, экстрактов и тоников, содержащих опиум. Многие из них представляли собой легко употребляемые жидкие вариации на тему лауданума Сиденхема.
XIX век в Америке был эпохой патентованных лекарств, массовой рекламы и медицинских шоу, продавцов-шарлатанов и диких заявлений, временем, когда страна была открыта для безрецептурной продажи практически любого лекарства – главное, чтобы за него были готовы заплатить. В Англии некоторые снадобья, используемые королевской семьей, получали «патентные грамоты», позволявшие производителям использовать королевское одобрение в рекламе, – такие средства называли патентованными лекарствами. К середине XIX века их продажа стала огромным бизнесом в Америке. Подталкиваемые зарождающейся массовой рекламой, продажи этих безрецептурных лекарств были подкреплены смехотворно надувательскими заявлениями, высоким содержанием алкоголя и зачастую опиума. Аптеки у дома предлагали такие лекарства, как «Уникальный фруктовый крепкий напиток Стотта» (уникален тем, что содержал 3 % опия), «Успокаивающий сироп миссис Уинслоу» (опиум в подслащенной форме для капризных детей) и «Хлородин» (смесь настойки опия, конопли и хлороформа). Доктора рекомендовали опиум как универсальное средство при ревматизме, холере и просто при всем, что вызывало физический дискомфорт, – от рождения ребенка до подагры. Патентованные лекарства с опиумом не могли вылечить рак (как уверяли некоторые производители), но они, конечно, облегчали боль, успокаивали кашель и поднимали дух. Употребление опиума в США стремительно выросло, импорт лекарств увеличился от 16 тысяч килограмм в 1840 году до 44 тысяч 10 годами позже, а к 1870 году достиг 250 тысяч килограмм.
Вместе с ростом потребления увеличивались и риски. Случайные передозировки у детей становились все более распространенными. А некоторые из них случайными не были. Иногда появлялись сообщения о том, что родители использовали передозировку успокаивающего сиропа, чтобы избавиться от нежеланного ребенка. Агентства по охране здоровья детей и благотворительные организации забили тревогу.
Проблемой взрослых стало формирование зависимости. Уже в 1840 году общественность начала обращать внимание на тех, кто не мог отказаться от наркотика. Например, жена Эдгара Аллана По, умирая от туберкулеза, усмиряла свои боли «ошеломляющими», по словам одного историка, дозами опиума. По слухам, сам По был наркопотребителем, возможно, наркозависимым. Он был одним из тысяч.
Многие врачи продолжали рекомендовать препарат своим пациентам. В Америке середины XIX века зависимость не расценивалась как что-то ужасное. Даже те врачи, которые считали употребление опиума достойным сожаления, в большинстве своем полагали, что при правильном контроле со стороны пациента и при медицинском наблюдении опиум является вполне благотворной привычкой, по их мнению, лучшей, чем алкоголизм.
Выпивка была проклятием Америки. Пьяницы были громкими, дикими, иногда жестокими – они стреляли и ввязывались в драки, – в то время как потребители опиума были мирными, сдержанными и часто на удивление счастливыми. «Спиртное, как правило, вызывает зверя, – писал один корреспондент New York Times в 1840 году, – но опиум подчиняет иначе. Бесспорно, он пробуждает самую божественную часть человеческой природы и может заставить работать в полную силу самые благородные стремления человеческого сердца». Большинство врачей рассматривали зависимость от опиума как частную привычку, неудачную личную слабость, к которой следует относиться с сочувствием. Прогресс в избавлении от этой привычки у пациентов был медленным, и, если необходимо, их снабжали необходимыми дозами так долго, как им было нужно. В конце концов, многие, а возможно, и большинство зависимых приобрели свою привычку из-за врачей, которые хотели облегчить их боль во время лечения болезни или травмы. Даже пристрастившись, потребители опиума оставались более или менее работоспособными, пока получали свою дозу.
Затем в дело вмешалась современная наука, и картина резко изменилась.
Опиум стал смертельно опасен как для исследователей, так и для потребителей. Древние алхимики давно уступили место современным химикам, силы которых значительно возросли благодаря использованию все более мощных научных методов и оборудования. Но некоторые вещи изменились не так уж сильно. Современных химиков, как раньше алхимиков, по-прежнему интересовали деление природных веществ на составные части, выяснение их свойств, очистка и новое соединение. Химики хотели узнать, что является центральным компонентом, придающим опиуму силу.