— Я знаю.
— Он уверял меня, что в этой комнате полно сквозняков. Он заботился о яйце, как о родном человеке.
— Без всякого сомнения.
— Мистер Норт, а не перейти ли нам к делу? Боюсь показаться вам бездушной, но жизнь продолжается.
— Дело делом, — согласился я. — По поручению доктора Хикхофа я готов выписать вам чек на 2500 долларов.
— Ах, как это мило с вашей стороны, — пропела она, укладывая яйцо в картонку.
— Ну что вы, это мой долг!
— Дорогой мистер Норт, — продолжала мисс Муниш, — я чувствую себя королевой ведьм, простите за выражение. Но беда в том, что сегодня утром мне позвонил мистер Нагль и предложил за яйцо 4500 долларов. У него нет больше ни цента, но он готов все отдать за это самое яйцо.
— Но вы же обещали доктору Хикхофу!
— Мистер Норт, что такое деньги? Что мы можем купить? Время? Здоровье? Моя ипохондрия стоит бешеных денег. Доктора обдирают меня, как липку. Мне за них стыдно. Разрешите, я вам кое-что покажу.
Она унесла яйцо в спальню и вернулась с большим толстым альбомом.
— Вот под этим переплетом, — сказала она, — скрываются рентгеновские снимки моих внутренних органов за последние пять лет. А также ряд снимков моих родных и друзей. Вы только посмотрите! Вот мой мочевой пузырь. Он стоил мне пятьдесят долларов. А это гортань, которая обошлась мне в двадцатку. Смотрите, смотрите — это мое сердце, а это легкие. Наконец — нижний отдел кишечника. Вы можете себе представить, сколько стоит этот альбом?
Мне было неловко разглядывать ее внутренности, все-таки мы только недавно познакомились. Если бы в специальных медицинских журналах печатали цветные вклейки, она бы разбогатела, потому что все ее внутренние органы показались мне аккуратными, чистенькими и гладкими. После того как мы прошли весь альбом, я почувствовал, что знаю ее уже многие годы.
— Мисс Муниш, — произнес я. — Буду с вами предельно откровенен. Как говорится, выложу карты на стол. Доктор Хикхоф оставил мне некоторую сумму денег, достаточную для того, чтобы заплатить вам, немного пожить и вернуть глака домой.
— Этот человек, Нагль, — сказала Эльза. — Он был такой настойчивый! Он был готов на все!
— Я заплачу столько же, сколько предложил он. Плюс один доллар. Хотя признаюсь, мне придется нелегко.
— Замечательно! Это такое облегчение для меня. Так приятно смотреть, как дерутся взрослые мужчины. Ведь когда их ставки равны, а материальные ресурсы исчерпаны, они обращаются к примитивным способам ведения боя. Но плюс… как вы сказали? Плюс! Плюс-плюс!
— Простите, я вас не понял…
— Ваши деньги или деньги мистера Нагля… По сути дела они равны. Они друг друга уничтожают. Два мужчины желают получить яйцо и предлагают за это золото. Но тут в игру вступают новые факторы. Плюс-плюс. Мне бы не хотелось упустить такую возможность. Я ведь веду скучную жизнь, мистер Норт.
— Что вы сказали о новых факторах? Что еще за факторы?
— Наш городок замерз. Он тоскует под многотонным снежным одеялом. Я обречена заботиться о салоне, кормить зверюшек, стричь пуделей и так далее. Я буду есть, спать и ждать, когда закончится скучная зима. Несмотря на рентген, я чувствую себя такой пустой внутри! Прямо как пустой кувшин. Я — пустой кувшин, мечтающий о меде. Я хочу меда! Мистер Норт, мед — это и есть плюс-плюс! Мне нужна память о вашем визите.
— Если я правильно вас понял, мисс Муниш, вы предлагаете совершенно незнакомому мужчине совершить то, что мои студенты называют контактом двух тел?
— Вы быстро соображаете, мистер Норт. И вы искренний человек. Живя среди детей природы, я тоже стала прямым и даже деловым человеком.
— Дорогая мисс Муниш, я работаю полицейским в университете. Я пишу стихи, много читаю и почти не общаюсь с другими людьми. Я в жизни не похож на бульдозер. Более того, я — сексуальный верблюд. Я могу пройти всю пустыню, не почувствовав жажды. Работа заменяет мне секс, и к тому же мы еще недостаточно знакомы.
— Вы очаровательны, мистер Норт.
— Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов бесчестного мистера Нагля. Как я понимаю, это совершенно аморальный тип. Предположим, совершенно теоретически, что его плюс-плюс окажется для вас предпочтительнее.
Мисс Муниш поднялась и потянулась.
— Это мой глак, — сообщила она. — Здесь я все решаю. Я восхищена тем, как развиваются события.
— Хорошо, хорошо, — воскликнул я. — Пять тысяч долларов! Но учтите, что мне придется забраться в собственный резерв, в баночку, куда я складываю деньги на обеспеченную старость. Я повторяю — пять тысяч долларов.
— Вы намерены доплатить четыреста девяносто девять долларов только за то, чтобы со мной НЕ ПЕРЕСПАТЬ?
— И да, и нет. В моем отказе нет ничего личного.
— А кажется, что вы оскорбляете лично меня. Хотя, может быть, вы настолько не уверены в себе? Вы боитесь соревнования с Наглем, потому что не верите в свою способность удовлетворить меня?
— Нет, только не это!
— Именно это!
— Может, и это.
