Янка покраснела так, что… в общем, ужасно стало стыдно.
– Я… просто я хотела… Глеб… я хотела скачать свои фотографии. Ну, там, в холмах, когда мы встретились.
– А попросить?
Похоже, он всерьез разозлился. Янка с вызовом посмотрела ему в лицо. В глазах еще стояли все эти девушки, красивые, длинноногие и главное – взрослые и могут его обнимать.
– А я все удивляюсь, почему ты не просишь фотографии, будто совсем тебе неинтересно, – уже совсем другим тоном сказал Глеб. – Флешку давай, скину.
– Обойдусь! – Янка бросилась по лестнице к себе на второй этаж.
Ага, как же, так она и дала ему флешку, чтобы он увидел, ЧТО она у него скачала! Да ни за что! Уже открыв дверь в свою комнату, презрительно фыркнула:
– С легким паром!
И заметила его недоуменный взгляд. Грохнула дверью.
«Вау! Да он красавчик! Ну, такой весь… харизматичный! Не в моем, правда, вкусе…»
Вот за что Янка любила Майку, так это за то, что у них вкусы на парней не совпадали. Майка тоже это ценила. Говорила, что им дружить безопасно.
«Как вы там?» – кого она имеет в виду под «вы», Янка сама не знала. Ну, не Рябинина точно. После знакомства с Глебом любить Рябинина было просто смешно.
«У нас такая физручка пришла вместо Петровича. Закачаешься! Все время хохочет с нами, будто не урок, а вечеринка. Мы теперь ни одного урока не пропускаем».
«И ты?!»
Майка физкультуру терпеть не могла.
«Ага! Прикинь! Ну, ты бы ее видела, она такая клевая! Просто супер! Она обещает нас летом в поход повести. Приедешь?»
«Само собой!»
По поводу поездки Янка как-то попыталась поговорить с мамой.
– Ма-а-а-ам… я… поехать хочу. Домой. На Новый год.
– Яна, наш дом теперь здесь.
– Это твой здесь, а мой там. У меня там все друзья, у меня там всё, я соскучилась!
Она вообще-то не хотела скандалить, спокойно хотела поговорить, сама не ожидала, что так быстро начнет кричать. И мама, конечно, тут же закричала в ответ:
– Прекрати истерику! Поедет она! Туда ехать двое суток, сколько денег надо! А кто там тебя ждет? Ты подумала? А обо мне подумала? Как я тебя туда отпущу, я изведусь вся, у меня и так сил уже нет, а ты только о себе, только о себе!
– Меня бабушка ждет, она приедет за мной, она написала!
– Да? Ну и что же она не едет? А я тебе скажу: у нее там новая внучка! А много она с тех пор тебе писем прислала? Она же ни разу больше не написала! Не выдумывай, даже речи быть не может, никуда ты не поедешь!
Янка прикусила губу, чтобы опасные слова не сорвались с языка. На глазах закипали слезы, и она поскорее выскочила из дома, нарочно громко стукнув калиткой.
Бабушка Лена писала. Писала часто. Примерно раз в две недели от нее приходили пухлые письма. Но Янка их воровала. Потому что бабушка писала, как им плохо без них и как «Андрюша мучается от вины, скучает по детям, так и жизнь не в радость». И чтобы они не держали на него зла и простили. Янка не хотела, чтобы мама читала эти письма. Она не собиралась его прощать, но мама… Мама – совсем другое дело. И Янка отвечала бабушке сама. Аккуратно, на каждое письмо, без задержек. И каждый раз она писала, что мама много работает и устает и что она поручила Янке ответить. Иногда (чтобы уж совсем отвести подозрения) она просила Ростика обвести свою ладошку на чистом листе и внутри нее написать «Всем привет!», а для чего – не говорила. Листок с ладошкой прикладывала к своему письму. Типа все хорошо у нас, только некогда маме, некогда. Янка очень боялась, что бабушка начнет маме звонить и обман вскроется. Письма она прятала на дне сумки, зная, что мама никогда не полезет в ее вещи. Бабушка, конечно, воспринимала это по-своему. Она сделала вывод, что «Танечка не хочет общаться теперь». И правильно. Пусть так и думает. Раз воспитала такого сына. Так ей и надо! «Жизнь не в радость»! Бедненький! А у них тут радости целый вагон!
Уже был вечер, холодно и темно хоть глаз выколи. Ноги несли Янку к морю, скользя на мокрой дороге – сегодня весь день шел дождь и сейчас еще накрапывал. Она бежала, и ей хотелось кричать, орать и визжать! Сегодня опять от бабушки письмо пришло. Янка вытащила его из почтового ящика после работы и сразу спрятала в сумку. Она представляла, как бабушка сидит за своим круглым столом, а на столе – вязанная крючком скатерть, белоснежная, кружевная. Чтобы написать письмо, бабушка откидывает край скатерти, берет свою любимую ручку, старую, тяжелую, с настоящими чернилами – бабушка пишет только ей. Говорит, что это ее маленькая слабость. Перо в ручке поскрипывает тихонько. Дед в кресле читает газету. Тикает будильник, а на кухне еле слышно бормочет радио. Самому себе бормочет. Письмо бабушка закончит утром, она всегда так делает. Янка тысячу раз наблюдала, пока жила дома, как бабушка переписывалась со своими институтскими подругами. По дороге на работу она бросит конверт в ярко-синий почтовый ящик, а перед этим кивнет ему, будто старому знакомому. Янку всегда удивляло, через сколько рук должно пройти одно письмо, чтобы она могла прочитать все эти дурацкие слова в папину защиту. Уж лучше бы бабушка позвонила, Янка смогла бы ей объяснить. Хотя… папа вот два раза звонил, но разговор не клеился, и они быстро прощались. Не о чем говорить.
