Рука мастера Гарана скользнула в один из карманов у пояса. Он извлек маленький свиток, какой обычно отправляют с птицей. Свернутая полоска бумаги легла на стол и неспешно раскрылась, являя убористый почерк, которого издалека было не разобрать.
– Не имею ни малейшего понятия, – соврал король. Как ему показалось, совершенно невозмутимо.
– Правда? – холодно уточнил архимаг. Он снова полез в карман и достал оттуда такой же сверточек. Положил рядом с предыдущим. – Потому как чуть больше суток назад, уже на подъездах к Нордвуду, меня настигла вторая птица с новым письмом. В нем дочь заявляет, что вы своими руками убили мать ее хорошего друга и теперь готовы свести счеты и с ней самой, потому как она влезла в это дело помимо вашей воли. И вот теперь оказывается, что моя Гвин уехала.
Архимаг замолчал. Сложил на столе руки в замок и выразительно приподнял правую бровь. Ждал, что скажет монарх в свое оправдание.
– Возникло небольшое недопонимание, мастер Гарана. – Бариан Мейхарт тяжело сглотнул. – Я никого не убивал. Это вообще дело десятилетней давности. Несчастный случай. Но леди Гвинейн почему-то решила, что ответственность лежит на мне, и, – он замялся, подбирая слова, – она обвинила во всем меня и сбежала, решив, что я опасен. Уверяю вас, что это не так.
– У вас есть свидетели ее побега? – подала голос чародейка. Ее вопрос прозвучал сердито.
– Да, – неожиданно ответил Кевендил. Это был первый раз за долгое время, когда он решился заговорить. – Я все видел своими глазами. Она села на медведя посреди ночи и унеслась на нем в лес. Даже говорить не пожелала.
– И мы не знаем, куда она поехала, – повторил Бариан Мейхарт в надежде, что расспросы на этом закончатся. – Но мы убеждены, что в Нордвуде ее нет.
– Глупости, – фыркнул блондин.
– Крис? – Керика Гарана обернулась к нему.
– Пуговица осталась здесь? – уточнил Крисмер ВарДейк, подавшись вперед.
Архимаг повернулся к королю.
– Лошадь моей дочери все еще в вашей конюшне? – спросил он с едва скрываемым презрением на лице.
– Да, но…
– Гвин никуда не уехала, – бесцеремонно перебил короля Крисмер. – Она бы ни за что не бросила Пуговицу.
– Согласен, – кивнул один из братьев-чародеев. Тот, что носил при себе меч. – Если с ней все в порядке, она вернется за лошадью. А если нет… – Мужчина не закончил фразу, лишь многозначительно приподнял брови, глядя на архимага.
Глава Академии Чародейства поджал губы. Задумчиво забарабанил пальцами по столу. Несколько мгновений он лишь молча глядел в сторону Кевендила. Принимал некое решение, в которое никто из спутников вмешиваться не смел. Даже родная сестра.
Бариан Мейхарт невольно подумал, что, окажись он на месте Авериуса Гарана, а Девана – на месте Гвин, он бы не раздумывая принялся вершить самосуд и крушить все вокруг. И не остановился бы, пока не отыщет любимую дочь. Оставалось лишь надеяться, что его новоиспеченный родственник не столь горяч и жесток. Да. Они ведь с архимагом теперь родственники благодаря браку детей. Впрочем, напоминать о том король Нордвуда не торопился. Мало ли что там приключилось с этой взбалмошной рыжей девчонкой. Они и так на волосок от того, чтобы оказаться виновными в ее исчезновении. Кто же знал, что она не просто адептка, а ее отец – не какой-то там сумасшедший маг, помешанный на своих странных исследованиях? Ректор самой главной Академии Чародейства, да еще и личный советник Императора. Неловкое стечение обстоятельств, что и говорить.
В зал один за другим торопливо потянулись лакеи с подносами и тарелками. Они принялись накрывать на стол. Однако гости даже не взглянули на угощения.
– Мы останемся, – коротко сообщил архимаг, поднимаясь с места.
– Покажите нам ее комнату, – велела чародейка, поднимаясь следом за братом, равно как и трое других магов.
Бариану Мейхарту не оставалось ничего, кроме как кивнуть в знак согласия.
– Рад принимать вас всех под своей крышей, уважаемые мастера. Подготовьте лучшие гостевые комнаты, – велел он, обращаясь к Дарону. – А я лично сопровожу мастера Гарана и его спутников в спальню Гвин.
– В спальню? – Керика усмехнулась, скривив губы в ироничной полуулыбке. – Нам нужно взглянуть на рабочие комнаты Гвин. Особенно те помещения, куда она не допускала посторонних. И ваш сын пойдет с нами, полагаю?
Женщина смотрела на юношу так, точно была заправским таксидермистом и в ее жуткой коллекции не хватало лишь чучела молодого принца.
Но младший Мейхарт сохранял невозмутимость. Разве что выглядел бледнее обычного.
Кевендил коротко кивнул в ответ. Он встал со стула. Прочие советники последовали его примеру. Однако чародейка тряхнула головой, отчего металлические бусины в многочисленных косичках мелодично зазвенели.
– Больше никто не нужен. Спасибо. Остальные могут быть свободны.
Голос женщины звучал громко и уверенно, а интонация не допускала и тени неповиновения. Отчего король невольно вспомнил слова Гвин, которые слышал во время их последней встречи: «Гарана никто угрожать не смеет». Да и как тут угрожать, если даже возразить не удается? Гвинейн явно пошла в отца и тетку. И семья могла ей гордиться. К несчастью, Кевендил был слишком молод, чтобы понять это и совладать с такой женщиной.
Король украдкой вздохнул.