— Тогда соберитесь с мужеством и возьмите себя в руки.
— Кто-то крадется внизу, на первом этаже, мисс Муниш. А вдруг это вор?
— Вы и есть вор! Воруйте, я сняла все замки и засовы!
Черт бы побрал Хикхофа. Что я ему должен? Я не давал клятв, хоть и обещал помочь. Но теперь, если говорить серьезно, я должен положить на алтарь самое ценное, чем обладаю. И за это получить яйцо глака?
— Я как в бою, — сказал я.
— А кто не в бою? Кто из нас не стремится к бою? Тем более, если нам предстоит пережить несколько морозных месяцев без физического контакта. А самое мучительное — любовь без восторга! Любовь без слияния плоти! Это должно преподать вам серьезный урок, мистер Норт. Нет ничего волшебнее, чем горячая плоть в зимнюю стужу. Слияние, но не растворение. Именно так мы сможем возвести бастионы защиты от всепоглощающих страстей весны.
И все это она произнесла на одном дыхании. Я боялся, что она лопнет от декомпрессии.
— Я не философ, — таков был мой ответ.
— Философия таится на кончике языка, — ответила она. — На последнем позвонке, за ушами, там, где ноги встречаются с туловищем, между бедер, под коленками, на горных вершинах и в зеленых долинах. Назовем эти сказочные области демилитаризованной зоной.
— Я боюсь своей старости!
Это была фрейдистская оговорка. Я хотел сказать: страсти.
— Я потерял покой!
— Иди ко мне! — ответила мисс Муниш.
Обнаженная мисс Муниш выглядела чудесно, хотя мне все время хотелось заглянуть ей под кожу, чтобы увидеть внутренности. Мы провели с ней несколько часов, сливаясь, но не растворяясь, любя, но не обладая, преодолевая зимние холода и подготавливая нашу кровеносную систему к приходу весны.
Нам аккомпанировали голоса животных с первого этажа, и потому кровать представлялась мне лесной лужайкой. Эльза непрестанно изливалась, словно сама была дикой самкой, она требовала меня вновь и вновь. Я же, к собственному удивлению, казался себе фонтаном юности. Ах, как давно я не переживал ничего подобного!
— И давно ты постишься, Гарольд?
— Уже два года.
— Кто была последней?
— Сокурсница, которая писала доклад о жестокости полицейских.
— Я ее ненавижу!
А вскоре, слишком скоро, она произнесла:
— Дорогой, я достигла предела, за которым буду умолять тебя остаться со мной навсегда. Так что немедленно уходи!
— Ну еще хоть разок!
— Нет.
— Плюс-плюс!
— Уходи.
Мы приняли душ вместе. Она меня намылила и сказала, что обожает мое тело. Я ее тоже намылил и сообщил, что наши чувства взаимны. А когда я одевался, она попросила меня позвонить завтра.
И я ушел на мороз. Я дрожал подобно студню, от меня шел пар. Я отдал бы все, чтобы вернуться, но она заперла магазин, как только я ее покинул.
Вернувшись домой, я обнаружил, что мою квартиру посетили злоумышленники. Дверь была взломана, а внутри все перевернуто.
Взломщик забрал только «ПЕРВОЕ» письмо. К счастью, «ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ» я носил с собой.
Я позвонил Эльзе Муниш, но трубка была снята.
Нагль, превратившийся во взломщика, — это отчаявшийся Нагль, подумал я. Как же он обойдется с владелицей яйца? Я встревожился за Эльзу. Затем я стал тревожиться за себя. Я не знал, на что он способен. Я в жизни его не видел. А вдруг он спортсмен?
Печальные размышления заставили меня усесться за стол и провести недвижно полчаса, пока меня не выручило мое полицейское воспитание. Я сижу, соблюдаю правила игры, жду, когда мне сообщат, досталось ли мне яйцо, в то время как слетевший с катушек Нагль носится по окрестностям. Что же я теряю время? Не исключено, что труп несчастной Эльзы Муниш уже упакован в чемодан и едет в багажнике на железнодорожную станцию.
Я поймал такси и примчался к «Пудельвиллю» в самый последний момент.
Когда мы затормозили перед магазином, я увидел человека, спешащего по улице. Под мышкой он держал внушительных размеров сверток. И когда я расплачивался с шофером — ни секундой раньше, до меня дошло, что это и есть Нагль.
В этот момент окно второго этажа над «Пудельвиллем» распахнулось, и Эльза, завернутая в портьеру, высунулась наружу и принялась крутить головой и вопить:
— Похититель глаков! Держите похитителя глаков!
Я кинулся вслед за Наглем. Ботинки скользили на обледенелом тротуаре. Нагль шустро убегал, обнимая сверток с яйцом, и если бы не вмешалась судьба, он бы от меня скрылся.
Старая часть городка холмиста, как Рим. Не удивительно, что толстый карапуз на санках, мчась с горки на улицу, подрезал Нагля сзади под коленки. Ноги похитителя раскрылись, как ножницы, коробка с яйцом взмыла в небо, санки промчались дальше, карапуз отлетел в сторону, а Нагль рухнул на снег.
Я поймал коробку с яйцом высоко в воздухе. И, конечно же, приземлился на санки и заскользил по улице к «Пудельвиллю».
Холм был покрыт льдом, санки поставили олимпийский рекорд. Мир в глазах помутнел и пошел полосами. Я успел увидеть в окне мисс Муниш, а затем передо мной возникли голые ветки деревьев и серое небо.