Янка вылетела на берег моря, остановилась у кромки воды, закричала в пугающую бесконечную темноту:
– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!
И тут же услышала за спиной:
– Тс-с-с-с… не надо… вот так…
Она резко обернулась. Пьяный мужик с почти пустой бутылкой водки в руках сидел прямо на песке и грозил Янке пальцем. Он был в одной кофте, расстегнутой почти до пупа. Янка видела его могучую грудь, всю в завитушках золотых с проседью волос.
– Не шуми…
Янка вгляделась и узнала в нем Талькиного отца.
– Дядя Паша, – сказала она хриплым голосом, – вы чего тут… простынете.
– А! – безнадежно махнул он рукой. Потом сказал: – Помру быстрее, им же лучше будет. Дадут, там, всякую пенсию…
Янка не поняла, о чем он говорит, да и слушать его не хотелось. У взрослых всегда так: детям они, чуть что, – «прекрати истерику», а сами при первой же трудности напиваются или рыдают.
– Идите домой, – сказала она резко.
Но он ее, кажется, не услышал. Сделал длинный глоток, уткнулся носом в рукав.
– Вот ты молодая. Красивая. А потом? Ну, выйдешь замуж. А может, не выйдешь. Вы сейчас все какие-то дурные… либо миллионера вам надо, либо независимость такую прямо… – он выругался. – Ну, сделаешь карьеру. Например, супермодели. Думаешь, счастья от этого прибавится?
«Ну чего он меня лечит? – с тоской подумала Янка. – Талю своему пусть идет нотации читает». Талькиного отца Янка знала плохо, но никогда не слышала, чтобы он пил. Может, случилось чего? Может, Таль его ищет? Ведь уже почти ночь.
– Идите домой, – опять сказала она и сама, развернувшись, пошла с берега.
– Я могу заработать! Поняла? Я все могу! И нечего меня этим попрекать! – закричал он ей вслед, будто она его в чем-то обвиняла.
«Пьяный он, чего тут…» – угрюмо думала Янка, но было ей беспокойно.
Дом стоял притихший, темный.
«Делают вид, что спят и не ждут меня, – поняла Янка. – Ну и подумаешь!» Она сняла обувь и на цыпочках поднялась к себе на второй этаж скворечника. И снова подумала: какое счастье, что у нее теперь есть своя комната! Не надо красться в потемках по дому, слышать дыхание бабушки, похрапывание деда, укоризненное мамино молчание. А главное – спать можно не на полу, а на кровати, как человек. Или не спать вовсе, хоть до утра! И не в темноте сидеть, а при свете!
Надо все-таки помириться с мамой, это ведь она выбила у бабушки комнату для нее. Зря она, конечно, начала кричать… Но и Янка тоже сорвалась.
Янка включила свет, села на кровать. Голова была ясная и чуть-чуть гудела. Наверное, от ветра, который хлестал ее на берегу. Янка достала телефон, посмотрела на часы. Первый час… Конечно, неудобно звонить в такое время, но все-таки он там один, с водкой, какой-то совершенно несчастный. И она набрала номер Таля.
– Янка? Ты чего? Так поздно… случилось чего?
– Таль… я отца твоего видела…
– Где он?
– На пляже, напротив «Бригантины» сидит.
– Спасибо, – сказал Таль и положил трубку.
Глава 6. Дурацкие игры
Утром ей, конечно, влетело по первое число. И эгоистка она, только о себе думает, и безответственная, и невоспитанная, и была бы помладше, ее бы точно выпороли. Янка слушала вполуха. Больно надо! Глеб, который вышел из душа, подмигнул Янке, мол, не обращай внимания, и все сразу стало хорошо. Весь день она как на крыльях летала. Только о мрачный взгляд Таля споткнулась, когда влетела на всех парусах в класс. Было видно, что Таль и ждал ее появления, и боялся. Она кивнула ему как можно равнодушнее, чтобы он не подумал, будто вчерашняя встреча с его отцом что-то для нее значит. Но Таль сам подошел к ней на перемене. Дождался, пока Даша убежит в туалет, сказал с вызовом:
– Не думай, что он пьет.
– Я и не думаю. Со всяким бывает.
– У них сокращения просто на фабрике. Он боится, что его тоже попрут. Кризис, фиг работу найдешь.
– Ну да… да не попрут, чего ты паникуешь раньше времени?
Таль неловко улыбнулся:
– Да я-то ничего, я наоборот, это он…
– Забрал его вчера? – решилась все-таки спросить Янка. А что? Таль ведь первым этот разговор начал.
– Ага. Еле дотащил… Он же здоровый!
– Вот вы где! – подлетела к ним Даша. – А у нас геометрию отменили! Киса заболела, сказали, заменять некому, так что окно. Гуляем?
Они пошли гулять на пляж и пропустили еще и биологию с литературой. Потому что сначала сидели у «Нептуна», потом полезли в старый сад санатория, а там встретили Глеба с фотоаппаратом, и он предложил им устроить фотосессию. Таль тут же нахмурился, но девчонки радостно его затормошили, и пришлось ему тоже позировать перед камерой.
– Хлыщ московский… – сказал он, когда они распрощались с Глебом и пошли на историю, пропускать которую было чревато.