– Пройдемте, господа… и дама. Нам надлежит подняться в башню.
Процессия направилась на лестницу, устланную коврами, что вела на жилой этаж. Там-то, в широком коридоре, на них наткнулась милая пухленькая служанка с темными волосами.
Она торопливо раскланялась. Беглым взглядом окинула пришедших. И расплылась в широкой улыбке. Такой радостной, что Керика с подозрением нахмурилась.
– Вы ведь вернете нашу Гвин домой, милорд? – обратилась женщина к архимагу.
«Милорд» сдержанно улыбнулся в ответ.
– Навина! – одернул ее король.
– Простите, ваше величество. – Служанка сделала реверанс и виновато опустила глаза. – Но мы все очень переживаем. Народ судачит о том, что это был за медведь и куда наша добрая госпожа могла подеваться. Нам всем очень ее не хватает.
Керика обменялась с братом выразительными взглядами.
– Уверяю вас, сударыня, я заинтересован в ее возвращении как никто другой, – заверил женщину мастер Гарана. – Гвин отыщется. Моя дочь – тот еще кремень.
– Спасибо! – Служанка снова улыбнулась и спешно попятилась, пропуская господ. – Спасибо вам!
Процессия двинулась дальше.
– Навина прислуживает леди Гвинейн и моей дочери, принцессе Деване, – пояснил король. – Прошу простить ее излишнюю разговорчивость.
Авериус Гарана не ответил ничего, лишь медленно кивнул. Но то, скорее всего, относилось к его собственным мыслям.
Весь оставшийся путь в башню небольшая процессия проделала в молчании. И чем дольше оно затягивалось, тем сильнее король ощущал неловкость. Сопровождавшие архимага люди виделись ему не просто подчиненными или родственниками. В них ощущалась какая-то особенная сплоченность. То, как они без слов понимают друг друга по одним лишь взглядам. Как прислушиваются к замечаниям, невзирая на старшинство. Как уважают своего лидера… Не каждая семья может похвастаться подобным. Конечно, Гвин не хватало отца и близких. Хотела ли она обрести нечто схожее, когда вошла под крышу венценосных Мейхартов? Лишь глупец бы подумал, что не хотела.
Бариан Мейхарт ощутил невольный укол совести и вновь вспомнил о дочери, представляя ее на месте Гвинейн. А еще в памяти всплыл другой образ. Образ той, кого он старался забыть целое десятилетие. Монарх гнал эти мысли прочь, снова и снова вызывая в себе ненависть к ней, но подспудно понимал свою вину. Он любил ту женщину. И он же сгубил ее, как бы ни отпирался. А она мстила ему за это. До сих пор. Теперь – через Гвин, которая будто бы неосознанно торопилась повторить ее судьбу. И чем больше король об этом размышлял, тем хуже себя чувствовал.
Но вот наконец показалась тяжелая дверь заветных комнат. Король открыл ее сам, пропуская чародеев вперед. Сам же он и Кевендил зашли последними. Лишь обменялись взглядами. Взор короля выражал смятение. Принц же глядел сердито.
Бариан Мейхарт предпочел бы отослать наследника от греха подальше, дабы он не схлестнулся ненароком с возникшим из ниоткуда тестем. Но перечить архимагу и его сестре монарх не мог. Равно как и не представлял, сможет ли солгать левой руке Императора при крайней на то необходимости. Авериус Гарана умел глядеть на собеседника так, точно видел его насквозь, со всеми тайнами, недомолвками и увертками.
Чародеи тем временем разбрелись по стылому помещению, изучая обстановку. Похоже, после побега Гвин прислуга не заходила сюда вовсе. Не говоря уже о том, чтобы топить очаг.
Мастер Гарана остановился подле комода. Наклонился, поднял с пола изогнутый осколок стекла, похожий на кусок разбитой колбы. Чародей поднес его к лицу, понюхал. Затем посмотрел сквозь него на свет. Точно по мутным разводам на стекле мог понять нечто очень важное.
К нему подошла Керика. Архимаг молча отдал стекляшку сестре. Женщина понюхала ее, наморщила нос и нахмурилась. Выразительно посмотрела на брата. Тот кивнул.
Этот сдержанный жест не укрылся от короля Нордвуда. Бариан Мейхарт и его сын все так же стояли на пороге комнаты. Ни один из них и с места не сдвинулся. Лицо принца казалось непроницаемой маской. Монарх даже предположить не мог, какие мысли посещали его наследника. Задать вопрос он не решался, потому что сам чувствовал себя крайне неуютно в собственном доме. По причине появления в нем этой шайки колдунов, разумеется.
Да и вообще, Бариан Мейхарт впервые оказался в башне Гвин. Все эти месяцы он упорно выдумывал отговорки, чтобы ее не посещать. В первую очередь им двигала ревность. Из нее выросло отрицание того, как влиятельна его невестка. Король не хотел признавать, что Гвинейн – не просто послушная жена сына, а важный человек в королевстве. Но пока он отрицал эту важность, люди шли в башню за помощью. И даже принцесса Девана выказала любопытство в отношении того, чем Гвин тут занимается. Кевендил тоже пару раз бывал в кабинете супруги, но никаких ярких впечатлений этот визит не вызвал. Либо принц попросту не пожелал делиться ими с родителем. Бариан на него не давил. Он понимал причины поведения сына, как никто другой. Знал, какие чувства Кевендил питает к жене на самом деле. И даже теперь, видя на лице наследника сдержанное выражение, монарх с горечью осознавал, почему принц так бледен и напряжен. Почему губы его плотно сжаты, а взгляд не смягчается уже который день. Ответственность за состояние сына целиком лежала на самом Бариане. Но, как бы горько ему ни было, поделать ничего король не мог.